«Когда увидела на тесте на беременность две красные полоски, была в шоке»: о пережитом на «Азовстали» и в плену в Еленовке рассказала военный врач Марьяна Мамонова

«Поначалу я очень много плакала…»

В феврале, когда началось полномасштабное вторжение россии, Марьяна даже не догадывалась, что ждет ребенка. Новость о том, что началась война, застала ее на боевых позициях в Широкино Донецкой области:

«Мы выехали на выполнение боевого задания, и там нас застала война. Хотя на самом деле для нас война началась дней на шесть раньше — в зоне ООС активные боевые действия начались еще 18 февраля. Потом мы перебазировались в Мариуполь… Каждый мой день на войне был разным — в зависимости от потерь. Ты ездишь на позиции, забираешь раненых, погибших, их ценные вещи… Едешь в госпиталь и понимаешь, что от того, что ты сделаешь и как быстро доедешь, зависит их жизнь. По дороге оказываешь помощь, стараешься остановить кровотечение. Делаешь все, что можешь… В Мариуполе каждое утро начиналось с того, что враг приветствовал нас обстрелами из авиации и артиллерийских установок. Не могу сказать, что мы там в принципе спали… Относительно легких раненых мы забирали в свой бункер, потому что госпиталь не справлялся — раненых было слишком много. Медикаментами мы были обеспечены, но ближе к концу марта они начали заканчиваться. Перевязочные материалы были, а вот с антибиотиками, которые так необходимы многим раненым, стало сложнее…»

Вспоминая о своих эмоциях во время войны, Марьяна призналась:

«Чувства притупляются. Сначала каждую потерю воспринимаешь как собственную. Но когда теряешь десятки человек, начинаешь относиться к этому немного иначе. Начинаешь понимать, что есть случаи, когда ты, к сожалению, действительно ничего не можешь сделать. Поначалу по отношению к каждому раненому у меня просыпались материнские чувства: я думала о том, что это чей-то сын или отец. Особенно сложно было, если это были ребята из батальона, которых я знала лично. Часто знала и их родителей — ребята давали телефоны близких, просили что-то им сообщить, передать. Ты начинаешь общаться с этими родителями, привыкаешь к ним. И тут человек погибает. А его мать, как будто что-то чувствуя, начинает писать тебе чаще, чем раньше, спрашивает, как сын… И ты не знаешь, что ответить. Поначалу я очень много плакала…»

Вспомнила Марьяна и момент, когда она узнала о своей беременности. Это было уже на «Азовстали»:

«У меня было ощущение, что со мной что-то не так. Но я понимала, что на столь стрессовую ситуацию организм женщины моет реагировать по-разному, в том числе задержкой и быстрой утомляемостью. А однажды я пришла в столовую, где жарили лук с морковью, и меня от этого запаха немного вывернуло… Но даже тогда я не думала, что это может быть оно. Перебирая вещи в сумке, нашла там один тест на беременность. Сделала его только потому, что мне было жаль его выбрасывать неиспользованным. И увидела две жирные красные полоски. Сказать, что я была в шоке, — ничего не сказать. Я понимала, что мы в Мариуполе, который находится в трех кольцах. Что бежать некуда. И я не представляла, что будет дальше».

Ощущение полной безвыходности — это, по словам Марьяны, было самым страшным за время ее пребывания на «Азовстали»:

«Хуже всего понимать, что выхода нет. К смертям мы уже даже привыкли. Смерть была повсюду — смерть женщин, детей, пожилых… Самое страшное — понимать, что выхода нет, и ты в любом случае, скорее всего, погибнешь. Я даже писала мужу, чтобы поставил мне белый памятник. Он ответил, что я ненормальная…»

«Мужу о беременности не сказала. Если бы погибла, ему было бы еще больнее»

О том, что ждет ребенка, Марьяна долго мужу не сообщала. Хотя очень хотела.

«Я не могла сказать, — вспоминает Марьяна. — Много раз набирала это сообщение, но потом стирала. Я понимала: 80, нет, даже все 95 процентов, что я погибну. Мужу будет очень больно. Но если он будет знать, что погибла не только я, но и наш ребенок, ему будет еще больнее… Так пусть лучше не знает, что нас было двое… Находясь на «Азовстали», я так и не сказала ему об этом прямо. Только присылала в переписке эмодзи с семьей из трех человек — папа, мама и ребенок. Я думала, он не понял, что это означает. А потом оказалось, что все он понял… Я прямо сказала ему о ребенке, уже когда была в плену в Еленовке. Нам тогда разрешили позвонить родным. Говорить можно было не больше двух-трех минут. Услышав голос мужа, я начала плакать. Сказала, что беременна. Он сказал мне: «Зая, не переживай. Все будет хорошо».

Рассказывая о том, как попала в плен, Марьяна признается: было очень страшно:

«Нам не раз говорили, что плен у кадыровцев — это самое страшное, что только может быть. Ужасно было понимать, что через какую-то долю секунды твоя жизнь может закончиться… Когда мы только попали в плен, командир моей части сразу сказал, что я жду ребенка, и попросил меня не трогать. Когда мы прибыли в Еленовку, там тоже уже знали, что я беременна, и меня не били. Могли толкнуть, зацепить, дернуть. Но пыток не было. По отношению к другим девочкам были. В СИЗО с женщинами работают только женщины, а они часто бывают более жестокими, чем мужчины. Есть девочки, которых психологически сломали. Им нужна будет психологическая помощь. На меня давили морально: оскорбляли, унижали. Называли убийцей мариупольских детей. Предъявляли мне такое обвинение на допросе. «Как я могу быть убийцей, если я врач?» — говорю.

За время в плену я поменяла шесть или семь камер. Сначала нас в камере было четверо, а потом в камере для шестерых нас было сорок человек. Сорок девочек, каждая со своей историей, своими слезами, переживаниями. Это было очень сложно. На протяжении дня нас каждый час выводили из камер и пересчитывали. Из еды в первый день принесли суп без ложки (ложки были «не положены), который состоял из воды, квашеной капусты и двух-трех картофелин. Это был такой завтрак. Потом стали давать пшеничную кашу, кусок хлеба и чай.

Первые три недели помыться было негде. Мы спали в грязной одежде… Волосы… Никогда не думала, что, если их три недели не мыть, они станут похожи на дреды. Потом уже мы мыли волосы моющим средством для посуды. Это, кстати, лучше, чем мыть их хозяйственным мылом… Гигиенических средств у нас не было два месяца. Когда у девочек начинались месячные, им давали медицинские халаты: их рвали на куски и делали из этой ткани прокладки".

Несмотря на то что оккупанты знали о беременности Марьяны, ее вплоть до седьмого месяца не осматривал ни один врач:

«Мне говорили, что все это „не положено“. Поэтому до седьмого месяца меня вообще никто не осматривал, и я не сдавала никаких анализов. В конце июля один из конвоиров заметил у меня сильные отеки, и тогда мне наконец вызвали врача. Приехали гинеколог и медсестра. Померили давление, прямо в камере меня посмотрели, потом забрали на УЗИ. Когда я спросила пол ребенка, врач сказал: „Девочка. Нет, мальчик“. А потом: „У вас ребенок“. На этом все. Сказали, что плод в порядке и показаний к госпитализации нет. Меня забрали в больницу 23 августа. Я запомнила дату, потому что очень ждала этого дня — на 24-е планировался обмен, и я надеялась, что меня обменяют. Но этого не случилось, меня забрали в больницу в Донецк. Там ко мне приставили двух конвоиров, которые почему-то думали, что я только и жду момента, чтобы сбежать или выпрыгнуть в окно. Вооруженные автоматами, они ходили со мной даже в туалет».

Марьяна вспоминала, как разговаривала со своим еще не родившимся ребенком. Как, оказавшись на свободе, погладила живот и сказала: «Все, манюня, мы дома». Родила в Луцке с помощью кесарева сечения. Рядом были муж и родители. Сейчас Марьяна с маленькой Анной и мужем временно живут во Львове. Сразу после рождения малышки в Луцке молодой семье подарили квартиру, в которой сейчас идет ремонт. Когда он закончится, семья переедет в свое жилье.

«И будем строить свою жизнь уже в Луцке, — сказала Марьяна. — Сейчас я стараюсь быть мамой-мамой. Это помогает не думать о том, что было. Такой совет мне дал психотерапевт, с которым я разговаривала после освобождения из плена. Муж тоже просит меня не думать о прошлом. Все равно ведь я не могу ничего изменить…»

Ранее о судьбе Марьяны Мамоновой рассказала «ФАКТАМ» ее подруга Ксения. По ее словам, медик в последнем сообщении с «Азовстали» написала: «Я во что бы то ни стало вернусь домой. Ждите».

Читайте также: «Я обняла свой живот и сказала: «Все, манюня, мы дома»: освобожденную из плена военного врача выписали из больницы

835

Читайте нас в Facebook