Владимир спиваков: «до девятнадцати лет я дрался на ринге»
Народный артист СССР, лауреат Государственной премии СССР, премий Ленинского комсомола и Всеевропейской Мюнхенской академии «За выдающиеся достижения в области музыкального искусства», кавалер орденов Почетного легиона (Франция), Дружбы народов, Святого Месропа Маштоца (Армения), «За заслуги перед Отечеством» третьей степени (Россия) и «За заслуги» третьей степени (Украина), Офицер искусств и изящной словесности (Франция) Владимир Спиваков щедро дарит свое искусство людям. В знак признания неземных качеств «главного виртуоза» его именем названа одна из планет. Он всегда желанный гость в любой стране, ему симпатизируют главы государств и правительств. Однако в общении маэстро остается человеком вполне земным, корректным, внимательным к собеседнику.
«Виртуозы» немало сделали для развития музыкального искусства в Испании»
-- Владимир Теодорович, «Виртуозы Москвы» по своему возрасту уже окончили вуз -- они появились в семидесятых годах прошлого века…
-- Вы так сказали о прошлом веке, что я почувствовал себя динозавром. Таким, знаете, с длинной шеей, с нервно бьющим хвостом…
-- Иными словами, оркестру пошел двадцать четвертый год. Что осталось прежним, а что изменилось в жизни вашего коллектива?
-- То, что лежит в основе деятельности любого творческого коллектива: стремление к высокому художественному уровню. Мы исполняем разную музыку. Это отечественная и мировая классика, к которой никогда не иссякнет любовь исполнителей и слушателей. Это и произведения композиторов-современников -- Денисова, Шендера, Губайдуллиной, Пярта… Недавно записали два диска сочинений Альфреда Шнитке. Сложнее с романтической музыкой…
В девяностые годы по приглашению Фонда принца Филиппа Астурийского оркестр жил и работал в Испании. Надо сказать, «Виртуозы» немало сделали для развития музыкальной культуры этой страны. Это был важный культурный десант, в результате которого в Испании появилось несколько новых оркестров, открылась консерватория, в ней преподают наши профессора. Затем часть наших музыкантов захотела вернуться на родину, некоторые остались. По возвращении в Москву мы объявили конкурс на замещение вакантных мест, и в оркестр пришли новые, в основном молодые, люди.
-- Что такое игра в ансамбле?
-- Думаю, что это не столько умение играть вместе, сколько талант скрывать недостатки друг друга. Ведь собрать людей только с достоинствами невозможно.
-- Вы оставили пост художественного руководителя и главного дирижера Российского национального оркестра. Почему?
-- Возглавить его меня побудил творческий интерес. Я и раньше нередко дирижировал оркестрами на Западе: в Лондоне, в Сан-Франциско, в Чикаго, в Париже. Однако это не давало возможности проводить четкую линию, к чему я стремился, приняв Национальный оркестр. Три с половиной года работал с удовольствием, я не отрекся от оркестра -- я ухожу от административного диктата. Меня хотели использовать не так, как диктует моя совесть. Такие же проблемы возникли с проектом Дома музыки.
-- Расскажите об этом подробнее.
-- Десять лет назад я убедил мэра Москвы Юрия Лужкова в необходимости построить новый концертный зал. Ведь за сто лет, со времени открытия Большого зала Московской консерватории, в столице ничего подобного не сооружали. Нынче Дом вырос, «внезапно» им заинтересовались «серьезные люди», жаждущие сделать искусство нефтяной скважиной, приносящей большие деньги, забывая о настоящей его природе. А искусство, по моему глубокому убеждению, приносить доход не должно. Потому я категорически отказался принимать участие в этом концерте. Можно сказать, по идейным соображениям: денежному мешку предпочитаю творческое удовлетворение.
«В очередь на наши репетиции становятся с шести утра»
-- Билеты на ваши концерты очень дорогие. Как быть интеллигенции, которая не в состоянии платить такие деньги?
-- В Москве мы проводим бесплатные репетиции на публике. Для оркестра это непросто, ведь это все равно, что концерт. Однако искусство должно быть для всех. На наши репетиции люди занимают очередь с шести часов утра…
-- Международный фонд Владимира Спивакова широко известен своей поддержкой молодых музыкантов. Вы долгое время играли на инструменте, подаренном вашим великим педагогом профессором Юрием Янкелевичем. Вам подарил свою дирижерскую палочку Леонард Бернстайн. Поддержка молодых -- внутренняя потребность, долг, обязанность?
-- Я убежден: о благодеяниях не стоит говорить громко. Я родился в семье, где всегда помогали друг другу и всем окружающим. С детства усвоил библейскую мудрость: «Сердце мудрых -- в доме плача». Думаю, человек, который в состоянии помочь -- не только материально, -- чувствует себя в тысячу раз лучше того, кто «закрыт» и не способен услышать другого человека. Исторический слом, разрушивший СССР, в результате которого образовались отдельные государства, бесследно не прошел. Прежде всего, он больно ударил по наиболее слабым звеньям общества: по детям и старикам. Большинство сильных и трудоспособных в такие периоды становятся эгоистами. Кто-то должен помочь реально нуждающимся. Люблю быть Дедом Морозом круглый год, и не только для своих детей.
За восемь лет мы помогли приблизительно двум тысячам детей. Если из них хотя бы двадцать будут нести зерно добра дальше, уже есть повод для оптимизма. От имени Фонда я вручил одаренным детям уже более двухсот музыкальных инструментов.
-- В том числе и юному одесскому скрипачу Алеше Семененко, занимающемуся в школе имени профессора Столярского.
-- Последнее мне особенно приятно. Не только потому, что сам инструмент -- отличный, итальянский. А и в память о своих родных, о том, что здесь вместе с Эмилем Гилельсом училась моя мама, Екатерина Осиповна. Здесь жили Ойстрах, Рихтер, многие другие знаменитые музыканты.
-- Вы весьма трепетно относитесь к Одессе…
-- Здесь жили мои бабушка и дедушка. Они погибли во время фашистской оккупации: бабушку повесили, дедушку -- расстреляли. Часть родственников погибла в гетто. Мой отец ушел на фронт, был дважды тяжело ранен. После выписки из госпиталя к прохождению воинской службы был уже непригоден, оказался в Уфе. Там работал старшим мастером на авиационном заводе. В 1944 году появился на свет я -- там же, в Уфе. В детстве меня часто возили в Одессу, где оставалась моя двоюродная тетя Людмила Гинзбург, замечательная пианистка, профессор Одесской консерватории. Приезжая, мы жили с родителями в курортной зоне, в Люстдорфе. До сих пор с удовольствием об этом вспоминаю.
«До девятнадцати лет я дрался на ринге… »
-- Ваша жизнь заполнена музыкой. Есть и другие увлечения?
-- Люблю живопись, литературу, театр… А вот тусовки и пустые разговоры не люблю.
-- А чем увлекались в детстве?
-- Заниматься музыкой я не очень любил, с завистью смотрел на ребят, гонявших во дворе мяч. По сей день, когда попадаю в гостиницу, а на улице весна, море с яхтами, молодые люди прогуливаются по набережной, думаю: «Боже, какие они счастливые… » А я в это время должен повторять пассажи или сидеть с партитурой.
Но увлечений у меня было много. Занимался живописью, был вольнослушателем Петербургской академии художеств. В Москве занимался у прекрасного художника Александра Васильевича Бутурова.
-- А боксом?
-- Вы и об этом знаете! Да, я тренировался в секции бокса: вначале в Ленинграде, затем -- в Лужниках.
Как-то на уроке физкультуры я понял, что похож на тех милых мальчиков, которые не могут подтянуться или вскарабкаться по канату. И сказал себе: нет, так не пойдет! Мне было лет шестнадцать, и до девятнадцати я дрался на ринге.
-- Пальцы не боялись повредить?
-- Кисти рук бинтуют, за исключением двух пальцев, больших, их просто не рекомендуется отставлять…
Позже о моих занятиях боксом узнали мама и мой учитель профессор Юрий Исаевич Янкелевич. Он, естественно, этого не одобрил, особенно после того, как я несколько раз приходил в класс с подбитым глазом. Вдобавок в спортзале мне прикладывали спиртовые примочки, а в интернате музшколы подозревали, что я крепко выпиваю по ночам.
-- Бокс пригодился в жизни?
-- Хотел чувствовать себя мужчиной, стремился защитить своих близких. В жизни это пригодилось, и не раз.
-- Например?
-- Лет восемь--девять назад в Париже после концерта с оркестром Петербургской филармонии мы вместе с дирижером Юрием Темиркановым отправились в гости к Ростроповичу, была христианская Пасха. Засиделись допоздна, Юра уехал к себе в гостиницу, а Слава в одном жилете пошел нас с женой провожать. Мы жили в гостинице «Рафаэль» на авеню Клебер недалеко от площади Звезды -- в самом центре Парижа. Не дойдя до нашей гостиницы, Слава сказал: «Старики, мне холодно, боюсь простудиться». Мы попрощались, он ушел, а через несколько минут я с женой оказался в окружении «троицы» -- одного негра и двух арабов. Прозвучало банальное: «Жизнь или кошелек!» Тут же началась драка, я упал, били ногами, но все же поднялся и обнаружил, что не зря занимался боксом: приемы, реакция остались… Сопротивление было очень достойное, и после того, как один бандит пропустил сильный удар, они поняли, что со мной им не справиться, и убежали. Пять утра. Темные парижские улицы… Мы с Сати (жена Спивакова. -- Авт. ) добрели до гостиницы, там я умылся, и после, кажется, восьмой сигареты жена сказала: «Я тобой горжусь».
«От деловых женщин предпочитаю держаться подальше»
-- Какую роль в жизни вы отводите женщине? Она должна быть, по-вашему, деловой или домохозяйкой?
-- Деловых женщин я остерегаюсь. Видите, что получилось с Клинтоном? Французы считают, что этот скандал произошел по вине Хиллари. Видимо, он не нашел в ней того идеала женщины, который искал, -- слишком деловая. Рядом с ней Клинтон не мог проявить себя полностью как личность, как индивидуальность. Этим и объясняются его поиски на стороне, которые, судя по последним сообщениям прессы, продолжаются по сегодняшний день…
-- Расскажите, пожалуйста, о своей семье…
-- Моя жена -- обаятельная, красивая, очень умная, великолепная хозяйка, замечательная мама и достаточно строгий критик по отношению ко мне и к тому, чем занимаюсь. Я часто делаю вид, что не обращаю на это внимания, но все тщательно анализирую и делаю соответствующие выводы.
-- Ваша супруга имеет отношение к музыке?
-- У нее полное музыкальное образование. Ее отец был скрипачом, дирижером, руководителем камерного оркестра в Армении. Кстати, он тоже ученик Юрия Исаевича Янкелевича.
У меня четверо детей: три дочери(восемнадцатилетняя Екатерина, четырнадцатилетняя Таня и семилетняя Анечка, а также сын от первого брака, ему уже тридцать два года). Дети у меня очень разные, они меня возвращают в детство и не дают стареть.
-- На скрипке какого мастера вы играете?
-- Сейчас -- на инструменте Страдивари. Прошлая моя скрипка итальянского мастера Франческо Гобетти была сработана в 1716 году в Венеции. Она досталась мне от профессора Янкелевича, а ему -- от отца замечательного актера Александра Ширвиндта, тоже скрипача. Ширвиндт-старший в 1945-м участвовал в концерте в Берлине в честь Победы. После концерта подошел к нему маршал Жуков и спросил: «Что у тебя за скрипка?» Скрипач ответил: «Да так, ерунда». Тогда маршал распорядился, чтобы парню выдали нормальный инструмент. А в то время у Красной Армии чего только не было, в том числе и скрипка итальянского мастера Франческо Гобетти. Она, как я уже сказал, «родилась» в Венеции и хуже всего себя чувствует именно в Венеции: старое дерево сразу же впитывает влагу.
-- Кто из модельеров шьет вам костюмы?
-- Никто не шьет. Мне некогда ходить на примерки. Я покупаю то, что нравится, готовые костюмы неизвестных модельеров.
-- Популярность не мешает в жизни?
-- Напротив, помогает. Например, я способствовал тому, чтобы одному мальчику-пианисту сделали операцию по удалению раковой опухоли в ноге. Раньше его выносили к инструменту на руках, теперь он прекрасно ходит сам. Люди идут мне навстречу, я ощущаю их понимание и поддержку.
Читайте нас в Facebook
