«Сегодня умерли 2 собаки, бабушка Галя и любимый Мариуполь»: шокирующий дневник мальчика из оккупированного города передали Папе Римскому
«Горькие строки, где Егор пишет, что у него «сегодня умерли 2 собаки, бабушка Галя и любимый город Мариуполь» — парализуют своей трагичностью. Егор молился: если его семье придется умереть, то пусть вместе с ним, чтобы он не остался один.
То, что дневник Егора отныне в Ватикане — это исключительный момент истины. Этот дневник, как послание к Богу, олицетворяет не только боль, он олицетворяет отвагу целого поколения детей, которые сегодня переживают войну против Украины", — написала Тина Кароль в Facebook.
«Из головы дочери лилась кровь, а у Егорки рана на спине была настолько глубокой, что мне казалось, я видела его легкие»
Дневник Егора Кравцова многие сравнивают с всемирно известным дневником 13-летней Анны Франк, которая во время Второй мировой войны скрывалась с семьей от нацистского террора в Нидерландах. Дневник Анны впоследствии стал важным документом, разоблачающим нацизм. Дневник Егора разоблачает страшные преступления, которые совершила и продолжает совершать россия в Украине.
Дневник начинается с написанного прописными буквами слова «ВОЙНА». Дальше мальчик пишет, как он «хорошо поспал, проснулся, улыбнулся», а затем раздались первые взрывы. Страшное описание смертей близких, соседей, любимых животных чередуется с другими новостями — например, Егорка пишет, что у него «появилась подруга Вика», «у нее хорошие родители», а у него самого вскоре день рождения.
Мама Егора Елена Кравцова долго не знала, что сын ведет дневник. Нашла его записи случайно.
— Своих любимых собачек сын нарисовал с крыльями, потому что «они вместе с дедушкой полетели на небо», — рассказала «ФАКТАМ» Елена Кравцова. — Когда 18 марта в наш дом прилетел снаряд, одну собачку разорвало осколками, вторую завалило… Тогда же получил смертельные ранения мой отец. Это был уже второй прилет. Дома были мы с Егоркой и моей старшей дочерью Вероникой, мои папа, мама и 91-летняя лежачая бабушка. Когда начался обстрел, папа отправил нас с мамой и детьми в ванную. А сам остался в коридоре держать входные двери, с которых слетел замок во время предыдущего взрыва. Там его и завалило.
— А на нас в ванной обвалился потолок, — продолжает Елена. — Помню рану на голове дочери, из которой лилась кровь, а у Егорки глубокую рану на спине. Настолько глубокую, что мне казалось, я видела его легкие… У меня тоже были раны и на руке, и на ноге, но я их вообще не заметила. Думала только о том, как спасти детей. Раненый папа не мог двигаться, и я сумела только дотащить его до более или менее уцелевшей комнаты. С ним осталась мама. Ему немедленно нужна была помощь, но получить ее было негде — ни врачей, ни аптек, ни препаратов. Следующие шесть дней он так и лежал на полу. А потом умер у мамы на руках…
Спасая раненых детей, я с ними под непрекращающимися обстрелами побежала к родным — дяде Жене и его жене, которые жили рядом в многоквартирном доме…
Там Елене с детьми родные оказали первую помощь. Но уже через несколько дней их выгнали из квартиры кадыровцы. Семья вынуждена была прятаться в подвале соседней многоэтажки. Там же, в сырости и антисанитарии, Елене и детям делали перевязки. Елена вспоминает, как Егор из-за раны на спине не мог лежать и вообще не мог спать.
— Но он держался как настоящий мужчина, почти не плакал, — говорит Елена. — После того, как добрые люди перевязали нам раны в чьей-то квартире на первом этаже, сын на запыленном столе написал пальцем: «Спасибо»…
Позже, не имея возможности уехать из Мариуполя, Елена с детьми перебрались обратно в разрушенный дом.
— Обстрелы продолжались, хотя возле нашего дома были уже не столь интенсивными, — говорит Елена. — Я не знаю, как мы там выжили. Без окон, с пробитой крышей, с нашими ранениями… Все вокруг было разрушено, ни одного уцелевшего здания. На улицах — трупы, горы мусора и сожженных вещей, невыносимая вонь… Мы долго искали, кто бы мог нас вывезти, и наши планы все время срывались. Когда мы все-таки нашли человека, который был готов это сделать, оккупанты устроили нам «фильтрацию» с обысками, угрозами и унизительными допросами. Это чудо, что нам удалось вырваться.
«Нет ни дня, когда бы мы не вспоминали наш город»
— Наш дом и наш город теперь разрушены, — сказал «ФАКТАМ» Егор. — В дневнике я рисовал дома, которые бомбили. За 50 метров от нашего дома стояли танки и бабахали на «Азовсталь»… А собак наших нарисовал с крыльями, потому что они же умерли. Нас накрыло, и их тоже. Даньку порезало стеклом, а Бимку завалило. Они теперь на небе. И дедушка тоже…
Разговаривая с «ФАКТАМИ» год назад, Елена признавалась, что растеряна — жить семье было негде и не на что. Тогда ни Елена, ни Егор еще не подозревали, что вскоре их ждет неожиданный и очень приятный сюрприз — квартира в Бурштыне Ивано-Франковской области, которую семье подарила Тина Кароль.
— О таком подарке мы даже не могли мечтать, — признается «ФАКТАМ» Елена. — Началось все с того, что мы попали к Тине Кароль на концерт, который она давала в киевском метро. Прямо во время концерта Тина позвала Егора на сцену, где они поговорили. Сын был в полном восторге. Впервые после того кошмара, который мы пережили, я увидела, как сын радуется, смеется… А через какое-то время звонок: «Тина Кароль хочет подарить вам квартиру». Я не могла в это поверить. Казалось, что таких чудес просто не бывает.
Егор с мамой и сестрой живут в новой квартире с августа прошлого года.
— Не верится, что совсем скоро будет уже год, как мы здесь, — говорит Елена. — Мы обживаемся и, наверное, уже можем назвать это место нашим домом. Егор, пожалуй, обжился лучше всех. У него уже здесь много друзей. Сейчас лето, и он все время пропадает с ребятами во дворе. Дети его тепло приняли, он полюбил местную школу.
Конечно же, ничто пережитое не забылось. Несмотря на то, что Ивано-Франковская область — место относительно безопасное, мы живем в постоянном страхе. И Егорка, и мы с дочкой боимся звуков грозы и даже звуков проезжающих ночью под домом автомобилей. Во время воздушных тревог мы не спим — читаем, в каком направлении летят ракеты, анализируем, через сколько они могут долететь до нас. Вряд ли нам как-то помогает эта информация, но мы не можем иначе. Я панически боюсь услышать звук взрыва или пролетающего мимо «шахеда». Мне кажется, что если я опять что-то такое услышу, больше никогда не смогу спать. Мариупольцы, с которыми мы общаемся, делятся похожими эмоциями. Где бы мы ни находились, наши травмы с нами. И это, наверное, уже навсегда.
Нет ни дня, когда бы мы не вспоминали наш город. Мариупольцев, с которыми я сейчас общаюсь, я бы поделила на две категории. Тех, кто знает, что после деоккупации все равно не сможет вернуться, потому что уже не сможет жить на крови и костях. И тех, кто вернется, несмотря ни на что — восстанавливать, отстраивать, собирать по кирпичику. Похоже, что я отношусь ко второй категории. Мы очень любим наш новый дом, и я не знаю, как выразить благодарность Тине Кароль и всем, кто нам помог. Но я чувствую, что после деоккупации поеду назад. Буду делать все для того, чтобы наш город стал таким, каким он был раньше. Каждый день молюсь за то, чтобы это произошло как можно скорее.
Напомним, на днях рашисты совершили очередное преступление: ударили ракетой по пиццерии в центре Краматорска, в результате чего восемь человек погибли, десятки ранены.
1686Читайте также: «Русских нужно забить под землю на полтора метра за все, что они натворили», — писатель Ян Валетов
Читайте нас в Facebook
