«У нас есть все возможности и все шансы разгромить россию на поле боя», — генерал Виктор Муженко

— Виктор Николаевич, в последнее время только что не из утюга раздается, что мы на пороге событий, которые могут переломить ход войны. Все ждут предстоящего контрнаступления ВСУ. Какая сейчас общая ситуация на фронте?

— На фронте стратегическая оборона на юго-восточном направлении от Купянска до Донецка, Марьинки, Бахмута, Горловки, Угледара, далее на Запорожье, Васильевку через Пологи и Гуляйполе и по Днепру до устья. Кроме того, мы держим под контролем группировку российских войск на Брянском, Курском, Белгородском, Воронежском направлениях. Плюс определенные действия, происходящие на нашей северной границе — на территории республики Беларусь, где осуществляется подготовка российских формирований и вооруженных сил беларуси. Такова общая картина.

— Что касается беларуси, СМИ уже называют эту страну «белорусским военным округом россии». Мы постоянно слышим, что их военные готовы воевать. Как это повлияет на ход событий?

— По состоянию на сегодняшний день маловероятна активизация действий на северном направлении. Во-первых, не позволяют погодные условия, потому что местность там болотистая и непроходимая. Во-вторых, нет соответствующих признаков каких-либо серьезных группировок. В-третьих, я считаю, что политическое и военное руководство беларуси не готово ко вступлению в войну на стороне российской федерации. Пока они пытаются пропетлять любым способом. Да, их территорию используют, белорусы помогают россиянам вооружением, военной техникой, боеприпасами, шьют для них какую-то форму и т. д.

Понятно, что будет продолжаться пребывание российских самолетов на белорусских аэродромах, что будут постоянные взлеты носителей «Кинжалов» и все другие действия, которые мы наблюдаем уже в течение года. Но непосредственного участия в боях пока нет.

Читайте также: «На месте российских военачальников я ни в коем случае никакого результата их руководству не гарантировал», — Михаил Забродский

— В чьих руках сегодня инициатива на фронте?

— Сейчас наступил период, напоминающий события 1943 года, если посмотреть историю Второй мировой войны. Понятно, что все хотят знать, когда наступит переломный момент и в чью пользу он будет. То есть насколько у россиян достаточно сил и средств для того, чтобы провести какое-то мощное наступление (пока не будем говорить, какого уровня — оперативного или стратегического) и насколько и в какие сроки Украина сможет осуществить контрнаступление для освобождения своих территорий. Хотя бы частично.

Я не совсем разделяю поверхностное отношение к российским возможностям — будто они полностью исчерпали свой потенциал. Считаю, что там есть еще определенный ресурс. Возникает вопрос: когда он будет накоплен до той степени, чтобы реализовать какую-нибудь более-менее значимую операцию, которая им очень нужна на фоне поражений и несостоятельности за год продемонстрировать свои даже тактические победы?

Смотрите. По данным, циркулирующим в средствах массовой информации, они мобилизовали 526 тысяч человек. Сегодня общая численность группировок, находящихся вдоль границ, плюс на юго-востоке и на юге Украины, составляет порядка 350−400 тысяч. 526 минус 350−400 — получаем где-то 120−170 тысяч мобилизованных, которые пока не просматриваются в составе этих группировок. Где они? Возможно, проходят или завершают подготовку в учебных центрах. Если они начали ее с момента мобилизации, она длится уже более пяти месяцев. Этими достаточно подготовленными бойцами можно доукомплектовать воинские части и провести боевое слаживание для создания определенных группировок. Это первое.

Второе. Осенью там призвали 120 тысяч срочников. 1 ноября Шойгу заявил, что все они пойдут только в учебные центры. То есть их тоже готовят. Включат ли эти срочников в комплектацию боевых воинских частей, которые планируют привлечь для соответствующих операций на территории Украины?

Третье. На днях появилась информация, что в россии с 1 апреля планируется набрать 400 тысяч контрактников, чтобы пополнить армию. Если даже половина этих проходящих подготовку срочников заключили контракт, имея определенную материальную и другую мотивацию, то прибавляется еще где-то 40−50−60 тысяч. Это плюс к тем 120−170 тысячам, которые сейчас не просматриваются с момента мобилизации. А еще было 130 тысяч призывников весеннего периода, которых не уволили. Сколько из них может быть или уже переведено на контрактную службу, сколько привлечено для прохождения подготовки в учебных центрах?

Теперь другой вопрос. Люди у них, возможно, есть, а техники и оружия не хватает. Специалисты Украинского института будущего недавно сделали выводы о возможностях их оборонной промышленности. Например, в день россия способна восстанавливать или производить десять танков, то есть в месяц — триста. С каких пор у россиян появились такие промышленные возможности? На эти вопросы должны ответить разведка плюс наши партнеры. Сколько мы уничтожаем танков в месяц? Точно не триста. Пусть даже сто. Где еще двести? Значит, их аккумулируют и готовят к укомплектованию воинских частей.

То есть нужно реально оценить потенциал россиян по увеличению существующего парка вооружения и военной техники и созданию новых воинских частей и группировок, которые могут выполнить определенные задачи.

Далее. В декабре прошла военная коллегия министерства обороны российской федерации, где заявили о планах к 2026 году сформировать еще 20 новых дивизий. Хотя думаю, что это заявление было сделано уже по факту формирования (возможно, с лета — начала осени). Даже не берем создание новых. Они сказали, что три новых дивизии и остальные будут разворачиваться на базе определенных воинских частей. Из них семь — на базе действующих бригад. То есть бригады должны быть расширены в дивизии. Таким образом, может быть дополнительно переформировано порядка 8−10 таких дивизий, которые затем войдут в состав соответствующего боевого комплекта.

Читайте также: «Пригожин формирует в ЧВК „Вагнер“ бригады, которые в час „Ч“ будут готовы к решительным действиям внутри россии», — Владимир Осечкин

У них 12 армий. Из них около половины уже имеют в своем составе дивизии, даже по две. Например, 1-я танковая армия — четыре дивизии, из них три танковых. Кстати, она сейчас слабо просматривается на нашем юго-востоке. Помимо 2-й мотострелковой дивизии.

То есть к чему я веду? Что потенциально у них может быть вариант создания таких группировок. Тогда возникает вопрос: какие они могут поставить перед собой задачи? Им нужны задачи уровня стратегической операции для того, чтобы поднять и уровень ура-патриотизма, и уровень поддержки российского общества (хотя эта поддержка ненамного упала с начала агрессии). Чтобы усилить гордость за свою страну, за армию и за действия власти, нужны определенные победы. И не тактического характера — захвата Бахмута или Угледара, а более масштабного. Таким вариантом может быть, например, удар северо-западнее или северо-восточнее Харькова. Почему? Сейчас объясню.

В этом году они будут праздновать 80-летие Курской битвы. Тогда это был коренной перелом в восточной кампании Второй мировой войны как минимум, если не вообще всей войны. Это сражение длилось с 5 по 23 июля 1943 года, после чего произошло наступление советской армии и как следствие ее выход по рубежу реки Днепр. А 23 августа был освобожден Харьков.

Кстати, все это происходило на территории, где и сейчас идут или могут идти бои. Эта местность не сильно изменилась с тех пор, за исключением, возможно, появления инфраструктурных объектов.

Учитывая русский символизм, их идеологемы «деды воевали», «можем повторить», могут существовать планы, которые как раз вкладываются в такую идеологическую обертку. Вот такая ситуация возникает.

— Еще же будет сакральное 9 мая.

— Думаю, что в этом году ничего особенного не произойдет. Основных событий, если существует такой замысел у россиян, следует ожидать где-то летом-осенью текущего года. Весной, вероятно, будут продолжаться боевые действия на юго-востоке: Купянск — Оскол — Лиман — Авдеевка — Угледар. И это то, что может создать условия для дальнейшей эскалации.

что касается анонсированного ими зимнего наступления, наверное, оно было приурочено к 80-летию Сталинградской битвы, которая закончилась 2 февраля 1942 года. В Волгограде планировалось масштабное празднование. Возможно, какой-нибудь парад. Но он стал пшиком — привлекли курсантов каких-то военизированных вузов и студентов техникумов и колледжей. В целом все свелось к выступлению путина и патриотическому концерту.

Не получилось то, что планировали, потому что не было достижений на фронте. И Бахмут к тому времени не взяли под контроль и провели провальную атаку на Угледарском направлении, которая привела к разгрому их группировки. Ее уже назвали самым массовым танковым сражением российско-украинской войны.

Но я считаю, что это не то наступление, которое должно было состояться, и не те силы и средства, которые могли быть привлечены. Если действительно это все, что россия смогла продемонстрировать (какое-то движение с призрачной перспективой), это говорит о том, что она вообще перестала существовать как государство с определенными милитаристскими потугами. По-моему, это был, возможно, элемент введения нас в заблуждение — показать достижения, не достигнув какого-то оперативного, уже не говорю стратегического, успеха. Сунь Цзы сказал: «Если ты хочешь победить противника, ты должен показать свою слабость».

— Россияне тоже делают выводы и работают над ошибками. Как оцениваете состояние их армии сейчас? Как она изменилась за этот год? В чем у них есть прогресс? Их руководители не дураки, как нам очень хочется думать.

— Согласен. Сначала об их командующих. Командующим объединенной группировкой российских войск, то есть вообще всей операцией в Украине, назначен начальник генерального штаба российской федерации генерал Герасимов. Северной и западной группировками руководит командующий сухопутными войсками генерал армии Салюков. Командующий воздушно-космическими силами генерал Суровикин, который руководил операцией на юго-востоке, так и остался на этом направлении, а на юге — генерал-полковник Ким.

Эта четверка до сих пор не показала свои способности. Думаю, что для руководителей такого уровня ни Бахмут, ни Угледар не являются показателями. Это операция тактического, максимум оперативного масштаба. Это не их масштаб и не их видение развития ситуации. У них есть достаточный опыт, в том числе стратегического планирования и боевого применения (только Салюков не принимал непосредственного участия в афганской, чеченской и других войнах; по крайней мере, я не нашел об этом упоминаний в его официальной биографии). Поэтому думаю, что масштаб их действий может быть гораздо больше. Вопрос, повторю, есть ли у них для этого ресурсы. Гипотетически они могут быть. Чтобы четко понимать, каков масштаб этих ресурсов, нужно иметь конкретные исходные данные для их расчетов. У меня их сейчас нет, есть только информация из открытых источников и информация, которой могу пользоваться.

Читайте также: «Россияне еще даже не показали всего, на что реально способны», — Роман Костенко

— В начале вторжения весь мир увидел, насколько отличается подход россиян к ведению боевых действий от украинского. У них он так и остался советским. Приспособились ли рашисты к нашей тактике?

— На стратегическом уровне они неправильно оценили обстановку, способности Вооруженных Сил и вообще государства и настроения в обществе. Было пренебрежение к Украине, нашей армии как не способной на действия стратегического характера. Но через год войны, хотим мы этого или нет, они начали меняться. К примеру, тактика применения. Сначала они заходили колоннами, а сейчас используют подразделения согласно требованиям боевых уставов, в которые тоже вносят определенные изменения.

Война — это процесс и самообучения, и постоянного анализа, и соответствующих выводов, и смены подходов. Это касается и нас, потому что у нас ведь тоже не было опыта ведения столь масштабного конфликта.

Если в 2014—2015 годах еще происходили какие-то маневренные действия, то есть наступления, перемещения, блокировки и т. д., то уже со второй половины 2015 года и до 24 февраля 2022 года их практически не было. То есть мы привыкли к статике — к оборонным боям. Что касается обороны, то украинская армия показывает просто суперрезультаты в плане удержания соответствующих объектов, узлов, рубежей, в том числе населенных пунктов.

Смотрите. Девять месяцев россияне никак не могут взять Бахмут, небольшой, по общим меркам, городок, и даже продемонстрировать там всю свою мощь. Потому и был привлечен «Вагнер», который практически полностью утилизирован. По крайней мере, та группировка, которая там была создана.

Идём дальше. Линия Авдеевка — Славянск — Краматорск — Донецк — Марьинка за все это время никуда не сдвинулась. Она стоит с 2014 года. Были только изменения на юге региона, но на том направлении есть определенные проблемы из-за перешейков.

— Почему враг так быстро зашел на юг страны?

— У меня тоже есть такой вопрос. Расскажу на эту тему следующее.

В 2017 году мы провели стратегическую командно-штабную игру, где разыгрывали сценарии возможной полномасштабной агрессии российской федерации и моделировали соответствующие действия. Мы не ошиблись в своих прогнозах, но несколько иной моделировалась обстановка на юге.

24 февраля я прибыл на главный пункт управления. Где-то ближе к обеду уже стало известно обо всех направлениях вторжения российских войск. Они совпали с прогнозами и оценками, которые мы сделали в ходе разработки той командно-штабной игры. Мы их остановили на участках, на которых останавливали при моделировании соответствующих боевых действий.

После той игры мы поняли, сколько у нас не хватало воинских частей уровня бригад и на каких направлениях, сколько нужно дополнительного вооружения, чем необходимо усилить соответствующие группировки.

Читайте также: Виктор Муженко: «Наш народ мудр, но иногда ошибается, к сожалению. Самое главное, чтобы он усваивал пройденные уроки»

— То есть это была готовая калька действий?

— Да. Мы понимали действия россиян. Даже по численности группировки, которая могла зайти в Украину. На этой игре мы оценили количество в 176−180 тысяч. Приблизительно столько зашло и 24 февраля.

Результаты моделирования наших действий были положены в основу стратегического замысла применения Вооруженных Сил, отработанного в 2018 году.

Но что касается юга, мы не предполагали, что россияне могут зайти через перешейки. В ходе игры рассматривали вариант, что они могут прорваться на южном фланге, то есть между Мариуполем и Волновахой и выйти в район Мелитополя. Для отражения возможного вторжения был предусмотрен рубеж по реке Молочной. А произошло совсем по-другому. Как раз вся угроза была именно с юга и с запада на восток вдоль побережья Азовского моря.

Почему так произошло? Кстати, по этому факту ГБР возбудило уголовное дело. 20 февраля этого года я был на допросе. До этого в допросах была пауза продолжительностью в год. Но допросы — это тема для отдельного разговора.

— Извините, но какое вы имеете отношение к трагическим событиям на юге?

— Меня очень удивило, что я одним из первых из Вооруженных Сил был вызван. Один из вопросов ко мне был, существовали ли определенные планы и почему так случилось. Планы существовали. А что случилось, нужно разобраться.

— Каким для вас было утро 24 февраля?

— Все началось со звонка. Где-то в половине шестого позвонил брат. Я сказал жене: «Наверное, что-то случилось». Брат спросил: «У вас все нормально? У нас здесь взрывы». Он живет на Виноградаре. Я взрывов не слышал. Сразу включил телевизор, а там выступал путин. Единственное, что сказал: «Это война». Побрился, надел форму, вызвал машину и уехал в Генеральный штаб. В 7:45 зашел туда.

Накануне прогнозировал: если что-то не случится до конца февраля — начала марта, следующая фаза будет в мае. Пожалуй, так и было бы, если бы ФСБ не уговорила путина на проведение этой специальной военной операции. Возможно, они хотели поскорее оправдать те четыре миллиарда, которые им давали на подрыв ситуации внутри Украины, которых потом недосчитались, когда начали проверять.

Наверное, с подачи ФСБ и произошел такой ход непонятных колонн и оккупанты ожидали приятной встречи с цветами и триколорами. Но они очень просчитались и получили совсем не то. Думаю, если бы планировалась чисто военная операция, она была бы другой.

— 24 февраля Залужный обнародовал фото — вы вместе работаете над картами в Генштабе. «Благодарен за поддержку и бесценный опыт своему предшественнику генералу Армии Виктору Муженко», — написал он. Свидетели рассказывали, что поначалу там был хаос.

— Когда я прибыл в Генеральный штаб, немного удивился, увидев, как люди перемещаются между кабинетами. Не понял, почему это так. Информация о вторжении шла, кто-кто, а Генеральный штаб должен был быть четко готовым ко всем вариантам и понимать, кто, как и где действует.

Мы тогда рассматривали разные предложения: как совершить маневры, где усилить какую-то группировку, а откуда собрать на другие участки, где найти силы и средства, чтобы прикрыть Киевское и Черниговское направления. Когда я услышал предложение, что нам всем нужно отойти на правый берег Днепра (это было предложено на пункте управления — не в частном разговоре, а в присутствии находившихся там военнослужащих), а левый оставить, со мной чуть столбняк не случился. Как так — мы на третий-пятый день войны уже предполагаем такой уход? Это то, чего добивается путин. Какие были бы последствия, если бы мы попытались отвести войска? Вообще сложно даже спрогнозировать.

К чему я веду? Не было готовых решений. Некоторые не могли быть готовы. А какие-то основные заготовки должны бы быть. Тем более что в начале февраля прошли учения «Заметіль-2022», которые дали свой позитив. Но не такой, как хотелось бы. Однако, слава Богу, произошло так, как произошло.

Еще момент. Спросил кое-кого: «Как случилось, что российский десант высадился в аэропорту Гостомеля?» Ответа не последовало. Тогда было принято решение нанести удар авиацией, затем огонь артиллерией, затем заблокировать, уничтожить врага.

«А где средства противовоздушной обороны, которые должны были стоять вдоль побережья Киевского моря с одной стороны, в постоянном режиме дежурства? Они ведь были там, а другие выходили при угрозе?» Потому что знал, что был создан так называемый «шилочный дивизион» противовоздушной обороны («Шилка» — это зенитная самоходная установка советского производства ВСУ 23−4), стоявший по левому берегу водохранилища (Киевское море шириной до 20 километров — с одного берега средства ПВО его не перекрывали).

— Ответ есть?

— Не знаю. Это же было предусмотрено этими замыслами. До 2019 года там всегда проводили проверки и тренировки. Когда их сняли? Почему их не было? Как готовили? Очень много вопросов.

— В первые дни все реально висело на волоске.

— Те дни были действительно знаковые. Мы удержались благодаря лидерству, самостоятельности и инициативности командиров низового звена — рот, батальонов до комбригов включительно, а в некоторые моменты и воле командиров высшего звена. Пожалуй, это был результат подготовки и нашего опыта с 2014 по 2022 год, когда мы тактическую инициативу отдавали командирам. События первых дней я охарактеризовал бы как стратегично-оборонительную операцию Вооруженных Сил, которая состоялась в форме тактических действий подразделений и воинских частей. Для военных это понятно.

Мы остановили это нашествие благодаря патриотизму, самоотдаче, героизму простых людей и простых военных. На встречу вражеским колоннам выходили безоружные украинцы и останавливали танки. Из-за своих заборов люди бросали бутылки с горючей смесью. Сопротивление было почти повсюду.

— 11 апреля вы написали в «Фейсбуке»: «Чтобы добиться успеха на войне, иногда нужно рисковать, воспринимать и воплощать в решения радикальные предложения. Если бояться брать на себя ответственность или переводить ее на низшие звенья управления, то на стратегическом уровне кого-то всегда будет ждать поражение и в разы больше ответственности за последствия». Можем ли мы говорить о просчетах руководства ВСУ?

— Не назвал бы это просчетами. Возможно, сдержанной реакцией на реализацию перспективных решений.

— В интервью «ФАКТАМ» к 30-летию Вооруженных Сил в декабре 2021 года вы сказали: «Угроза у нас существует постоянно, и для реагирования на нее не должны быть какие-либо ситуативные меры. Требуется плановая система подготовки государства к обороне. Только наличие сильной армии и организованной мощной обороны является сдерживающим фактором для любого агрессора. Так должно быть». Многие украинцы возмущаются тем, что действующая власть не готовила страну к войне. Люди уверены, что жертв было бы гораздо меньше, если бы приоритетом для власти была оборона. Да и с народом нужно было разговаривать честно.

— Не хотелось бы, чтобы люди думали, что Муженко дал интервью, потому что готовится к участию в каком-нибудь политическом проекте, поскольку начинается предвыборная кампания. Скажу одно: оно мне не нужно. Поэтому все комментарии — позже.

— Генерал Назаров во время нашего с ним разговора сказал, что у нас героизм стал обыденным явлением. Что вас лично поразило за этот год?

— Подрыв моста в районе Геническа 24 февраля. Матрос Виталий Скакун ценой собственной жизни сделал то, что не сделали накануне, — за определенное время не смогли организовать процесс проверки соответствующих линий для подрыва этих мостов. Не знаю, была ли вообще там закладка. С обстоятельствами можно разбираться и высказывать разные версии. Но это действительно героизм этого парня. Однако мы должны понимать, что любой героический поступок является следствием непродуманности определенных действий высшим руководством.

Еще меня поразили наши летчики. В первые дни они вели воздушные бои, когда количество российских самолетов превышало наше в два-три раза. И это не один пример, это было массово. Когда мы проводили моделирование боевых действий, понимали, что авиация будет ограничена из-за технического преимущества россиян, что мы можем проигрывать в отслеживании воздушной обстановки, в наведении и т. д. Но на практике произошло по-другому.

Я знал лично полковника Александра Оксанченко, погибшего 25 февраля 2022 года в воздушном бою над Киевом. Он отвлекал на себя неприятельскую авиацию, за что посмертно получил звание Героя Украины. Когда-то летал с ним на аэродроме в Озерном. Он даже дал мне недолго подержать штурвал. Очень его уважал как человека и как военного. Он уже был пенсионером, но не мог стоять в стороне, когда враг ворвался на нашу землю.

Впечатлило то, что у нас вели воздушные бои старшие лейтенанты и капитаны, в том числе первая украинская женщина-пилот Наталия Перакова, и достаточно серьезно себя показали. А у россиян, по крайней мере, тех, кого мы сбивали, это были майоры, подполковники, заместители командиров полков. У них самолеты были, а летчиков не было.

Наши летчики очень неплохо подготовлены. Во время учебы в Харьковском национальном университете Воздушных сил они осваивали боевые типы самолетов и с 2017 года выходили из вуза с квалификацией летчика третьего класса, чего до этого не было.

Читайте также: Филлип Карбер: «Успехи Украины привели к тому, чего никогда не было в истории»

Мы уже год почти каждый день слышим слова благодарности ПВО. Скажу, что они сумели совершить соответствующие маневры до начала первых ударов и сохранили систему ПВО, чем вместе с авиацией лишили россиян даже надежды на господство в воздухе. Это очень круто. Здесь все вкупе — и героизм, и мастерство, и профессионализм, и прогнозирование, и предсказание.

У нас больше обращали внимание на подготовку Сил специальных операций, Сухопутных, Десантно-штурмовых и других войск. У меня лично не было сомнений ни в ССО, ни в десантниках, ни в подразделениях Механизированных войск, ни в возможностях вообще воинских частей и подразделений как организмов. Я был уверен, что они сделают так, как потом все и сделали. Мы думали, что российская армия гораздо лучше. А оказалось, что это был такой воздушный шар, который моментально сдулся. Считаю, что наша кадровая армия выполнила свою задачу.

Сейчас возникает проблема доукомплектования — в ВСУ идут не контрактники, а гражданские люди. Мобилизованные нуждаются в серьезной подготовке. Нам помогают в этом партнеры. Десятки тысяч человек проходят подготовку за границей. Такого никогда не было. Это и общевойсковая подготовка, и профессиональная, и уже даже на уровне слаживания соответствующих подразделений.

Однако и у нас есть возможности. Нужны опытные инструкторы. Один может научить за год сотни людей. Надо найти таких инструкторов. Я понимаю, что, возможно, кто-то из них привлечен для выполнения боевых задач. А ведь достаточно тех, кто имеет опыт ведения боевых действий уже в условиях широкомасштабной агрессии.

— Это первая война, которую можно наблюдать в режиме онлайн. В соцсетях есть множество видео, фото, комментариев. Зачастую мы раньше официальных информаций узнаем о случившемся.

— Здесь есть и положительные моменты, и отрицательные. Позитив в том, что в обществе формируются надежда и уверенность в нашей победе, в стойкости и профессионализме наших бойцов. А минус в том, что появляется много информации, которая, возможно, чувствительна или вообще не должна звучать, что все, кому не лень, комментируют и направления контрнаступления, и количество личного состава и оперативных группировок. Хотя некоторые данные намеренно озвучиваются для дезинформации противника. Такой вариант тоже предусматривается, поэтому не вся публичная информация правдива.

Но хотел бы обратить внимание, что иногда благодаря такому аматорскому освещению событий у людей создается впечатление, что на фронте все нормально, что мы все держим, угроз никаких нет, что будет контрнаступление и мы уже готовы освобождать города и села. В мировой истории есть примеры, когда столь чрезмерный оптимизм приводил к плачевным результатам.

Как иллюстрация — трагические события в Харькове во время Второй мировой войны. Сейчас много говорим об этом городе, потому что я считаю, что на том направлении возможна какая-то активизация в летне-осенний период, может, даже в конце весны.

1942 год. Отразили наступление немцев под москвой, на каких-то направлениях шли наступательные действия. Командующий юго-западным направлением, а позже Юго-Западным фронтом, маршал Тимошенко вышел с инициативой провести наступательную операцию и освободить Харьков. Ставка дала добро. 12 мая операция началась, а через неделю закончилась полным разгромом группировки советской армии. Более 100 тысяч погибших, 400 тысяч попали в плен. У немцев потери на порядок меньше.

Еще один пример. Арденны, декабрь 1944 года, высадка союзников в Нормандии. Все готовились праздновать Рождество. Некоторые командующие собирались поехать к семьям, считая, что у немцев уже нет никакой мощи, что они где-то на Южном и на Восточном фронте. И здесь откуда-то появились, по разным оценкам, 20−24−32 немецкие дивизии, которые 16 декабря нанесли контрудар. Он едва не закончился плачевно для наших союзников. Американский генерал Паттон принял рискованное решение осуществить контрудар меньшими силами, чем планировалось, и усилить оборону Бастони — это бельгийский городок у Арденн, где были самые жестокие бои. Благодаря решительным действиям некоторых военачальников немцев задержали и не дали им развернуться. Вот и пример лидерства — риск взятия ответственности и успех.

Читайте также: «Война для нас закончится, когда будет полностью перезагружен российский режим», — Павел Климкин

— Путину очень нужно затянуть эту войну, чтобы накопить силы. Журналист Виталий Портников на днях написал: «Бесконечность войны — ключ к существованию российского режима». Как мы должны действовать, если все действительно затянется?

— Мы тоже будем накапливать технику и оружие. Надо понимать, что это игра двусторонняя. Мы проводим действия, они тоже.

Максимум, на что они могут надеяться, это одна операция стратегического уровня. Например, нанести удар севернее Харькова, возможно, ближе к Полтаве и выйти на Днепр. Больше они не смогут нарастить усилия. У них сейчас просто нет подобных возможностей. Даже для реализации такого замысла, если он у них есть, и этого не хватит.

Возможно, будет меньше масштаб этой операции. Например, юго-западнее Харькова — Волчанск, Купянск, Изюм и оттуда на Лозовую, Запорожье, чтобы окружить группировку, которая у нас сейчас находится на территории Донбасса и Харьковщины. Достаточно ли у них сил для этого? Как мы будем реагировать? Есть ли у нас соответствующие силы и средства? Планируя контрнаступление, мы должны понимать, что может быть риск соответствующих контрударов или контрнаступления россиян. То есть надо себя обезопасить. Это азы.

Кроме ударной или контрнаступательной группировки, должен быть еще определенный комплект воинских частей, которые прикроют потенциально угрожающие направления. Тогда мы можем говорить и о контрударе, и о контрнаступлении, и о развитии этого наступления.

— За этот год армия прошла чрезвычайно тяжелые испытания. Самый страшный период для ВСУ уже был или он впереди?

— Сейчас должно решиться, будет вся эта подготовка в нашу пользу или, не дай Бог, какое-нибудь движение в сторону позитива для россиян. Считаю, что у нас есть все возможности и все шансы разгромить россию на поле боя и не дать им реализовать их планы.

Понимаю, что Угледар и Бахмут в масштабе возможных их планов вообще ничего не решают. Это вопрос к тому, сколько нам нужно удерживать Бахмут. Противник сейчас упирается в агломерацию, которую он в лоб штурмовать не будет. Он пробовал ударить по Угледару и выйти в тыл этой группировке в районе Славянск — Краматорск — Дружковка — Константиновка. То, что сейчас происходит на лиманском направлении, тоже попытка зайти в тыл этой группировке.

Но сколько они положили людей в Соледаре и сколько это заняло времени. И сколько сейчас в Бахмуте кладут людей? Представляете, что будет, когда они подойдут к агломерации, которую обороняют наши подготовленные войска? Времени, чтобы научить людей бою в городе, у нас было достаточно. И оно еще есть. Они понимают, куда упираются и какие потери могут понести. Для них это просто полное фиаско. А вот удары на охват как раз являются самыми угрожающими.

Я старался эту информацию и не только доносить через определенные каналы в Генштаб. У меня нет прямой связи сегодня. Потому что каденцию на пункте управления я завершил во второй половине апреля.

Читайте также: «Российская армия выдохлась, осталась орда. У нас руки устанут пулемет держать», — военный эксперт Роман Свитан

— Почему так произошло? Точно знаю, что боевые офицеры очень радовались тому, что вы там. Неужели никому не нужны ваш опыт, ваше знание «матчасти», ваш профессионализм?

— Залужный сказал мне лично, что «это решение президента, чтобы вы покинули пункт управления». Не знаю, президента это решение или еще чье-то. Ответил ему: «Раз так, значит, так». Не знаю, кому я создал неудобства. Может, тем, что категорически не воспринимал переговоры с врагом, которые тогда вели. Возможно, лишал кого-то определенного комфорта принятия решений или косвенно влиял на какие-либо решения.

Скажу одно. Мы теперь слышим многие эпитеты типа «легендарный». Думаю, как только завершится эта война и историки получают доступ к документам, распоряжениям, журналам боевых действий и изменениям оперативной обстановки (будем надеяться, что их не уничтожат), многие легенды просто рассыплются. Это жизнь. Мы сейчас читаем в книгах Марка Солонина, исследующего события Второй мировой войны, когда открыли доступ к архивам (и то еще не ко всем), начала вырисовываться совсем другая картина. Особенно для тех, кто понимает военное дело или имеет к нему отношение. Поэтому очень возмущаюсь чрезмерным оптимизмом некоторых.

— Нам постоянно повторяют: «Мы уже победили».

— Нужно понимать, какие могут быть угрозы и как мы должны воевать. Мы не можем с пренебрежением относиться к противнику. Он к нам так относился, и видите результат. Там сейчас полностью изменили свои взгляды. Уже говорят о том, что украинская армия лучше подготовлена и очень профессиональна. Даже их пропагандисты теперь аккуратны в своих оценках.

Кстати, читал воспоминания одного командарма о Харьковской операции в 1942 году. Однажды их вызвали на пункт управления Юго-Западного фронта для того, чтобы уточнить, поставить задачу, обсудить нюансы этой операции. Он написал: «Я был поражен уровнем того оптимизма, который господствовал на этом командном пункте. У нас на месте такого оптимизма не было».

Не дай Бог, чтобы произошел разрыв между пониманием тех, кто находится непосредственно на поле боя, и тех, кто управляет этим процессом из Киева. Я не раз подчеркивал: из окна Генерального штаба реальную картину не увидите. Надо бывать в войсках. Когда есть единый механизм, единое понимание, единый порыв руководителя и подчиненных, тогда будет успех и будет Победа. Если все разбалансировано, будет сложно говорить о Победе. Так говорил Сунь Цзы.

(Вторую часть интервью с Виктором Муженко читайте в ближайшее время).

Читайте также: «В конце лета россияне могут решиться на финальную попытку взятия Киева», — американский военный эксперт Филлип Карбер