«Россияне еще даже не показали всего, на что реально способны», — Роман Костенко

— Роман, мы с вами разговариваем 16 декабря через два часа после очередной массированной ракетной атаки на Украину. Возможно ли остановить этот террор? Есть разная информация о количестве ракет и дронов у рашистов. Одни эксперты говорят, что их хватит еще на несколько атак, другие — что такой ужас может продолжаться до бесконечности.

— Мы не должны надеяться, что у россиян скоро закончатся ракеты и это нас спасет. Нам нужно закрывать небо, работать с международными партнерами, правильно расставлять силы и средства ПВО, лучше готовить служащих там бойцов.

Главнокомандующий ВСУ Валерий Залужный в интервью The Economist сказал, что сейчас средняя вероятность поражения целей 0,76. Это означает, что из ста ракет мы сбиваем семьдесят шесть. А нужно стремиться достичь стопроцентного результата. Вот тогда можно будет говорить, что этот этап мы прошли, тему закрыли, и нам ничего не угрожает. Что касается россиян, то они будут постоянно искать возможности наращивать объем производства ракет, покупать их и детали для них за рубежом и т. д.

— Реально ли достичь сбивания ста ракет из ста?

— Это зависит исключительно от количества средств ПВО. Если мы его нарастим, россияне будут вынуждены использовать больше ракет для того, чтобы пробить нашу оборону. А когда начнем сбивать сто из ста, их ракеты через некоторое время станут неэффективными и вообще скоро закончатся.

Читайте также: «На фронте ни разу не слышал: «Чего я пошел на войну? Что я здесь делаю? — 80-летний полковник ВСУ, воюющий простым солдатом

— Интервью Залужного наделало много шума. Он, в частности, предупредил о возможном повторном наступлении на Киев. Насколько надежно защищена столица? Хватит ли сил у ВСУ, которые за эти почти десять месяцев сильно истощились и устали?

— Солдаты действительно где-то истощены. А где-то нет, потому что не весь миллион сил обороны принимает непосредственное участие в боевых действиях. К тому же подразделения проводят ротации.

Еще момент. Несмотря на потери техники, мы сейчас имеем ее больше, чем было до войны. Потому что что-то затрофеили у россиян, что-то передали и будут еще передавать наши партнеры. Вообще, у нас теперь больше танков, средств ПВО и т. д. Мы нашу армию только усиливаем. Причем модернизированной современной западной техникой. Есть и старая, но даже она лучше советской. А россияне уже начинают подтягивать технику из резервов, пытаются модернизировать то, что стоит у них на складах с 1950—1970-х. Да, это тоже ресурс. Но сказать, что у нас не будет сил остановить русскую армию, нельзя. Я уверен, что силы у нас будут. Главное — мотивировать солдат, научить их правильно применять и расставлять эти силы и средства.

— Мы считаем, что против нас воюет какой-то непонятный биосусор. Но военные, вы в том числе, постоянно подчеркивают, что нельзя недооценивать российскую армию.

— Это до сих пор сильная армия. Самая большая ошибка в военном деле (думаю, вообще в любой борьбе — политической или военной) — недооценка противника. Тогда сразу у тебя больше шансов на поражение. Ты не готов к тому, что может предложить тебе противник.

Но когда ты переоцениваешь неприятеля, это тоже проблема. Поэтому нужно пытаться с помощью разведки и современных средств получения информации четко оценить его возможности, его состояние, чтобы можно было соответственно реагировать. Думаю, этим наше командование сейчас занимается.

У русской армии есть большой мобилизационный ресурс личного состава, который нельзя не учитывать, есть большое количество техники, есть снаряды, хотя уже в меньшем количестве, есть союзники, у которых они могут взять еще снаряды. Это Беларусь и, думаю, Северная Корея, потому что мы уже находили снаряды с их маркировкой. Возможно, что-то они могут найти в Китае и Иране. Мы видим, что россиянам дают более серьезное дальнобойное оружие, чем иногда наши партнеры нам. К примеру, Иран сейчас хочет передать российской федерации баллистические ракеты.

Еще раз повторю. Нельзя говорить, что россия слаба и мы ее шапками забросаем. Сильно переоценивать ее тоже не нужно. Мы уже раньше переоценили, а потом сами доказали, что она таковой не является.

Читайте также: «Мы сейчас на фронте вынуждены работать как огромная мясорубка», — журналист Константин Реуцкий

— Ходят слухи, что после Нового года путин может объявить общую мобилизацию или новую волну частичной. Этот шаг кремля однозначно отразится на общей ситуации на фронте.

— Да. Это дополнительный ресурс. Больше солдат — больше действующих автоматов, пулеметов, танков, самолетов, то есть вообще всего, что стреляет. Мы должны быть к этому готовы. Но у нас есть чем этому нашествию противостоять.

Сейчас, по нашим данным, примерно 225 тысяч россиян находятся на территории Украины и ведут войну против нас. У нас мобилизовано около миллиона Сил обороны. Если россияне мобилизовали еще триста тысяч, у них будет пятьсот. Это все равно меньше, чем у нас имеется. Думаю, что в Генштабе есть расчеты, сколько нам необходимо личного состава, если еще будет мобилизация в россии. Но ведь Залужный в своем интервью сказал, что ему сейчас новые солдаты не нужны. Ему необходимо формировать резервы техники — танки, БМП, гаубицы, БТР и прочее.

— Каких событий на фронте следует ожидать зимой? Активность боевых действий будет нарастать? Или, наоборот, будет какое-то затишье? Ваше видение?

— О наших инициативах сейчас никто не скажет. Думаю, мы их увидим, когда они будут реализовываться. Что касается российской армии, и Залужный, и наши командующие, и все эксперты говорят о том, что рашистам нужно время, чтобы начать активизацию.

15 декабря прошло заседание нашего комитета, где присутствовали представители всех разведок, Службы безопасности, Министерства обороны. Они говорили о том, что планы россии не изменились, что возможна активизация в январе-марте, что противник собирает силы. Будет ли активизация, зависит от наших действий. Поэтому мы должны готовиться, что война через месяц не закончится, и что предстоит сделать еще многое, чтобы уничтожить врага.

Читайте также: «Думаю, честно будет сказать, что мы не знаем, когда закончится эта война», — Павел Казарин

— Путин останавливаться не собирается. В последнее время появилось много слухов об очень плохом состоянии его здоровья. Может быть, вы как бывший сотрудник СБУ слышали, что с ним происходит?

— Думаю, что о состоянии его здоровья лучше знает человек, который за ним ходит с чемоданом для его экскрементов. Уверен, что на здоровье путина и вообще на атмосферу внутри российских элит очень сильно влияют идущие в нашей стране процессы, успехи, которых мы достигаем на фронте, и взаимодействие с партнерами, которое организуют наши дипломаты.

— Оккупация Херсонщины для вас личная боль, потому что это ваша малая родина. Вы как-то сказали: «В начале вторжения я себе поставил промежуточную задачу, кроме самой главной — освобождения всей страны — освободить родное село Чаривне». Что чувствует человек, зашедший в родные места как освободитель? Это очень трогательная история.

— Эмоции, когда ты вместе с силами обороны заходишь в родное село, только что освобожденное, идешь в родной дом, встречаешь земляков и родственников, не передать. Это как будто ты сделал что-то самое важное в жизни. Как будто именно для этого мгновения жил все это время.

— Кроме этого, случались в эти месяцы еще какие-то моменты, которые вы будете помнить всю жизнь?

— Я не настолько впечатлительный, чтобы какая-то картинка стояла перед моими глазами всегда. Многое произошло разных историй и в течение первой части войны, и после полномасштабного вторжения, о которых можно будет рассказать или когда-нибудь написать в мемуарах.

При освобождении моего села ребята, непосредственно ехавшие перед нами, взорвались на минах прямо перед заходом туда. Так сложилась их судьба. Это война. Думаю, что все события можно оценить лишь через некоторое время после их завершения. А когда каждый день наши ребята героически бьются, а некоторые героически умирают, рассказывать какие-нибудь отдельные истории не время.

— Каким для вас было утро 24 февраля?

— Нас предупреждали много раз, что наступление начнется в январе, потом — что 15−17 февраля, после этого — что вот-вот. Хотя кто-то полагал, что ничего не будет. Накануне один человек сказал: «Может быть, сегодня ночью». Поскольку дат вторжения было названо многое, уже не было такого, что ты сидел и всю ночь ждал. И все же оставались надежды, что они не решатся. Но проснулся от звонка коллеги, а затем услышал взрывы.

— И мгновенно отправились в Николаев. Процитирую вас: «Я ехал в Николаев и отдавал себе отчет, что могу оттуда уже не уехать. Видел ведь, как россияне продвигаются, и что мы не можем их остановить — в таком темпе они шли. У меня было такое впечатление, что я жил, чтобы погибнуть в Николаеве. Знал: мы будем там биться до конца, а уже после нас придут те, кто будет освобождать территории. Такое у меня было настроение». То есть вы четко понимали, что это может быть билет в один конец. Вам бывает по-настоящему страшно?

— Мне не бывает страшно за себя. А вот когда вижу, что люди, которых знаю, с которыми вместе воюю, идут на боевую задачу, всегда тревожусь, чтобы они вернулись живыми.

— У вас, наверное, есть ответ на вопрос, почему рашисты так быстро зашли на Херсонщину.

— У меня есть. Просто не говорю об этом сейчас. Однозначно много вопросов. Россияне действительно зашли очень быстро. И не только в Херсон, а в Новую Каховку, Большую Александровку, Берислав, другие населенные пункты. Они только чудом, благодаря героизму наших бойцов, были остановлены в Николаеве и под Кривым Рогом. Оборона на юге была построена практически на ходу. Она не была готова. Поэтому, конечно, у меня есть ответы на некоторые вопросы, а некоторые еще нужно найти. Сейчас просто нет времени.

— У вас на «Фейсбуке» много фотографий — вы, глава Николаевской областной администрации Виталий Ким и генерал Дмитрий Марченко. Жители Николаева считают, что вы втроем сыграли ключевую роль в том, что город устоял.

— Я считаю, что Николаев устоял именно потому, что наши войска сплотил непосредственно генерал Марченко. Когда все это началось, он находился дома в Киеве. В тот период он обучался в адъюнктуре.

Скажу несколько слов по поводу фейковых обвинений Марченко в низком качестве закупленных им бронежилетов (уголовное дело было открыто в июне 2019 года, Марченко провел некоторое время в следственном изоляторе). Эти бронежилеты нормальные. В них ребята сейчас воюют.

Марченко в первые часы сам попросил поехать в Николаев. Затем был назначен комендантом города и отвечал за его оборону. В начале вообще линии обороны не было. Просто русские войска хаотично шли, а мы их хаотично били. Марченко начал организовать эту оборону. Я узнал, что он там, и приехал к нему.

Большую роль также сыграл и Ким. Виталий очень хороший организатор. Он также объединял вокруг себя людей, много помогал военным. Все, что требовалось, он делал. Еще успевал поддерживать жителей своими обращениями, это тоже очень важно.

Мы втроем поначалу постоянно что-то планировали и потом делали. Считаю, что результат есть.

Но не буду умалять роль, например, командующего оперативным командованием «Юг» Андрея Ковальчука, который отвечал за весь юг — Херсон, Николаев и Одессу, и командиров бригад, в том числе артиллерийских.

— Сейчас все внимание приковано к Бахмуту, где наши воины демонстрируют настоящий героизм. А что происходит на юге, который тоже стратегически очень важен для россии?

— Скажем так, с военной точки зрения там активных боевых действий нет. Только артиллерийские дуэли. Но россияне постоянно уничтожают разными видами оружия — «Ураганами», «Смерчами», ствольной артиллерией — Херсон и все оккупированное до этого правобережье.

Читайте также: «Я не ожидала, что у нас столько людей любят Украину», — жительница Херсона

— Многих очень волнует тема коллаборантов. Рано или поздно мы освободим Донецк, Луганск, Крым. Что, по-вашему, потом делать с тысячами «чиновников», учителей, журналистов, работавших на врага?

— Это довольно чувствительная тема. К ней нужно относиться очень серьезно. Я даже когда есть время, читаю литературу о том, как решали эту проблему после Второй мировой войны.

У нас есть закон о коллаборационизме. Он очень жесткий, полагаю. Потому что можно попасть под статью за то, что ты был ранен, например, и тебя враг отвез на машине в больницу, а ты ему за это заплатил. Есть такие реальные случаи. Есть случаи, когда в поселке исчезал свет и люди просили оккупантов, чтобы те помогли привезти электриков. За эту помощь россияне просили какие-то бутылки с водкой. Это тоже можно расценивать как сотрудничество.

Мы должны понять, что нужно четко различать коллаборационизм и выживание. Очень важно, чтобы наши правоохранительные органы не начали заниматься показателями и привлекать и шантажировать людей или еще, не дай Бог, какие-то коррупционные моменты в этом выискивать.

Если человек агитировал за «русский мир», за псевдореферендумы и прочее, причем без угроз, сугубо по своему желанию, это уже коллаборационизм. Другое дело, когда ему пистолет приставляли к виску: «Сейчас мы твою семью уничтожим или иди агитируй, голосуй, митингуй».

Поэтому нужно очень серьезно к этому подойти. Давайте реально смотреть на вещи. Вот мы людей сначала не смогли защитить, например, в Херсонской области, а потом пришли и говорим: «Вы коллаборанты». За то, что они лекарства или еду брали у оккупантов, хотя большинство оставалось нашими гражданами.

Если говорить о Донецкой и Луганской областях, там все намного сложнее, потому что прошло очень много времени. Много людей, которые в 2014 году приветствовали войну, которую российская федерация развязала против Украины, которые сейчас хотят жить где-то в россии. Там нужно устанавливать особый режим и смотреть, кто будет нести ответственность, а кто получит амнистию. Это будет задачей для действующей власти.

Взять и просто всех посадить в тюрьму мы не сможем, хотя закон, который у нас сейчас есть, говорит, что это было сотрудничество с оккупантами. Но люди могут задать вопрос: а что нам нужно было делать эти восемь лет?

Читайте также: «У жителей оккупированных территорий, которые сейчас радуются присоединению к России, от улыбок до слез будет очень короткая дорога», — Роман Безсмертный

— Участие белорусской армии в войне возможно?

— Мы должны исходить из того, что да. Но также следует учитывать, что лукашенко лукавит, пытаясь избежать этого. И не потому что он не хочет, а страна хочет. Между россиянами и белорусами есть разница. В россии, по нашим данным, 73−85 процентов населения поддерживает войну с Украиной. А белорусы наоборот — чуть больше 70 процентов не поддерживают. Также их военные — некоторые поддерживают, а некоторые нет. Поэтому лукашенко понимает, что может произойти внутри страны и что с ним может случиться, если он ту небольшую армию, а у него 40−45 тысяч, из которых 15 тысяч боеспособных, заведет в Украину. А может и не произойти. Он сам не знает. Потому что уже были прецеденты. Мы помним, как после выборов в августе 2020 года люди выходили на улицы.

Пока это его сдерживает, но кремль уже начинает лукашенко предупреждать, чтобы он не хитрил. Думаю, это было, в том числе, и убийство министра иностранных дел Макея. Поэтому нам не стоит надеяться, что лукашенко может удержаться. Нужно готовиться к тому, что белорусь может вступить в войну. А затем или параллельно работать с их населением. И пусть уж они дальше делают свое дело.

Читайте также: «Россия не столь сильна, какой хочет казаться, но и не столь слаба, как мы бы этого хотели», — военный эксперт Сергей Грабский

— У вас есть ответ на вопрос, почему россияне такие изверги? Они считают, что у них будто бы такая великая культура, такая история. Но почему они совершают зверства, которые вообще за пределами сознания ?

— Думаю, это особенности русского народа. Мы можем вспомнить, как эта страна уничтожала казачество, воевавшее вместе с российской империей против других стран, как они нам большевизм навязывали, как уничтожали нашу государственность. Мы знаем, что именно россияне совершили у нас геноцид в 1932—1933 годах. В нашей истории много подобных случаев.

Поэтому не знаю, почему мы считаем, что они должны быть лучше, чем такие, какие они есть. Ожидать от них какой-нибудь человечности, глядя на их историю, я не стал бы. Думаю, они еще даже не показали все, на что реально способны. Это наши Силы обороны их сдерживают и не дают раскрыться по полной. Они всегда боялись силы и боятся ее до сих пор.

— Вы говорите, что они еще не показали, на что способны. Так куда ж больше?

— Я имею в виду, что мы видим сейчас события только в рамках Украины. А если бы они начали захватывать большие территории? Они рассчитывали захватить нас быстро, а дальше пошли бы в Молдову, Польшу, Румынию, Словакию, Чехию, страны Балтии, я уверен. А это еще больше людей, которые были бы вовлечены в войну, больше горя и разрушений. Украина взяла на себя этот удар и защитила других. Многие это понимают, но некоторые не понимают, потому что эта война от них далеко. Поэтому кремль угрожает ядерным оружием, которое может использоваться, если сложатся обстоятельства. Мы должны это тоже учитывать. То есть от россиян следует ждать любой пакости.

Читайте также: «Война для нас закончится, когда будет полностью перезагружен российский режим», — Павел Климкин.

— Запад сейчас занимается судьбой постпутинской россии. Что ее ждет?

— Наша цель, конечно, чтобы россия распалась на несколько стран, чтобы ее угнетенные малые народы стали независимыми. Может, некоторым за границей было бы выгодно, чтобы российское ядерное оружие осталось в одном-двух государствах после распада. А нам — чтобы российская федерация распалась на много обломков, как когда-то Советский Союз. Чтобы они жили как равные силы. Сейчас это большая страна, которая имеет большой ресурс и может угрожать другим странам и не только угрожать, но и приходить их убивать. А русский народ считает себя лучше других. Притом что нормально там живет только элита и незначительная часть населения в некоторых относительно развитых городах.

Но самый большой вклад в бюджет дают именно те бедные народы, за счет которых паразитирует верхушка кремля. Поэтому я считаю, что распад российской федерации должен быть целью любого украинского политика. Чтобы он ни делал, в какой сфере ни работал бы — национальная безопасность, здравоохранение, энергетика, — результатом должно быть одно — распад россии.

— О чем мы с вами будем говорить через год — о войне или о восстановлении Украины?

— Думаю, это будут параллельные вещи. Очень сложно прогнозировать. Но уверен, что победы скоро не будет. Думаю, что еще некоторое время мы будем говорить и о войне тоже.

Читайте также: «Мы не должны врать себе о цене, которую заплатим за Победу», — генерал Сергей Кривонос

8598

Читайте нас в Facebook