«Россиян надо забить под землю на полтора метра за все, что они натворили», — писатель Ян Валетов

— Ян, вы не раз подчеркивали, что ошибочно не рассматривать как вариант и неблагоприятный исход войны. «Если есть план А и план Б, то нужно обязательно продумать план П. Не в формате «все пропало, все умерли», а в формате «что мы будем делать, если…» У вас самого есть ответ на такой вопрос? Вот что делать, если наши планы не сбудутся? К тому же, по вашим словам, «в жизни ничего и никогда не идет по плану, тем более по оптимистическому».

— В принципе, я с самого начала говорил о том, что эта война очень надолго. Считаю, что формата, который обеспечил бы нам победу, не существует. Потому что для этого необходимо полное военное поражение россии. А это, грубо говоря, взятая москва, разделение российской федерации на какие-то зоны, а затем уже наша дальнейшая работа по их (!) денацификации, демилитаризации, денуклеаризации и всего остального.

Я не сильно верю в этот вариант, потому что понимаю, что на это нет ни сил, ни нужного количества войск. Да и в принципе занять такую территорию и поддерживать каким-то образом там необходимый для изменения общественных настроений режим весьма нетривиальная задача. Она очень сложная, она требует большого количества людей, оружия и, прежде всего, полного и окончательного военного поражения россии. Честно вам скажу, при всем моем оптимизме и вере в ВСУ, не питаю иллюзий по поводу того, что наши танки когда-то будут катиться по брусчатке Красной площади. Я уверен в том, что мы выиграем, но совсем не уверен в том, что это случится в таком формате.

Вижу этот формат, скорее, следующим: мы отправим-таки россию к границам 1991 года и получим рядом враждебную, большую, достаточно сильную и достаточно ресурсную страну, которая на протяжении десятков лет будет вынашивать планы реванша и вернется при первом же удобном случае. Мы это уже видели в Чечне, мы знаем это из истории Финляндии, которую они вначале отпустили на вольные хлеба, а потом решили прибрать к рукам. То есть на самом деле ничего нового не происходит. Подобное россия уже проделывала не один раз. И у меня нет оснований предполагать, что после нашего выигрыша этот план не будет приведен в действие.

В связи с этим я как бы строю ответные планы — не в расчете на поражение, а в расчете на длительный конфликт, в который несомненно перерастет любой исход этой войны. Все равно будет очень неприятно, так как у них есть возможность кошмарить нас на расстоянии нескольких тысяч километров. Их точные ракеты могут кончиться. Зато у них есть все для того, чтобы производить неточные. Они владеют этими технологиями.

Читайте также: «Россияне бросили в нас бомбу, но ударной волной сносит именно их», — спикер InformNapalm Михаил Макарук

К тому же мы ведь знаем характер наших соседей. Они жрать не будут, жить не будут, но будут пытаться нас убить. И ненависть свою будут растить. И этот их психоз обязательно будет продолжаться. То есть без смены режима там мы обречены на вечную драку с этой ордой.

Мне шестьдесят лет. Я понимаю, что при моей жизни это не завершится. И даже если вам будут говорить обратное — рассказывать, что завтра они станут белыми и пушистыми, я на вашем месте не верил бы, поскольку исторически так никогда не было.

Потому нам нужно разрабатывать планы о построении милитарного общества, о создании военных союзов, о возобновлении нашей военной промышленности — вот просто максимально, как только можем. А это означает, что мы должны стать другой страной. Поскольку на протяжении последних тридцати лет мы из прекрасной индустриальной державы становились этакой постиндустриальной. Свою военную промышленность мы пролюбили. То пролюбили, это пролюбили. «А кто на нас нападет? А что нам всем будет?» Теперь так рассуждать не получится. Значит, нужно поменять тактику и стратегию.

Стратегия — это построение самодостаточной милитарной системы. А это мощная армия и военная промышленность, которая способна эту армию одевать, обувать, вооружать и делать для нее боеприпасы.

Нам следует жить, как в Израиле или Швейцарии (там есть народное ополчение). То есть мгновенно, просто по щелчку пальцев, вставать под ружье в случае необходимости. В каждом доме должны быть жилет, автомат, запас патронов, а любой мужчина должен четко знать, что в момент, когда прозвучит звонок, он обязан в течение часа-полутора-двух прибыть в пункт назначения. Такую систему нам придется создавать с нуля.

Читайте также: «Это реально третья мировая война, которая набирает обороты», — Тамара Гориха Зерня

— Для этого нужно полностью изменить наше мышление, наши взгляды на оборону страны. Мы же, пережив серьезные катаклизмы, как правило, успокаиваемся и не желаем ничего менять. Вы ведь постоянно подчеркиваете, что история нас учит тому, что еще никогда ничему не научила.

— У нас просто нет другого варианта. Мы, конечно, можем не построить такую систему. Но тогда нам следует понять, что мы исчезнем. Причем россиянам на это много времени не понадобится. Если мы не начнем меняться, то, думаю, через четыре-пять лет, даже если мы их сейчас загоним за Можайск в прямом и переносном смысле, они все равно придут снова.

И когда они придут второй раз, нам уже мало не покажется. Потому что они тоже умеют учиться. Они придут готовыми, они учтут ошибки. Уже не двинут длинными колоннами, а их топливозаправщики не будут плестись где-то в семидесяти километрах сзади.

Слушайте, опять-таки если взять исторический аспект — тот самый, о котором мы с вами уже неоднократно говорили, — вспомнить первую и вторую чеченскую войны, вспомнить 1939 год в Польше, которая в 1920-м их выкинула за пределы пинками. А что случилось дальше? А дальше они вернулись, уже многому научившись. Так что прямо хочу сказать, что будет не очень хороший эксперимент. Вспомните, во что превращен Грозный и каким стал чеченский народ, у которого с гордостью все было в порядке. Поэтому нам некуда будет деваться от необходимых перемен.

— Буквально на днях спорила с коллегой, которая надеется на военный переворот в россии.

— Давайте даже не будем такое обсуждать. Это чистой воды глупости. Кто этот военный переворот устроит?

— Она считает, что прозреют генералы.

— Вот мне интересно, какие генералы. Она может назвать одно-два имени, то есть какого-то лидера в их армии? В Чили были генерал Пиночет и еще несколько генералов — люди образованные, сильные, решительные. Они спасли Чили в свое время. А тут кто?

Читайте также: «Никто не проявлял во время войн большей жестокости и садизма, чем россияне», — генерал Виктор Назаров

— Вы прекрасно знаете историю. На глазах всего мира вырос и окончательно оформился этот монстр. Почему он обрел такие черты? Откуда у россиян склонность к изуверствам, такая лютая ненависть именно к нам?

— Мы были частью этой империи, причем не худшей. Каждый раз, когда я слышу плач Ярославны наших соотечественников, мол, их сильно гнобила Российская империя, всегда хочу напомнить, что мы этой империей управляли и мы ее придумали. Они без нас не одержали ни одной военной победы. Поэтому ненависть к нам это — знаете, как бывает? — попытка убить жену, которая от тебя ушла. Вот была любимая и желанная, а тут прямо перед тобой вильнула хвостом: «Да пошел ты». Это первое.

Второе. Не забывайте, что любое имперское правление связано с определенными парадигмами, которые эта империя насаждает. Она добровольно не отказывается от своих территорий, просто не имеет права на такое. Иначе, если не будет расширяться, перестает существовать. Поэтому все события, которые произошли с нами в 1991 году, это прямое оскорбление империи. Она захочет нас вернуть, даже если мы были бы ей не нужны. Мы все равно ей нужны, потому что мы ее часть, потому что они считают, что они нас создали.

Кто они, правда, для меня большая загадка. Но ведь любой имперский проект вненационален. Так что тут речь идет не об украинцах, а о мятежной части империи. Она охотно принимает в свои проекты любую национальность. Кто такой русский? Если ты предан империи и живешь ее интересами. При этом мы знаем огромное количество великих украинских фамилий в истории россии. Это была культурная, военная и экономическая элита.

Приведу такой пример. Иудея была житницей для Рима, она давала ему хлеб. В российском Нечерноземье и за Уралом не очень хорошие условия для произрастания зерновых и прочих культур. Кто давал хлеб россии, кто был ее житницей? Украина. Кто давал лучших солдат? Украина. Кто, в конце концов, являлся огромной буферной территорией между соседями и россией? Украина.

То есть это невероятно важная часть империи. И вот она поворачивается и уходит. Так что это не ненависть к украинцам. Это ненависть к мятежникам.

Мы не можем говорить о том, что Украина моноэтническое государство. И это, кстати, наше огромное счастье. У нас около ста национальностей, и все мы украинцы. Мы политическая нация. Мы мятежная часть империи, которая пытается оторваться. Поэтому шансов на то, что нас будут любить, нет.

Читайте также: «Я плачу от любви к Украине. От того, что мы с ней сделали», — российская журналистка Виктория Ивлева

Ну скажите, какое дело уйгурам и бурятам до Украины? Это чисто имперское желание вернуть нас обратно, заставить любить, дружить, снова нас эксплуатировать и т. д. Это все объяснимые вещи.

Я не говорю о животной жестокости. Любая война — это животная жесткость. Вспомните хотя бы, что творилось в Сербии, Хорватии, Косово, Албании во время Югославской войны. Это же огромная трагедия. Но люди жестоки по сути своей. Русские не более жестокие, чем мы. Просто за очень длительное время пребывания в Европе мы усвоили некие моральные аспекты, которые сдерживают эту жестокость. Они их усвоили хуже. Вот и вся разница.

То есть человек — весьма странное существо с очень тонким налетом цивилизации. Этот налет сдувается просто в один миг. Поэтому что могу вам сказать? Да, если взять участие русских в европейских войнах, они прославились не очень хорошими действиями. Но мы должны помнить, что в рядах российского войска в те периоды были и наши соотечественники. Полагаю, что какой-то особой гуманностью или еще чем-либо они не выделялись. Мне так кажется.

Читайте также: «Россияне ненавидят указанного им врага, но еще больше — друг друга», — Роман Безсмертный

— Вы считаете, что «победить русских можно только с помощью русских», и говорите, что такой подход — это чистой воды прагматизм. Каким образом мы можем победить их с их же помощью? На кого нам делать ставку, учитывая тотальное оболванивание народа и то, что их так называемая оппозиция абсолютно травоядная?

— Согласен. У них сейчас нет оппозиции, на которую можно было бы опереться. Но если мы чего-то не имеем, что нам остается? Создать это, правильно? То есть в принципе это то, что делают сейчас наша разведка и интеллектуальная часть армии в приграничных российских районах. Этот наш троллинг — «все купили в военторге» — доводит буквально до неистовства российскую пропаганду. Но, ребята, мы же повторяем один в один то, чему вы подвергали нас в 2014 году. Мы просто косплеим ваши действия и пытаемся изобразить сейчас, что в россии действительно существует некая сила, которая способна свергнуть власть путина.

Появилась ли она в действительности за 24 года его правления? Думаю, что нет. Можно ли повалить огромную страну? Их 140 или 120 миллионов — не играет роли. Как не играет роли, сколько нас сейчас — 36 миллионов или 27. Играет роль соотношение сил. Оно приблизительно один к шести. И нам нужно этого громадного Голиафа одолеть.

Каким образом это можно сделать? Броситься на него, пытаться его царапать и кусать? Россию защищает ее размер. То есть мы не можем прийти на Урал и там заставить всех жить так, как мы находим нужным. Да и не надо это делать на самом деле.

Нам необходимо опереться на каких-то людей. Если их нет, значит их нужно туда заслать, их нужно создать, воспитать, купить — неважно. Нам в обязательном порядке нужна какая-то сила внутри россии, которая будет ее менять. Потому что всех их убить нельзя, хотя очень хочется. Поверьте, мне тоже. И поменять их нельзя. Просто физически. Вы не приедете на остров Ольхон переделывать живущих вокруг Байкала бурят и не приедете в Улан-Уде. А их танкисты, стрелки и мотопехота убивают нас, насилуют, грабят. Я не о бурятах плохо говорю. Просто привожу пример.

Потому что все они вместе — это российские вооруженные силы. Они состоят из людей, которым, в общем-то, на Украину в высшей степени наср*ть. Но они приходят сюда, потому что им платят деньги и потому что им, наверное, внутренне нравится убивать. Я не понимаю, как можно убивать не для защиты родной страны, своей семьи, своей земли, могил предков. Но это же не мы пришли в Бурятию.

Поэтому давайте думать. Если это получится, будет здорово. Это будет одна из самых крутых контрразведывательных операций в мире.

Многие могучие и умные страны создавали нужные настроения в обществе других государств. Они собирали вокруг каких-то идей нужных людей и те меняли нравственную и идеологическую парадигму. Например, господа большевики, оплаченные немецким Генштабом, умудрились повалить Российскую империю. А кем они были до тех пор, пока не появились немцы? Никем. Эти люди с 1905 года не находились в россии, они не представляли, чем живет народ и вообще не знали, что там происходит. Но они были настроены решительно. Воспользовавшись деньгами Германии и полной импотенцией тогдашней российской власти, сделали так, что россия вышла из Первой мировой войны, не только потеряв огромное количество людей и территорий, но и все преимущества победителя. Она перешла в разряд стран, которые ничего по результатам войны не получили. Зато получили большевики. Так что надо учиться у немецкого Генштаба. Россию можно повалить только таким образом.

Читайте также: «Война для нас закончится, когда будет полностью перезагружен российский режим», — Павел Климкин

— Россияне сегодня готовы умирать за путина? За год настроения в их соцсетях немного изменились. Если раньше был сплошной патриотический угар и восторг по поводу СВО, то теперь все чаще мелькают резонные вопросы типа «зачем нам нужна была эта спецоперация?» Впрочем, пока подобные реплики единичны. И, что интересно, если год назад на такой комментарий сразу набрасывались — «у нас завелся иуда», «да ты, чувак, работаешь на ВСУ», то теперь молчат, а иногда даже поддакивают. То есть вроде появляются ростки недовольства.

— Такие примеры — это создание теплой ванны. А я вам приведу в пример учителя средней школы, выпускники которого погибли в Украине, и он пошел мстить.

Думаю, реальная поддержка действий власти около 75−80%. Я не социолог, мне очень сложно в данной ситуации оперировать цифрами, да и не нужно на самом деле. Но могу такое говорить, судя по тому, что читаю не только в соцсетях, но еще и слышу от своих знакомых россиян. То есть это не российские социологические исследования, которые легко нарисуют нужные кремлю цифры. Вот спросите пользователей Интернета, сколько из них им пользуются. Результат будет 100%.

У российской оппозиции, которая выехала на Запад, тоже не стопроцентное отрицание путина. Там достаточно много людей, которые выехали по колбасным соображениям. Но при этом там все-таки, думаю, около 80% будут поддерживать Украину и будут против войны, которую организовала россия.

С другой стороны, мы же с вами имеем общих друзей в Израиле. Вам не говорили, какое количество «ваты» сидит там?

— И в Германии, и далее по списку.

— И в Америке, поверьте, и в Канаде. Да где только их нет. Причем это очень часто люди, например, еврейского происхождения, которые, гордо почесывая свой семитский нос, возмущаются: «Мы же русские. Как так? Это ведь нашу страну обижают». Они уже тридцать лет живут за границей, с русскими имели когда-то лишь общее место проживания, но при этом твердят такое.

Я сторонник того, чтобы такие вещи выяснять экспериментальным путем. Например, когда россияне начнут массово прятаться от повесток. В Шебекино сейчас нет сторонников войны. А в Курске или Брянске их полно.

Когда люди начинают на своей шкуре ощущать, что такое война, идиотизм у них убавляется. Но для этого необходимо, наверное, все-таки сделать то, что мы сделали с Шебекино. Там уже стоит конкретный вой. Но подождите, ребята, мы же вас не трогали, на минуточку. Это ж вы рассказывали, что мы собирались вас захватить. Ну, тогда о’кей.

Я, кстати, считаю, что мы можем пока поменять Донецкую и Луганскую области на Курскую, например, Брянскую, Белгородскую, Орловскую. Потом поменяем обратно. Полагаю, что имеем полное право такое сделать. Потому что они это сделали с нами, придя сюда.

Читайте также: «На ужин давали „деликатес“ — немытые вареные шкурки от картофеля, перемешанные с какой-то непонятной рыбой»: рассказ о пребывании в российском плену

— Еще одна ваша цитата. «Единственное, чего я хочу, это справедливости в библейском смысле слова. Око за око, зуб за зуб. Я понимаю, что это трудно достижимое желание, но я надеюсь, что они тоже хлебнут войны вдосталь. По самые ноздри. И захлебнутся в крови, дерьме, разрухе и горе, которые с собой принесли. Я атеист, я знаю, что бога нет, но, если бы он был, он бы меня понял. Я не о мести сейчас говорю — я говорю о возмездии за содеянное. Договариваться там не с кем, да и не о чем. А вот заставить их жалеть о содеянном — самое то». Каким образом можно заставить дремучих, тупых, неизлечимых, убежденных в своей правоте и величии людей жалеть о содеянном?

— Ракеты очень сильно помогают. Например, я знаю у нас очень многих граждан с откровенно пророссийскими настроениями, которые после прилета первой же ракеты стали украинскими патриотами. Причем неподдельными. Когда вы прячетесь в ванной, а обломки падают рядом с вашим домом и взрывной волной выбивает окна, ваша любовь к россии как-то пропорционально уменьшается. И чем ближе упало, тем пропорциональнее уменьшилась.

Вот они выпустили по нашей территории свыше пяти тысяч ракет. Честно вам скажу, если бы горели москва, питер и другие города моей молодости, которые были родными, у меня ничего не дрогнуло бы по этому поводу. Вот ничего. Если бы в Коломну, где делают «Искандеры», прилетела бы такая же ракета, какая на днях прилетела в село Подгородное нашей Днепропетровской области и убила там людей, я не жалел бы Коломну. Люди, которые развязывают войну, должны быть готовы, что она придет к ним в дом.

— Уже давно нет никакого сострадания ни к так называемым хорошим русским, ни к жителям российских приграничных районов, где сейчас очень неспокойно. Его просто не может быть.

— Поэтому око за око. Что они сделали с Киевом, с Николаевом (недавно там был, у меня волосы дыбом встали), с Харьковом, с милым зеленым Черниговом, с Ирпенем, с Херсоном?

— С Бахмутом, Мариуполем, Лисичанском, Северодонецком, Марьинкой, Авдеевкой.

— На Донбассе вообще выжженная земля. Непонятно, что там потом восстанавливать. Да россиян надо забить под землю на полтора метра за все, что они натворили.

Еще раз повторю. Мы имеем полное право на все, пока они не поймут, что любое движение в их сторону это не «а нас за что?» и не «как это, украинцы по нам стреляют?» И чтобы их дети ср*лись от одной мысли, что мы к ним придем. Конечно, мы к ним приходить не будем. Но главное, чтоб они ср*лись.

Читайте также: «Мальчишка нам говорит: „Отец вернется с войны и купит мне велосипед“, а тело отца лежит где-то рядом в пакете», — журналист Евгений Спирин

— Вы часто завершаете свои тесты призывом: «Тримаємось!» Да, прошел первый шок, мы вроде немного адаптировались. Но нас постоянно кошмарят ночными ракетными атаками, мы не можем планировать вообще ничего и находимся в постоянном стрессе. Как держаться, когда вокруг такое происходит?

— Надо жить сегодня. Это правильная позиция. Завтрашнего дня может не быть. Для любого из нас. Где бы мы ни находились — в Хмельницком или в Покровске (бывшем Красноармейске), в Днепре или в Запорожье. Каждый завтра может умереть от прилетевшей ракеты, от снаряда, от еще чего-нибудь. И хрен они у нас отберут этот сегодняшний день жизни. Поэтому тримаємось и не вс*ремось (еще одно мое любимое слово).

Мне очень часто говорят: «Вот работают рестораны». Да прекрасно, что они работают. Это означает, что живет наша экономика. И люди, которые сейчас на фронте рискуют собой и умирают, воюют за то, чтобы здесь была мирная жизнь. Иначе быть не может, понимаете?

Смысл войны в том, чтобы стало лучше твоему народу. При всей спорности этой аргументации я уверен в том, что должны работать экономика, предприятия, бизнес. Мы должны платить налоги, которые будут идти на то, чтобы у нас была могучая армия, должны создавать новое общество и новую промышленность (у нас фактически не осталось старой; например, в металлургии и не только мы потеряли колоссальное количество объектов), должны перестроиться и жить сегодня. Потому что война может не кончиться завтра, через месяц, через год, через десять лет. Что, мы будем сидеть и трястись? Скорбеть? Нет. Держимся и не вс*ремось.

Читайте также: Как продолжать жить, когда весь мир слетел с катушек: разговор с психологом Светланой Чунихиной

— В первые недели после масштабного вторжения страна объединилась ради отпора врагу. Все распри были забыты. А потом мы снова вернулись к традиционным танцам на граблях — политическим дрязги, выяснениям, кто больший патриот, ко взяточничеству, которое, вообще-то, и не прекращалось. Страна истекает кровью, а кто-то наживается на войне. У вас нет опасений, что внутренняя вражда нас может погубить в итоге?

— Да, есть. Мой хороший друг Богдан Процишин сказал в апреле прошлого года: «Не ср*лись целых полтора месяца». Эта фраза полностью описывает ситуацию.

Естественно, самый страшный враг — внутренний. И, кстати, поиск внутреннего врага — это тоже очень страшно. Мы несомненно будем этим болеть. Потому что одна часть общества захочет доминировать над другой, используя любые способы — какие-то языковые и идеологические проблемы, откровенную ложь, доносы и т. д. Такое всегда было в любом обществе, а в нашем особенно.

У меня все-таки надежда на его лучшую часть. Во-первых, надежда, как бы смешно это ни звучало, на какую-то толику внешнего управления, которое будет сводить на нет усилия местных идиотов оторвать себе кусок от живой плоти страны. Очень надеюсь, что нас будут мирить самыми жесткими способами, чтобы выработать определенный рефлекс — своих не надо обижать. Что свои это даже не те, кто говорит с тобой на одном языке, а те, кто делает добро стране, в которой мы живем. Во-вторых, я убежден в том, что общество будет меняться.

Я большой сторонник того, чтобы у нас был один государственный язык.

— Я тоже.

— Но я сторонник и 10-й статьи Конституции, которая «гарантирует свободное развитие, использование и защиту русского, других языков национальных меньшинств Украины».

Скажу честно: если я когда-либо буду работать на государство, то, поверьте, перейду на українську. На роботі стовідсотково буду розмовляти українською. А пока у меня есть выбор, говорю на материнском языке (ничего дурного в этом не вижу и не понимаю, почему этим бл*дям надо отдавать наш язык) и стараюсь делать для Украины как можно больше хорошего.

В общем, дай нам Бог как можно скорейшей Победы и мира, разумеется, на наших условиях. А с внутренними сложностями будем разбираться по мере их поступления.

Читайте также: «Мы не должны врать себе про цену, которую заплатим за Победу», — генерал Сергей Кривонос

— После окончания войны нас ждут не менее серьезные вызовы. С фронта вернутся израненные и смертельно уставшие военные. Разрушенная экономика, разбомбленная инфраструктура, заминированные леса и поля. Значительная часть украинцев останется за границей. Понятно, что нам помогут, что сюда хлынут деньги Запада. Но основную часть работы нам предстоит делать самим. Справимся ли?

— Постпобедная Украина должна годами пахать 24/7 для того, чтобы достичь какого-то уровня. Скажу крамольную вещь, но любая война, какой бы тяжелой и кровавой она ни была, дает стране шанс измениться. Если мы не пролюбим этот шанс, то у нас есть все основания говорить о том, что построим новую чудесную страну.

Ежели по старой привычке сделаем все как всегда, ну что ж, значит, мы того заслуживаем. Я уверен в том, что у нас есть продуктивные интеллектуальные силы, которые будут стараться сделать все возможное для того, чтобы в этой стране наступили мир, покой, счастье и благополучие. И очень надеюсь на то, что нас не бросят с нашими проблемами. Если бросят, не знаю, сколько нужно будет денег и времени, чтобы это все восстановить.

Только разумная экономическая (не такая, какой она была последние годы), идеологическая и культурная политика (потому что все предстоит строить одновременно) могут дать нам шанс на процветание. Но для этого нам нужно очень крепко измениться. Потому что, когда Богдан констатирует, что мы не ср… лись целых полтора месяца, он же не шутит. Он говорит это с горечью.

Эта наша привычка ссориться… Мне очень нравится фраза Арестовича, что «украинцы — это нация контрразведчиков». Пока все ищут друзей среди врагов, мы ищем врагов среди друзей. Я этого боюсь.

Считаю, что самый тяжелый период у нас будет как раз тогда, когда, надеюсь, наступит эйфория от Победы. Потому что ровно в тот момент, когда мы будем чувствовать себя победителями, сразу же появится желание выяснить, а кто больше сделал для этой Победы? А на правильном ли языке он это делал? А где вы были 24 февраля 2022 года? Мы же подобное неоднократно наблюдали.

Потеря независимости и государственности Украины во времена Октябрьского переворота — это ведь результат несогласованности действий украинских элит. На самом деле у нас тогда были все шансы отвоевать свою государственность. К сожалению, ничего не получилось. Потому что Петлюра хотел одного, Махно — другого, Винниченко — третьего, гетман Скоропадский — четвертого, немцы — пятого, большевики — шестого. А в результате на бобах остались мы. Кстати, при помощи нашего народа. Если вам будут рассказывать, что революцию в Украине делали исключительно пришлые из россии маргиналы, это не так. Ее делали в том числе украинские рабочие и крестьяне, которых обманули. Они очень здорово помогли господам большевикам.

— Сейчас много читаю об этом периоде. Прослеживаются явные параллели.

— Конечно. И, кстати, неприятные для нас параллели.

Читайте также: Андрей Пионтковский: «Политическая смерть путина станет причиной его физической смерти»

— О чем мы будем разговаривать с вами через год — уже о восстановлении Украины или еще о продолжении войны?

— Получилось так, что с самого начала войны я очень плотно сотрудничаю с одним большим американо-украинским фондом. У меня сложилось деловое и дружеское общение с этими людьми. Так вот, начиная где-то с апреля-мая прошлого года, со мной в основном говорят о перспективах восстановления.

— Класс!

— Да. А люди там присутствуют разные, из разных организаций. Они уверены, что они не дадут россии победить. Впервые этот разговор зашел, когда под Киевом еще горела российская техника. Для меня тогда это звучало очень странно.

То есть там верят в нашу Победу. Давайте и мы с вами будем верить, если они верят. Да, сейчас украинцы проливают кровь за освобождение нашей земли, но без помощи людей, о которых я сейчас говорю, без помощи Запада могло вообще ничего не случиться.

Я все-таки оптимист на самом деле. Хотя тоже учитываю плохой исход. Он может быть совсем плохой или не совсем плохой. Однако все равно считаю, что у нас есть основания для оптимизма, ведь мы выстояли в тот момент, когда их не было совсем.

Первые три-четыре недели были, наверное, самыми жуткими из всего, что могло случиться с нами. Потому что страна могла рухнуть в любой момент. Они б не взяли Киев, двумя сотнями тысяч солдат такие города не берут, просто захватили бы правительственный квартал и дальше начали бы прессовать население. Возможно, им кое-что удалось бы. Вечная память, вечная слава и вечная благодарность тем ребятам из ВСУ, Нацгвардии и ополчения, которые полегли в Гостомеле для того, чтобы это не произошло. Потому что мы с вами могли бы проснуться через пару недель в другой стране. И ничего с этим сделать было бы уже нельзя. Ведь империя не любит выпускать добычу из зубов. Мы бы их кошмарили из лесов годами, а они бы нас вылавливали, как уже такое было.

— Мы находились буквально в каких-то микронах от пропасти. Военные на вопрос, как им удалось выстоять в первые дни, отвечают, что нас спасли среднее звено армии и тероборона. Лейтенанты, капитаны, майоры знали, что делать на локальных участках, и просто выполняли свою работу, пока Генштаб занимался глобальными задачами.

— То есть те, кому было что терять. Лучше всего солдат воюет за свой дом и свою семью. На днях в беседе с Евгением Киселевым я сформулировал, наверное, правильно, что героизм можно требовать только от себя. Требовать, чтобы был кто-то другой стал героем, неправильно.

После Бучи настроения очень сильно изменились (кстати, если вы обратили внимание, в российских соцсетях до сих пор рассказывают о том, что мы все инсценировали) и стало понятно, что Буча у нас будет в любом месте, где они появятся.

Страшное, конечно, время. С другой стороны, мы в это время живем. «Времена не выбирают…

— …в них живут и умирают".

— Дай Боже, чтобы все, кто защищает нас, остались живыми. У нас очень большой список потерь. Но опять-таки выход какой? Враг не может сдаться. И мы не можем сдаться. Никто не может сдаться. Так что или мы их, или они нас. Это наша страна и нам отступать некуда. А если остановимся, мы исчезнем.

Читайте также: «Думаю, честно будет сказать, что мы не знаем, когда закончится эта война», — Павел Казарин

2918

Читайте нас в Facebook