В драмтеатре Мариуполя мужчины не уступили места в подвале женщинам с детьми и те погибли во время авиаудара: рассказ свидетеля
- Вскоре после начала войны я решил выбираться из окруженного врагом Мариуполя, — рассказал «ФАКТАМ» вынужденный переселенец музыкант Дмитрий Плаксин. — Собрал самые необходимые вещи и пошел в драмтеатр, потому что за несколько дней до этого местные украинские власти (город тогда еще не был оккупирован) назначили там место сбора гражданских, которые хотели организованно выехать из города по зеленому коридору. Но россияне коридора не давали, и я остался в драмтеатре, стал там волонтером, вместе с другими небезразличными людьми организовывал для всех быт, питание, медицинскую и психологическую помощь. Я почти не покидал театр, так что находился там, когда российский самолет сбросил на него бомбы.
«Люди порубили на дрова очень дорогие дубовые кресла зрительного зала театра»
— Когда в начале марта я пришел в драмтеатр, его подвал уже был полностью занят людьми, которые хотели эвакуироваться, — продолжает Дмитрий Плаксин. — Увидел, что между этими людьми нет сплоченности: они практически ничего не делали сообща. Показательно было то, что все готовили для себя еду порознь. А некоторым пенсионерам нечего было есть, они фактически голодали (кстати, через некоторое время и мне пришлось поголодать), находились в тяжелом психологическом состоянии. Людям в драмтеатре явно не хватало организованности. Это стало особенно очевидным, когда начался обстрел и те, кто в этот момент находились на улице (их было немало), бросились внутрь театра через одну дверь. Образовалась давка, чуть не затоптали бабушку.
Надо было наладить взаимодействие между собравшимися в театре людьми. Я решил этим заняться.
— С чего начали?
— Разыскал девушку-коменданта. До войны она работала в этом театре осветителем сцены. Видимо, из-за умения находить контакт с людьми полиция попросила ее стать комендантом. Я предложил ей свою помощь. Впоследствии к нам присоединились еще четверо небезразличных людей. Вшестером мы составили основу команды волонтеров, которая занималась организацией безопасности и быта людей в драмтеатре.
В первый день моего пребывания там мы создали медицинский пункт: нашли опытного врача, выделили кабинет. К слову, врач — жена главного режиссера театра. Он пошел воевать, был единственным военным, приходившим ночевать к нам в драмтеатр.
После организации медпункта мы создали вещевый склад. Затем — общую кухню. До большой войны я как музыкант участвовал во многих творческих фестивалях. На них, как правило, организуют такие кухни. Я предложил то же самое сделать для людей, которые ждали эвакуации в драмтеатре. Их количество ежедневно росло.
— Кто стал шеф-поваром?
— Кавказец по имени Михаил. Прекрасный человек. Он профессиональный повар, работал во многих городах Украины. Затем к нему присоединился еще один его коллега, которому приходилось работать даже в ресторанах Европы. У них была немалая (где-то до 30 человек) команда помощников. Она состояла из нескольких групп, каждая из которых специализировалась на той или иной работе: доставке воды, поиске дров, приготовлении еды.
— Кухню разместили на улице?
— Да. Военные подарили нам армейскую передвижную кухню. Чтобы хоть как-то защитить Михаила с его командой от осколков мин (периодически происходили обстрелы), мы окружили кухню оградой из деревянных поддонов. Чтобы минимизировать риски для остальных людей, организовали раздачу готовой пищи в театральном буфете под защитой стен. Сначала каждый приходил поесть, когда заблагорассудится. Впоследствии мы наладили прием пищи по графику.
— Где вы доставали продукты?
— У нас была специальная команда, участников которой мы называли сталкерами. Они искали по городу продукты и медикаменты — в магазинах и аптеках. На мой взгляд, в тех условиях это не было мародерством. Бывало, что военные открывали для наших сталкеров те или иные магазины и они брали самое необходимое. Если продуктов было много, они пытались организовать доставку автомобилем. Если нет, несли в рюкзаках и сумках. Впоследствии военные стали привозить нам продовольствие.
— А воду где вы брали?
— Недалеко от театра находится огромный подземный резервуар с водой, которую до войны использовали для фонтанов. Оттуда и черпали — с помощью ведер на веревках. Сначала мы опасались, что вода в конце концов закончится. Но этого не произошло. Военные тоже брали воду из этого резервуара. Не исключено, что она наполняется из подземных источников.
— Что пошло на дрова?
— К сожалению, люди по собственной инициативе начали рубить на дрова очень дорогие дубовые кресла из зрительного зала и другую мебель театра. Остановить уничтожение мебели было практически невозможно.
«Время от времени я поднимался на сцену, чтобы сыграть для людей на рояле»
— Как решили вопрос с туалетами?
— Все пользовались туалетами театра. Их санитарное состояние очень быстро стало ужасающим. Это была своего рода гуманитарная катастрофа. К счастью, откликнулись несколько пожилых женщин, которые согласились убирать туалеты. Приходилось не только чистить, мыть, но и вытаскивать из унитазов прокладки, остатки испорченных продуктов, тряпки и так далее.
Ответственные люди носили воду из резервуара, о котором я говорил, чтобы слить за собой в туалете. Остальные не сливали, и их «добро» приходилось убирать нашим пожилым волонтерам, взявшимся поддерживать чистоту в туалетах.
— Какой психологический климат царил среди людей в драмтеатре?
— Все жили надеждой на лучшее. Среди нас был психолог. Он согласился принимать тех, кто нуждался в его помощи. Люди к нему пошли. Что они ему говорили, я не слышал, но в один из дней у меня создалось впечатление, что самому психологу нужна моральная поддержка: руки у него тряслись, он подошел ко мне с просьбой: «Дима, найди мне сигарету!»
— Лекарств хватало?
— Это было одной из самых больших проблем. Врача сильно донимали бывшие наркоманы, проходившие курс специального лечения. До войны они получали в аптеках определенные медицинские препараты. Достать их в условиях боевых действий было невозможно. Эти люди сильно страдали.
У нас даже поселилось несколько душевно больных. Началось с того, что на улицах города появились люди, которые, скажем так, странно вели себя. Оказалось, что сотрудники психбольницы бросили своих пациентов и те стали бродить по городу. Некоторые из них прибились к нам. К счастью, они вели себя приемлемо. Хотя было исключение. Речь идет об одном мужчине, который пришел со своей мамой. Не знаю, был ли он пациентом психбольницы, но проявлял агрессию, угрожал убить кого-то ножом. Пришлось попросить неадеквата на выход с помощью волонтерской службы охраны, которую мы организовали. Ее возглавил профессиональный боксер. Впоследствии он вступил в ряды «Азова».
Кстати, в нашу службу охраны записалась 15-летняя девушка, которую потом ранил снайпер. Вышло так, что люди, которые вызвались заниматься охраной порядка в театре, намотали себе на рукава серебристые полоски из скотча. Военные, которые к нам наведывались, посоветовали снять скотч — ради безопасности. Ведь издали гражданского с лентой на рукаве могут принять за солдата. Все наши охранники послушались, а 15-летняя девушка — нет. Она «поймала» пулю, когда вызвалась сопровождать раненого в больницу в 17-м микрорайоне города. Этот район к тому времени уже был захвачен врагом. Когда машина с раненым заехала туда, российский снайпер выстрелил в нашу девушку-подростка. Вполне возможно, что он сделал это потому, что у нее на рукаве была та злосчастная лента.
— Девушка выжила?
— Рана оказалась несмертельной. Хирурги провели успешную операцию. Впоследствии девушку доставили обратно к нам. Но пережила ли она бомбардировку драмтеатра, я не знаю.
— У многих в театре свободного времени было в избытке. Чем люди его заполняли?
— Мобильной связи и интернета не было, гражданам пришлось оторваться от экранов смартфонов, знакомиться между собой, общаться. Периодически возникали споры между людьми, которые за Украину и теми, кто за россию.
А еще время от времени у нас устраивали концерты. Я тоже не раз играл на рояле, который стоял на сцене. Публике особенно понравилась моя авторская мелодия «Узник», меня просили играть ее на бис.
«Знакомые рассказывают, что нашли меня у руин театра. Я не терял сознания, но вел себя так, словно сошел с ума»
— Считали, сколько людей в результате собралось в драмтеатре, надеясь на эвакуацию?
— Да, примерно 1200. Среди них около 200 детей всех возрастов, в том числе младенцы и малыши, которым 2, 3, 4 годика. Количество мне известно благодаря тому, что мы организовали регистратуру. Военные предоставили нам список из нескольких вопросов, на которые должны были ответить люди во время регистрации: фамилия, имя и отчество, место регистрации, номер телефона. Более 1000 человек предоставили эти сведения, и около 150 — отказались. Среди нас были не только граждане Украины, но и группа пакистанцев.
Как я уже говорил, количество людей у нас росло — до 100 человек в сутки. В конце концов они заняли буквально все помещения — не только в подвале, но и на обоих этажах. Когда свободного места совсем не осталось, мы решили больше никого не принимать. Но военные привозили нам на бронированных машинах все новых и новых людей — спасали их из-под обстрелов. В приказном порядке заставляли приютить спасенных, потому что деваться им было некуда.
Понятно, что многие люди (в частности, женщины с детьми, пенсионеры) были вынуждены разместиться в потенциально опасных при обстреле местах — у окон. У нас была отдельная команда, которая добывала деревянные щиты и зашивала ими окна. Это снижало опасность того, что люди получат ранения.
С местами у окон связана очень неприятная история. Дело в том, что в подвале (то есть в достаточно безопасном месте) поселилось немало мужчин со своими семьями. Сначала я обратился к ним с просьбой поменяться местами с детьми и женщинами, которые разместились в наземной части у окон. Мужчины решительно отказались. Впоследствии, когда мы организовали службу охраны, я повторил попытку. Попросил начальника охраны (боксера) и его ребят помочь мне. Мужчины из подвала (кстати, большинство из них оказались поклонниками «русского мира») снова не согласились, сказали: «Если что-то случится, кто будет наши семьи спасать?» Я предложил разрешить спор по-спортивному: устроить цивилизованный кулачный бой. Если мы победим, мужчины из подвала выполнят наше требование. Они не захотели. Думаю, мы бы наконец добились своего силовым методом, но вмешалась дипломатичная комендант. «Ринга здесь не будет», — заявила она. Мужчины так и остались в подвале.
Через пару недель после того, как российский самолет разбомбил драмтеатр, я пришел к его руинам — надеялся найти свои документы. Дэнээровские спасатели тогда еще продолжали разбирать там строительные конструкции. Я объяснил, что мне нужно, и они попросили показать, где что находилось накануне бомбардировки. Поэтому у меня была возможность осмотреть руины. Увидел, что подвал остался почти невредимым. Получается, те, кто там находился, выжили, а люди в наземной части погибли или получили ранения, в том числе дети. Как с этим моральным бременем будут жить мужчины, которые не уступили малышам места в подвале?!
— Что вы делали в тот момент, когда российский самолет разбомбил драмтеатр?
— Не помню, как это произошло. Я пришел в себя через несколько дней после той бомбардировки в совершенно другом укрытии. Очень болела и кружилась голова — последствия сильной контузии. Знакомые потом рассказали, что они увидели меня возле разрушенного театра. Я не терял сознания, но вел себя так, словно сошел с ума, нес какую-то околесицу. Они отвели меня в другое укрытие, где я впоследствии будто проснулся — стал нормально воспринимать действительность. Что было накануне бомбардировки и до того момента, когда пришел в себя в другом укрытии, не помню.
— Куда вы потом пошли?
— К себе домой. Вышел из укрытия на улицу, и для меня начался режим выживания. Везде уже были установлены дэнээровские блокпосты. Пулю можно было «поймать» только потому, что ты молодой человек. Дома еды не было совсем. Я несколько дней голодал. Пожил в пяти разных укрытиях, в частности, в церкви и музыкальном училище, в котором когда-то учился. Иногда удавалось выпросить у кого-то одно-два печенья. Наконец-то мне повезло: разыскал своих друзей. Мы стали держаться вместе. Жить стало легче.
— Вы говорили, что ваши документы пропали под завалами драмтеатра. Как удавалось проходить через блокпосты сепаратистов?
— Дома сохранилось призывное свидетельство. В армии я не служил, но призывное имел. Там указаны моя фамилия, место регистрации. Этот документ и предъявлял. Прохождение любого из блокпостов представляло опасность. Скажем, одного из моих друзей дэнээровцы задержали и посадили в подвал соседнего с блокпостом дома (это распространенная практика). Слава Богу, к конце концов его отпустили. Но нервов эта история стоила больших. На другом блокпосту одного парня дэнээровцы поставили на колени и стреляли у него за головой из автомата. Тот бедолага не видел, куда они целятся. Представляете, что он тогда пережил? Я находился метрах в пяти от него.
Читайте также: «Инсценируют расстрелы»: в Мариуполе оккупанты издеваются над людьми в фильтрационных лагерях
Однажды дэнээровцы чуть не убили меня. Я не услышал, что они приказали остановиться, и шел дальше. Вдруг пуля звякнула у самого уха — мне целились в голову! Я застыл на месте. Когда сепаратисты подошли, увидел, что они очень пьяные, от них воняло алкоголем.
В конце концов я поселился у одного из друзей, живущего напротив драмтеатра. У него дома наконец-то выспался. Я, кстати, недосыпал, даже когда жил в театре, ведь регулярно в пять утра начинались российские обстрелы или украинские военные открывали огонь по врагу. Приходилось просыпаться. Я называл эту канонаду «суровые мариупольские будильники».
«Я вырвался из Мариуполя по поддельному свидетельству о прохождении фильтрации»
— Вы долго приходили в себя после контузии?
- Где-то неделю у меня было головокружение. Они бывают и сейчас. Но, к счастью, все реже.
— У вас есть версия того, почему россияне разбомбили драмтеатр, где находились только гражданские и возле которого была огромная надпись на земле «ДЕТИ»?
— Есть версия, что эта трагедия произошла из-за ошибочных сведений, которые предоставили россиянам дэнээровские лазутчики. Дело в том, что недалеко от драмтеатра в здании компании «Азовинтекс» тогда находились украинские военные (сейчас об этом уже можно говорить). Разведчики сепаратистов могли ошибиться и дать россиянам неверную информацию. Как мне рассказывали люди, первые две бомбы были сброшены с самолета на драмтеатр, а третья — на здание «Азовинтекс».
Что касается надписи «ДЕТИ», то я говорил людям, которые ее делали, что если летчик получит приказ нас разбомбить, он это сделает, несмотря ни на какие надписи. Так и случилось.
— Как вам удалось выбраться из Мариуполя?
— Помог друг по Международному обществу сознания Кришны, участниками которого мы оба являемся. Он сделал с помощью ксерокса поддельное свидетельство о прохождении фильтрации. На его машине мы окольными путями добрались до села Васильевка Запорожской области, где находится последний блокпост россиян, точнее, кадыровцев. Очень долго стояли в очереди. Но главное, что контроль прошли и добрались до украинского блокпоста. Когда я увидел наших солдат, почувствовал себя счастливым человеком. У наших даже выражение глаз, лицо другое, чем у захватчиков: у украинцев — человечное, а у оккупантов — злое, неприязненное, жестокое.
— Где вы поселились в Киеве?
— Мои единоверцы-кришнаиты устроили меня жить в квартире человека, который сейчас живет в Индии. Пока занимаюсь восстановлением документов. Ищу работу. До войны зарабатывал частными уроками музыки.
Ранее «ФАКТЫ» сообщали, что в Мариуполе оккупанты сносят дома без разбора завалов, под которыми могут находиться тела погибших людей, после чего всё вывозят на мусорный полигон. То есть тела гражданских выбрасывают прямо на свалку.
Фото в заголовке REUTERS/Pavel Klimov/Scanpix/LETA
38602Читайте нас в Facebook
