Эдита Пьеха: «Организаторы спросили: «Как объявить вашу группу?» и у меня неожиданно вырвалось: «Дружба!»
Эдита Пьеха не боится быть первой. В советское время она первой исполнила твист и шейк, первой сняла микрофон со стойки и начала разговаривать со зрителями на концертах. В 1956 году выступила с первым в СССР вокально-инструментальным ансамблем. Первой из отечественных исполнителей покорила Карнеги-холл в Нью-Йорке и «Олимпию» в Париже.
А знакомство с украинским зрителем у певицы состоялось во время ее первых гастролей — летом 1957 года в Ялте. Дебютный концерт прошел с аншлагом и завершился… ночным заключением в милиции.
«Только запели «Родина моя, мирная, любимая», как подъехала милиция и нас затолкали в «воронок»
- Эдита Станиславовна, для первых гастролей ансамбль «Дружба» выбрал Крым…
— Я помню эту поездку до мельчайших деталей, — говорит Эдита Пьеха. — В тот год почти все музыканты «Дружбы» закончили консерваторию, и мы решили гастролировать. В Ялте имели бешеный успех. После концерта мы, счастливые и окрыленные, купили шампанского, вышли на набережную и начали петь. А ансамбль был немаленький, только вокалистов -12 человек. Помню, только запели «Родина моя, мирная, любимая», неизвестно откуда подъехал «черный ворон». Из него вышли милиционеры и заявили: «Вы нарушаете сон отдыхающих». И нашу дружную команду затолкали в «воронок». Вызволил ансамбль на следующий день директор филармонии Фима Блох, который всюду имел связи. Правда, стражи порядка велели особо не разглашать инцидент, не упоминать о нем со сцены.
- «Радушно» встретила вас Украина!
— Еще один из казусов связан с Днепропетровском. До 1967 года я являлась гражданкой Польши с правом на проживание в Советском Союзе. Для меня существовал длинный перечень регионов, куда не имела права совать нос: Дальний Восток, приграничные зоны, города с предприятиями военной промышленности. В каждом таком населенном пункте приходилось регистрироваться — прибыла, выбыла. Мне это надоело. В Днепропетровске организаторы концертов заверили, что с этим вопросом все будет «о'кей». Мы приехали. Только я успела распаковать вещи, как в гостиничный номер ворвались люди в форме. Проверили паспорт и заметили, что мне, иностранке, въезд в Днепропетровск запрещен. Я сказала: «И долго вы меня искали, ведь на каждом заборе месяц висели афиши с моей фамилией?» Но мне строго заявили: «Вас срочно отправляют в Ленинград. Скажите спасибо, что вы артистка, иначе получили бы 15 суток!» К счастью, жена местного начальника КГБ была поклонницей моего творчества. Эта женщина и разрешила ситуацию: «Не надо Пьеху трогать, пусть поет». Мне дали охранника, в зале сидело много людей из службы госбезопасности. Потом они меня провожали и просили прощения. Но я все-таки им сказала: «Чем вы занимаетесь? Надо ловить настоящих шпионов».
Один из самых памятных для меня концертов состоялся во Львове. В летнем театре пошел дождь. Публика оказалась предусмотрительной, у всех были зонтики. Когда их раскрыли, образовалась сплошная разноцветная крыша. Никто из зрителей не ушел — это было незабываемо. Недавно в Израиле ко мне подошли люди: «Мы из Львова, помните тот концерт в летнем театре?» Конечно, помню…
Черновцы, я считаю, второй город после Львова в Украине по уровню культуры. Не могу не поклониться светлой памяти Пинхаса Абрамовича Фалика и его жены Сиди Таль, с которыми долгие годы дружила. Однажды я слегла с пневмонией и благодаря Фалику попала на лечение в Карпаты. Там, высоко в горах, в селе Дихтинцы Путильского района меня лечили на колхозной пасеке. Когда я была там последний раз, у одного пастуха родился двенадцатый ребенок. Мужчина спускался с полонины, «делал» ребенка и вновь шел в горы. Я его спросила: «Зачем тебе столько детей, Штефан?» Он шутя ответил: «Понимаете, Эдита Станиславовна, так брынза на меня действует».
Именно в Дихтинцах я узнала, что такое настоящие коломыйки, гуцулы, Прут — край, о котором я пела еще маленькой по-польски. Большое спасибо Украине и ее людям за тепло и любовь к моему скромному труду. Чувствую, что я здесь своя.
А еще с Буковиной связал меня композитор Василий Михайлюк своей «Черемшиной»: «Знов зозулі голос чути в лісі, ластівки гніздечко звили в стрісі… » С автором «Черемшины», мы так и не встретились. Но нас объединяла настоящая дружба.
- Не случайно ваш ансамбль назывался именно так.
— Название придумала я, ведь у нас действительно был интернациональный состав: немцы, латыши, эстонцы, евреи. Броневицкий — полунемец-полулатыш-полубелорус, я — полька. Однако назвать ансамбль «Интернационал» было бы смешно. Однажды перед выступлением 8 марта 1956 года меня спросили: «Как вас объявить?» И у меня неожиданно вырвалось: «Дружба!» Так что я крестная мама нашего коллектива…
- Александр Броневицкий был руководителем ансамбля и вашим первым мужем. Наверное, это хорошо, когда у супругов есть общее дело?
— Это и очень хорошо, и очень плохо: муж с женой занимаются только делами, а личной жизни почти нет. У нас был «служебный роман»: работа, песни, гастроли. Я выступала в любом состоянии — с гипсом (ломала руки и ноги), с температурой… Подумаешь, нога болит! Концерт — святое, все остальное второстепенно.
«Мужчины меня боялись»
- Ваши платья и прически всегда восхищали зрителей… Откуда вы черпали идеи?
— Когда я начала выступать, длинные роскошные туалеты носили только оперные певицы, — рассказывает Эдита Станиславовна. — Однажды я пошла на концерт Любови Орловой. На ней было фантастическое платье, которое подчеркивало тонкую талию, красивое лицо. Богиня! И я стала носить длинные наряды.
Но как-то получила от зрителей записку: «У вас, наверное, как и у меня, кривые ноги, поэтому вы носите только длинные платья?» Вскоре Слава Зайцев сшил мне несколько мини-платьев (ножки, слава Богу, нормальные, я хорошо выглядела), и зрители стали писать: «Вы что — настолько бедны, неужели у вас нет денег на приличный туалет?»
Публика мне диктовала и выбор прически. Я всегда отдавала предпочтение коротким стрижкам. Когда же я решилась попробовать что-то новое, получила записку: «Вам такая прическа не подходит». Для меня зритель — главный советчик, которому не нужно угождать, но учитывать его мнение стоит всегда.
- Вы состоялись как певица, а женское счастье вам улыбнулось?
— Невозможно быть счастливой артисткой и счастливой женщиной. Можно только выбирать. Я увлекаюсь мемуарной литературой и знаю, что многие известные певицы остаются одинокими в старости. В них влюбляются как в звезд сцены, а не как в женщин. Правда, бывают и исключения. Счастливой парой были Пинхас Фалик и Сиди Таль, а вот Клавдии Шульженко не повезло с мужем. Барбра Стрейзанд прямо сказала: «Никто не хочет полюбить меня как женщину, все влюбляются в певицу». Это правда… Впрочем, я избегаю разговоров о счастье. Счастье — миг, и я боюсь его спугнуть.
- Может, представители сильного пола пасовали перед вашей популярностью, красотой?
— Действительно, мужчины меня всегда боялись. Как только кто-то из них подходил ближе, чем ему разрешалось, я сразу принимала вид неприступной львицы. Думаю, что их сдерживала и мысль: сколько же у нее любовников?
С годами я становлюсь мудрее, добрее. Злая женщина никогда не бывает красивой, а меня Бог уберег от злобы и зависти. Я прожила сложную жизнь, поэтому со временем стала терпеливой. Часто чувствовала себя незащищенной и впоследствии научилась отстаивать собственное мнение. Все эти черты, считаю, мое самое большое богатство.
Фото из архива автора
1761Читайте нас у Facebook
