«По ночам приходил чеченец, вытаскивал кого-то из камеры и жестоко избивал»: пожарный Николай Зубаренко о жизни в оккупированной Балаклее
Украина постепенно и планомерно возвращает оккупированные российскими захватчиками территории. На днях был деоккупирован Херсон — единственный областной центр, который смогли за 8 месяцев захватить рашисты. Пока жители этого города приходят в себя после изгнания оккупантов, на других освобожденных от захватчиков территориях уже вовсю кипит жизнь.
Балаклею освободили в середине сентября в результате успешного контрнаступления ВСУ на Харьковщине. Радость победы омрачили ужасные находки в этом городе, которые оставили после себя россияне: несколько пыточных, в которых оккупанты издевались над украинскими гражданами, и стихийные братские могилы, где хоронили расстрелянных мирных жителей захваченных украинских городов.
Пожарный Николай Зубаренко не уехал из родного города даже после того, как туда пришли россияне. Он вместе со своими коллегами продолжал работать в пожарной части Балаклеи. Несколько раз в эту часть приходили представители оккупантов и пытались склонить пожарных к работе на оккупационный режим. Но работники ГСЧС почти все остались верны присяге на верность украинскому народу. А потом в один из дней за Николаем пришли.
Зубаренко до сих пор не может понять, для чего россияне его арестовывали, если отпустили из заключения через пять суток. Слава Богу, сам Николай не испытал на себе все ужасы пыточных, хотя и был свидетелем того, как россияне измывались над украинскими гражданами.
«Когда россияне заходили в Балаклею, город словно вымер»
— Россияне вошли в Балаклею 6 марта. Много ли жителей города до того момента уже покинули свой город? — спрашиваю у Николая Зубаренко.
— Нет. К тому моменту почти все жители Балаклеи были на месте.
— Как вы думаете, почему? Ведь с 24 февраля, когда началось полномасштабное вторжение в Украину, до 6 марта было время эвакуироваться.
— Возможно, жители Балаклеи надеялись на какой-то благополучный исход, что россияне не дойдут до нашего города.
— 24 февраля в половине пятого утра в Балаклее тоже были слышны взрывы?
— В половине пятого утра меня телефонным звонком разбудил сын. Он тоже работает в ГСЧС и как раз был на смене. Говорит: «Вывезите всю мою семью в Протопоповку. Россияне сейчас бомбят Харьков». Я не поверил своим ушам. Вышел на балкон — тишина. Никаких взрывов. Переглянулись с женой, и она говорит: «Позвони товарищу в Харьков». Я снова вышел на балкон с телефоном, и как раз в тот момент, когда разговаривал с товарищем, я увидел сначала сам взрыв, а потом уже услышал звук от этого взрыва. Это россияне стреляли по арсеналу, но попали куда-то за городом.
— Страшно было?
— Конечно, страшно. А как тут еще может быть? Любому нормальному человеку будет страшно.
— А вы почему не уехали с семьей?
— У меня такая работа, что я должен был оставаться в городе. Я же работаю в ГСЧС. Но это одна причина. Я коренной житель Балаклеи. У меня нет родственников в других регионах Украины. Ехать все равно было некуда.
— Вы помните тот день, когда россияне начали заходить в ваш город? Какова была реакция местных жителей на оккупантов?
— Первые две колонны прошли по объездной дороге, но в сам город не заходили. Чуть позже пошла третья колонна. И вот они уже зашли в Балаклею. Мне все было хорошо видно из окна и даже удалось кое-что снять на видео. Что меня поразило: в этот момент весь город словно вымер. Все сидели по домам и не знали, как себя вести.
— Оккупанты сразу начали хозяйничать в городе?
— Нет, в первые дни они вели себя очень тихо. И потому у многих жителей нашего города создавалось такое впечатление, что они переночуют и уйдут. Но закончился март, начался апрель, и мы поняли, что россияне никуда добровольно уходить не собираются.
«В апреле начался террор. Людей задерживали на улице и заставляли копать окопы. С этих работ возвращались не все»
— Как оккупанты вели себя с жителями города?
— Опять же, сначала никого не трогали. А в апреле начался террор. Людей стали задерживать на улице и заставлять рыть окопы. С этих работ возвращались не все. Некоторые просто исчезали. До сих пор их родные не знают, где они.
— В апреле уже начали говорить о том, что рашисты устроили в городе несколько пыточных?
— Об этом стало известно не сразу. Просто местные разговаривали между собой, что куда-то начали исчезать люди.
— К этому вопросу мы вернемся чуть позже. Вы же вместе со своими коллегами, как я понял, продолжали работать в ГСЧС. Россияне пытались вас или ваше руководство склонить к сотрудничеству?
— Они начали издалека. Сначала приехали к нам, чтобы попросить воды для своих нужд. А потом начали приезжать все чаще. Появились, как у нас их называли, «спецы» — представители российских спецслужб. После проведенной с руководством нашего подразделения беседы один из наших начальников в срочном порядке выехал на территорию, подконтрольную Украине. И уже потом, через некоторое время, в Интернет кто-то выложил его расписку о том, что он дал согласие на сотрудничество с оккупантами. Видимо, давал эту расписку, чтобы спастись и выиграть время, а потом убежать.
«В нашем городе еще до войны жило много таких, кто ждал прихода россии»
— Россияне в марте вошли в город без боя. Откуда столько разрушений?
— Так россияне сами и обстреливали Балаклею, чтобы рассказать местным о том, что их обстреливают ВСУ. Это же было видно, кто именно обстреливал город. Достаточно было посмотреть, как в это время спокойно себя вели оккупанты.
— Куда в основном стреляли?
— Били по военному заводу. Но очень часто попадало и по частному сектору, и по квартирам.
— Мирные люди в результате обстрелов погибали?
— К сожалению, да. От этого не спрячешься. Это россияне знали, когда и куда прилетит, а обычные люди этого не знали.
— И многие из местных верили в то, что их обстреливают ВСУ?
— Вы понимаете, в нашем городе еще до войны жило много таких, кто ждал прихода россии. Их ни в чем убеждать не было необходимости. Но в основном местные люди знали, кто на самом деле их обстреливает.
— Николай, а на что вы жили все это время? Вам платили зарплату?
— Конечно, платили. Украина платила. Деньги приходили на карточку. Вот, только, снять их было очень сложно. Но выкручивались. Просили бизнесменов обналичивать деньги за определенный процент. Перекидывали свои зарплаты им, а они уже как-то доставали наличку. Ни один банкомат в городе не работал.
— А магазины в городе работали? Был товар?
— Да, магазины работали. Но товаров было не так много. Их возили поначалу из оккупированного Купянска, а потом в магазинах на полках начали появляться товары из «днр».
— Рубли уже ходили?
— В магазинах можно было что-то купить только за гривни. Это уже ближе к осени начали появляться цены и в рублях.
— Судя по всему, ближе к осени россияне и сами уже поверили в то, что они в Балаклее останутся навсегда?
— Да, они постоянно об этом говорили жителям города, что Балаклею украинцам уже не сдадут.
«Как только я назвал свою фамилию, мне тут же заломили руки назад, надели наручники, а на голову — мешок»
— В августе вас арестовали… Не было впечатления, что вас кто-то сдал? Ведь ваш младший сын служил в ВСУ и, к сожалению, погиб. Я слышал, что родственников воинов ВСУ россияне искали в каждом захваченном ими городе.
— Меня однозначно кто-то сдал. И это был, скорее всего, кто-то из моих коллег. Я даже знаю кто. Но, поскольку у меня нет доказательств против этого человека, называть его имя не буду.
Я был на службе, когда в нашу пожарную часть приехали россияне. Весь состав караула они выгнали на улицу и начали спрашивать фамилии. Как только я назвал свою фамилию, мне тут же заломили руки назад, надели наручники, а на голову — мешок.
Меня привезли в местный райотдел полиции и кинули в камеру. Камера была небольшой — где-то два на три метра. Нас там было пять человек.
— Вас допрашивали?
— Нет. Я вообще не знаю, что это было. Провел в камере пять суток. Потом меня вывели из камеры, посадили в машину и сказали, что я еду в Украину. Я не знаю, какому святому мне молиться, что меня не трогали. Кстати, едва меня отправили на подконтрольную Украине территорию, я позвонил сыну и сказал, что ему нужно уезжать из Балаклеи. Договорился с перевозчиком, который забрал сына и привез его в Харьков. Как раз вовремя. Потому что несколько часов спустя в дом, где он жил с семьей, пришли оккупанты, чтобы арестовать уже его.
— Вам, можно сказать, повезло…
— Мне — да. А вот про других арестованных такого не скажешь. Их нещадно избивали. По ночам приходил какой-то, судя по акценту, чеченец, вытягивал из камеры кого-то на выбор и прямо там же жестоко избивал. А кого-то забирали куда-то на допросы. У нас был один мужичок в камере, которого звали Сергей. За те пять суток, что я находился в камере, его несколько раз вызывали на допросы, и он оттуда еле-еле приползал чуть живой.
Вообще, тогда задержали многих моих коллег из пожарной части. Среди них были и две наши женщины — диспетчеры. Слава Богу, над нашими девушками не издевались. Но по ночам к ним приходил некий Мурат, который сказал, что будет их куратором. Я его запомнил еще до ареста. Он часто приезжал раньше в нашу пожарную часть и пытался вести разговоры с сотрудниками. О чем этот Мурат разговаривал с девчатами каждую ночь, к чему склонял, я не знаю.
— Вы уже вернулись домой после деоккупации родной Балаклеи?
— Да, едва россиян изгнали из нашего города, я и все мои коллеги, которые были вынуждены уехать, вернулись в Балаклею. Мы все продолжаем работать в «пожарке».
— Как Балаклея сегодня живет, после оккупации?
— Можно сказать, что прекрасно. Город оживает, восстанавливается, люди возвращаются. Правда, и сам город, и его окрестности сильно заминированы. Вот, например, в селе под Балаклеей, где у меня дача, было разбросано очень много так называемых «лепестков». К сожалению, при разминировании уже несколько раз подрывались пиротехники. Недавно скорая помощь подорвалась на мине. Наши приехали на место тушить пожар и доставать тела погибших и попали на противотанковые мины. Россияне перед тем, как уйти, минировали все, что только можно.
Ранее «ФАКТЫ» публиковали рассказ полицейского из Балаклеи, который до вторжения россиян в город работал в местном полицейском управлении.
2406Читайте нас в Facebook
