«Русские расстреляли машину родителей. Мама погибла, раненого отца я прооперировала сама»: история врача из Бучи, которая спасает переселенцев
Жизнь хирурга-травматолога Оксаны Мироненко война разрушила дважды: в 2014 году, когда женщина вместе с мужем и детьми вынуждена была уехать из Луганска, и в феврале 2022-го, когда они с семьей уже жили в Буче Киевской области. В марте россияне убили мать Оксаны. Отца, который был тяжело ранен, Оксана спасла, самостоятельно сделав ему операцию.
Несмотря на пережитое, Оксана не сдалась. Переехав на Ивано-Франковщину, начала там оперировать раненных военнослужащих и гражданских, которых привозили из «горячих точек». Параллельно начала помогать в расселении переселенцев. Вскоре инициатива Оксаны переросла в создание благотворительного фонда. Оксана и ее команда уже помогли тысячам переселенцев, и продолжают делать это каждый день.
«Мама с папой из Счастья приехали к нам в Бучу 23 февраля»
Свой фонд Оксана Мироненко назвала «Наш сокол» — в честь мамы Натальи Соколовской. Русские убили Наталью в тот момент, когда она вместе с мужем, отцом Оксаны, пыталась выехать из оккупированной Бучи в Киев. Это случилось 4 марта.
- Родители планировали приехать в Киев, забрать моих детей и вместе с ними уехать на запад Украины, — рассказывает «ФАКТАМ» Оксана Мироненко. — Мы с мужем должны были остаться в Киеве. Мы оба врачи, и понимали, как важна наша работа в такие моменты. К тому же однажды мы уже пережили войну, и знали, что в критической ситуации умеем собраться и делать то, что от нас требуется. В 2014 году война застала нас в Луганске. Тогда мы успели посадить в последний поезд детей вместе с моими родителями, а сами остались. Еще надеялись, что оккупации не случится, и этот ужас скоро закончится. А когда город все же оккупировали, нас долгое время оттуда не выпускали — было много раненых, и им нужны были врачи. То, что я врач, в каком-то смысле меня спасло — я нужна была террористам как профессионал, и они не делали со мной то, что творили со многими другими женщинами.
Читайте также: «Уцелела только чугунная печка»: Валерий Харчишин показал, как разбирает завалы своего уничтоженного дома
Когда нам с мужем все же удалось оттуда выехать, мы поехали в Киев. Первое время жили у знакомых. Друзья помогли нам с арендой жилья (людям из Луганска тогда сдавали квартиры крайне неохотно), и мы обосновались под Киевом. Последние три года жили в красивом деревянном доме в лесу в Буче. Мы с мужем работали в известной медицинской сети «Добробут», и жизнь, казалось, наладилась. Родители оставались в городе Счастье Луганской области, который на тот момент не был оккупирован. Но буквально за день до 24 февраля мы уговорили родителей приехать к нам. Я не верила, что возможна полномасштабная война, но ситуация в Луганской области уже сильно обострилась, и мы решили, что родителям будет лучше уехать. Мама с папой приехали в Бучу 23 февраля. А 24-го они должны были отмечать годовщину свадьбы — 43 года вместе…
В первый день нам, как и многим другим, ошибочно казалось, что в Буче будет безопаснее, чем в Киеве. Но когда прилетать стало совсем близко, ощущение безопасности прошло. А когда стало понятно, что русские совсем близко и уже заходят в Бучу, я поняла, что нужно спасать детей. Дочке 11 лет, а я еще в Луганске видела, что с девочками ее возраста творили русские солдаты.
Родители уезжать из Бучи отказались. Мы с мужем и детьми остановились у друзей в Киеве. Муж сразу заступил на дежурство — «Добробут» в тот момент уже работал как госпиталь и принимал раненых. Я оставалась с детьми, и на телефонной связи с родителями. Долго уговаривала их уехать, и вечером 3 марта они сказали, что на следующий день будут пробовать выехать. Утром 4 марта позвонили: «Мы едем».
Читайте также: Покупают у Голландии передовые технологии для войны: как рашисты обходят санкции
Я попросила маму по дороге не разговаривать по телефону, следить за навигатором и, если что не так, разворачиваться и ехать назад. Даже подумать не могла, что это был наш последний разговор. До сих пор жалею, что не сказала ей что-то другое… Но я действительно хотела как лучше. Дальше с ними на связи уже была сестра. Проезд, через который родители планировали вырваться в Киев, закрыли у них перед носом. Их развернули, и мама вспомнила, что есть еще одна дорога. Родители не знали, что эта дорога уже несколько часов обстреливалась русскими, поэтому поехали туда.
Проехали несколько метров, и по их машине начали стрелять. Мама с папой выбежали из салона, начали стучать во все двери, но все вокруг было закрыто. Они вернулись назад в машину и папа, развернувшись, попытался уехать. Но русские снова открыли по ним огонь. Мама погибла сразу. А папу ранило, и он потерял сознание. Сестра позвонила мне с другого телефона и, рыдая, рассказала все, что смогла услышать. Я сказала ей ни в коем случае не вешать трубку и пытаться докричаться до родителей. Сестра продолжила их звать, и в какой-то момент папа ее услышал. Ее голос привел его в чувство. Он выбежал из машины. Двери пассажирского сидения не открывались, и папа хотел вытащить маму через разбитое стекло. Но потом увидел, что она погибла… «Даже в тот момент она была такой красивой, — рассказывал потом папа. — Ее ранили в голову сзади, и в грудную клетку. А лицо оставалось чистым, и красивым…»
Схватив телефон и какие-то документы, папа под обстрелами выбежал из машины и бросился к открытой неподалеку калитке. Там забежал в сарай, лег на пол и отключился. Когда мне удалось с ним связаться, он сообщил, что мамы больше нет, машина взорвалась, а сам он ранен. Я старалась отключить эмоции и как можно подробнее расспросить его о ранении. Потом рассказала ему, как правильно перевязать раненную руку — и начала искать варианты, как его оттуда вытащить. Долго разговаривать по телефону папа боялся — слышал, как рядом ходили русские, стреляли, и понимал, что его могут найти по дорожке крови. Я тем временем обратилась во все возможные службы, дошла до губернатора… Но в это место никто не ехал, это было слишком опасно. К счастью, через третьи руки мне удалось найти людей, которые находились в ста метрах от отца. Они взяли папин номер телефона и рассказали ему, куда идти. Папа шел огородами, под обстрелами, и все же нашел этих людей. Они оказали ему первую помощь, за что всю жизнь буду им благодарна.
«С повязкой на голове и белой тряпкой в руках отец прошел два российских блокпоста»
- Позже раненый папа смог выбраться в Ирпень, — продолжает Оксана. — С повязкой на голове и белой тряпкой в руках прошел два российских блокпоста. Говорил с оккупантами на русском. Когда те увидели в его паспорте регистрацию в Луганской области, пропустили. Повезло еще, что оккупантов отвлекли какие-то пьяные. Папа рассказывал, что он шел и видел, как вокруг лежали мертвые люди… Когда папа наконец оказался в Киеве, я отвезла его в «Добробут» и сама прооперировала. Говорят, что нельзя оперировать своих близких — на эмоциях можешь потерять контроль. Но мне некого было попросить. Хирургов по кисти не так много, и так совпало, что это как раз моя специализация. Поэтому я сделала это сама. Мне удалось собраться. Более того, в ожидании, пока папа выйдет из наркоза, прооперировала еще одного раненого бойца.
После этих событий Оксана с мужем вывезли семью на запад Украины. Остановились в Ивано-Франковской области.
- Кроме личных вещей, у нас были с собой сумки с хирургическими инструментами и медикаментами — на случай, если в дороге кому-то придется оказывать помощь, — говорит Оксана. — Оказавшись в Ивано-Франковске, мы с мужем сразу включились в работу — наши услуги понадобились в госпитале, куда привозили раненых «азовцев». Параллельно занимались сбором гуманитарки — смогли отправить в Лисичанск целую фуру с вещами первой необходимости. А будучи на связи с известной организацией «Восток SOS», я стала организовывать прием и размещение прибывающих в регион переселенцев. Одним из первых был запрос от коллеги, начмеда Северодонецкой больницы, откуда нужно было эвакуировать 18 раненых. Нам удалось организовать прием этих пациентов в Лысецкой райбольнице на Ивано-Франковщине. И в результате мы приняли даже не 18, а больше пятидесяти человек. Отдельно договаривались со «скорыми» — частными и государственными, которые должны были встретить этих людей. Было нелегко, но все получилось.
Читайте также: «Тарас мог катапультироваться, но не стал, чтобы увести самолет от села»: на Николаевщине героически погиб пилот-истребитель
С тех пор было много таких эвакуаций. Мне звонили знакомые: «Сможешь принять еще людей?» И я делала все возможное и невозможное для того, чтобы это организовать. В общей сложности по Ивано-Франковскому региону мы распределили больше пятисот переселенцев. Среди них много тяжело больных, лежачих, которым нужен особый уход. Постепенно у меня появилась целая команда волонтеров. Например, Рома, который уже стал членом моей семьи. Его однажды прислали ко мне «поволонтерить» — а теперь, когда я уезжаю в Киев, он сидит с моими детьми. Или дочки переселенки из Ирпеня, которую я прооперировала — познакомились со мной из-за мамы, а в результате присоединились к моей команде. Наша команда уже как настоящая семья. Рома мне как старший сын, а Иванка уже давно у нас стала главной, это я ей подчиняюсь (улыбается. — Авт.). Я всегда говорю, что люди в нашем фонде способны сделать невозможное. Даже если речь о тяжелом пациенте-переселенце, которого, казалось бы, совсем некуда пристроить, они найдут место. Мы придумали несколько схем размещения людей — размещаем их на турбазах, в домах, находить которые помогает союз риелторов, а некоторые помещения оборудуем под территориальные центры для пожилых людей, которые потом берут на баланс местные ОТГ. Кроме того, одна из наших девочек-волонтеров уже сама лучший риелтор по бюджетному жилью — знает область лучше всех чиновников.
Конечно же, мы сталкиваемся с огромным количеством трудностей. Некоторые из них связаны с бюрократией, некоторые — с нежеланием чиновников на местах что-то делать, даже если разработан соответствующий механизм. Некоторых приходится заставлять работать. На мои звонки уже не отвечает половина сотрудников администрации области, потому что знают: я звоню с проблемой, которую нужно решать.
.jpg "Оксана Мироненко с мужем")
Историй о том, как фонд Оксаны помог семьям переселенцев — сотни. Это истории людей, которых удалось вывезти вместе с лежачими родственниками из-под обстрелов на Донетчине, Харьковщине, Николаевщине. И не просто вывезти, а разместить в достойных достаточно комфортных условиях. Например, СМИ рассказывали о Елизавете из села в Изюмском районе Харьковской области, которая вынуждена была выехать вместе со своими четырьмя детьми эвакуационным автобусом на Полтавщину. Отдельно волонтеры вывезли ее лежачую бабушку, которую сначала разместили в больнице на Ивано-Франковщине, а потом «Наш сокол» и «Восток SOS» нашли для семьи дом в селе, где установили печь, сантехнику и все необходимое. Теперь семья снова вместе.
- Многие бояться выезжать из регионов, где сейчас очень опасно, именно из-за лежачих родственников, — говорит Оксана Мироненко. — Они уверены, что таких людей нигде не ждут, и им негде будет жить. Это не так — на улице мы точно никого не оставим. Как бы это ни было сложно, мы можем организовать и эвакуацию, и встречу с реанимобилем, и дальнейшее размещение. Главное, чтобы люди остались живы. Потому что цены человеческой жизни не существует. Кстати, «Наш сокол» — это не единственный мой проект. Еще я возглавляю благотворительный фонд медицинской сети «Добробут» Dobrobut Foundation. «Добробут» ежедневно принимает пострадавших в результате военных действий — и благодаря фонду этим людям удается помогать бесплатно. Наши раненые военнослужащие получают качественное лечение и проходят реабилитацию в достойных условиях. Мы благодарны всем, кто делает донаты. Всем, кто предлагает любую помощь — будь то 10 гривен, или возможность отвезти что-то на машине переселенцам, которых опекает «Наш сокол». Все это каждый день приближает нас к победе.
1970Читайте нас в Facebook
