«Сейчас мы — самая важная страна в мире»: Павел Казарин о том, как война изменила Украину
«Я не очень понимаю, как писать о войне. Все время боишься скатиться в пафос, — пишет Павел Казарин на своей страничке в соцсетях. — Он рядом, он липкий и его сложно оттереть.
Сейчас у каждого свое ощущение времени. У кого-то дистанция с «довоенным» величиной в пропасть. У меня наоборот: кажется, что все началось позавчера.
24 февраля была моя очередь вести утренний эфир. Взрывы опередили будильник. Я ехал на работу и понятия не имел, как вести программу. Все, что мы подготовили накануне, потеряло смысл. Было страшно. Мы злились, чтобы не дрогнул голос.
Разговоры о том, «что ты будешь делать, если…» звучали с декабря. Я старался в них не участвовать. Просто есть категория вопросов, на которые нет смысла отвечать словами — можно только делами. 25-го февраля я пошел в военкомат.
Очередь на мобилизацию была большой и недвусмысленной. Служба в армии на глазах превращалась из обязанности в привилегию. Нам удалось попасть в последний вагон — уже на третий день войны военкоматы поняли, что предложение опережает спрос и начали брать лишь людей с опытом. На четвертый день за зачисление в армию начали предлагать взятки.
Это закономерно. Нашему поколению выпало жить в самый субъектный период истории страны. Нашим современникам будут ставить памятники. Их именами станут называть улицы. События этих дней дети будут изучать на уроках истории. Могу понять тех, кто хочет быть частью всего этого.
Война очень стремительно стерла границы. В моей роте служат директора и автомеханики. Ребята и девушки. Те, кто годятся мне в дети и те, кто годятся в родители. В нашем батальоне служат две гея, мы с ними стояли в одной очереди в военкомат. Прежние водоразделы исчезли. Они больше не имеют значения.
В 2014 году, когда российская армия захватывала Крым, мне казалось, что есть дефицит понимания. Что нужно расставить точки над «i». Я писал тексты и включался в эфиры. В 2022 году я езжу на стрельбище и дежурю на блокпостах. Все кристально ясно. Если нужно объяснять — значит, не нужно объяснять.
Когда «Титаник» столкнулся с айсбергом, первые полтора часа ничего не происходило. Пассажиры первого класса играли кусками льда в импровизированный футбол. А затем вода заполнила отсеки, количество перешло в качество — корабль за пятьдесят минут ушел на дно. С санкциями против России примерно так же. Нужно подождать.
Примета времени — в Киеве почти все закрыто. Но те, кто открыты, норовят тебя угостить. Вчера потратил пятнадцать минут: уговаривал владельца бизнеса взять у меня деньги за товар. Твердил ему, что война не только в окопах, что экономика должна работать, а деньги оборачиваться. Уговорил, но с трудом.
Кстати. Все происходящее — это еще и нефтяная скважина легитимности. Слежу за тем, как один персонаж наращивает себе аудиторию за счет видео с мест падения ракет. Место работы дает ему доступ к оперативным видео — а потому каждое утро в его ленте коллективная безопасность уступает место персональному хайпу.
Другой персонаж использует войну для сведения счетов: уверяет всех, что бронежилеты не закупают по вине антикоррупционеров. Фестиваль стервятников.
«Водяное перемирие» сохранять непросто. Медийные спикеры из разных лагерей порой устраивают «разведку боем». Приходится ловить себя за язык, чтобы не перейти в соцсетях на личности. Порой кажется, что интенсивность боев на передовой обратно пропорциональна срачам в тылу.
Отдельный вид антропологии — заходить на страницы украинской «партии Кремля». Часть перекрасилась. Часть удалилась. Некоторые притворяются волонтерами. Наверное, им попросту страшно. Вероятно, они надеются, что мы забудем. Нет, мы не забудем.
Сейчас каждый считает, что делает недостаточно. Всех объединяет чувство вины. У тех, кто выехал — к тем, кто остался. У гражданских — к военным. У тех, кто в тылу — к тем, кто на передке. Просто имейте в виду, что вы не одиноки. Что это чувство испытывают все, кроме нарциссов. Не верите мне — после войны спросите у терапевта.
Мы приняли присягу через три недели после того, как получили оружие. Кого-то оформляют как контрактников. Кого-то — как мобилизованных. На формальности не всегда остается время, поэтому многие продолжают служить «в своем». Самые ходовые размеры штатной одежды и обуви пока еще в дефиците, поэтому шутим про флибустьеров.
Киев сытый, вооруженный, злой и сосредоточенный. Город, в котором зашкаливают синергия, сотрудничество и солидарность. Да, я помню, что обещал обойтись без пафоса, но в этом случае можно.
В конце концов, прямо сейчас мы самая важная страна в мире. Ничего важнее нигде не происходит. Мы не планировали становиться персонажами кинофильма, но вот пришлось.
Что я буду делать после войны? Сяду на мотоцикл и поеду по стране. Мы очень многое о себе не знали. Очень о многом попросту не догадывались. Мне нужно будет в Сумы. И в Мариуполь. И в Херсон. И везде.
Подозреваю, что и вам тоже. Так что до встречи".
Фото Павла Казарина из социальных сетей
Материалы, опубликованные в рубрике «Блоги», отображают мнение автора и могут не совпадать с позицией редакции.
1203Читайте нас в Facebook
