«После аварии самолета, на котором летел Ильюшин, НКВД пытался арестовать виновных. Но Сергей Владимирович всех отстоял»
Во дворе за окнами кабинета дважды Героя Социалистического Труда, лауреата Ленинской премии СССР, генерального конструктора ОКБ имени С. В. Ильюшина в 1970-2005 годах академика Генриха Новожилова виднеется небольшой бюст его учителя. Над ним, как бы прикрывая и защищая, застыл в бреющем полете другой памятник — штурмовик Ил-2.
— Этот самолет поисковики подняли из болота в Новгородской области, — рассказывает Генрих Васильевич. — Вот примерно с такой высоты — метров с пяти, а то и ниже — «летающий танк» и громил врага. После возвращения на аэродром техники доставали из воздухозаборника радиатора не только траву и ветки, но даже головы фашистов!
«На выпускном вечере в авиационном институте генерал Ильюшин лихо отплясывал со студентками»
— Самолеты Ильюшина удивляли мир еще до войны, — говорит академик Новожилов, в настоящее время главный советник по науке руководителя ОАО «Авиационный комплекс имени С. В. Ильюшина». — В 1936 году летчик-испытатель Владимир Коккинаки впервые в мире на бомбардировщике ЦКБ-30 показал Сталину петлю Нестерова. Не прошло и трех лет, как на том же ЦКБ Коккинаки совершил перелет из Москвы на север США. Американские военные ахнули: в отличие от Чкалова и Громова, прилетавших туда ранее на специально построенных рекордных самолетах, в этот раз русские достигли Америки на обычном серийном бомбовозе!
Летом 1941-го на самолетах этого типа (после модификации его назвали Ил-4) авиаторы Балтийского флота бомбили Берлин. А штурмовик Ил-2 вообще стал кошмаром для фашистов!
— Его создатель не был кошмаром для студентов?
— Во время войны я учился в Московском авиационном институте. Однажды принимал участие в организации выпускного вечера для предыдущего курса. На праздник пришли Ильюшин и другой авиаконструктор — Александр Сергеевич Яковлев. Оба были в генеральской форме. Когда начались танцы, Яковлев, хотя был на 12 лет моложе Ильюшина, стоял под стенкой, смущенно улыбаясь девушкам, и говорил что-то вроде «Я умею только самолеты строить». Зато Сергей Владимирович отплясывал с преподавательницами и студентками. Ну и я танцевал. И пару раз (кураж на меня нашел какой-то, что ли) умышленно вел партнершу так, чтобы «нечаянно» зацепить Ильюшина локтем. Потом хвастался ребятам.
— Он не пытался вас одернуть?
— Нет, нет, наоборот, вел себя раскованно, смеялся. А 1 июля 1948 года мы, десять пятикурсников МАИ, попали в ОКБ Ильюшина на преддипломную практику. Дипломные работы нам предстояло писать под руководством Сергея Владимировича. Я был старостой группы. Правда, недолго. Потому что вскоре старостой назначили другого парня — кандидата в члены партии. Не скажу, что это меня обрадовало. Как-то встречаю в коридоре Ильюшина. «А-а, — говорит, — бывший староста! Ну ничего, не переживай. Все еще впереди».
Во время первой нашей встречи Сергей Владимирович сказал: «Я знаю, что такое студенческая практика.
Пришел-ушел. У нас вы все будете сидеть, сколько понадобится, на рабочих местах конструкторов и за выполненную работу получать 900 рублей в месяц».
*»Сергея Ильюшина в конструкторском бюро называли Хозяином, — вспоминают сослуживцы. — И не только за властный нрав. У него действительно была хозяйская жилка. Заботился как о производстве, так и о людях»
— Что такое было 900 рублей в те времена?
— Стипендию мы получали 240 рублей. За десятку студент мог вечером после тяжелой сверхурочной работы сходить в наше любимое кафе «Под шарами» на стадионе «Динамо», выпить 150 граммов водки, съесть хороший бутерброд с колбасой или ветчиной и запить это кружкой пива. После практики (она длилась два месяца) я купил маме в комиссионном магазине часы, и еще остались деньги (правда, путевка была со скидкой) на туристическую поездку в Сочи.
«Это б…ди, что ли?» — спросил маршал Ворошилов о стюардессах, которых Чкалов и Байдуков видели в Америке»
— Свои дипломные мы готовили в КБ, а защищали их в институте, — продолжает Генрих Новожилов. — Ильюшин был председателем экзаменационной комиссии. Обычно выпускникам вузов после защиты дают месяц отпуска. Ильюшин же дал нам только три дня на обмыв дипломов, а в отпуск мы пошли вместе с остальными сотрудниками.
Обычно все конструкторское бюро уходило с первого июля. Оставляли только дежурных. И возвращались все вместе. Ильюшин считал: люди настолько тесно связаны в работе, что, если кто-то отсутствует, это плохо сказывается на производительности коллектива. И буквально заставлял инженеров и рабочих приобретать путевки на юг. А летчики-испытатели, братья Коккинаки — Владимир, Константин и Павел — возили сотрудников заводскими самолетами в Сочи и Крым бесплатно.
Каждое лето (этого события коллектив ждал целый год!) Сергей Владимирович заказывал на выходной день теплоход, и все отправлялись по каналу Москва — Волга отдыхать на природу. Выгружались на живописном берегу вдали от города, загорали, купались. Ильюшину среди ныряльщиков не было равных. Однажды он вынырнул и тут же спрятался в воду. «Я бы, говорит, нырнул еще дальше. Да трусы потерял!»
— Где Сергей Владимирович предпочитал проводить отпуск?
— В послевоенные годы он уезжал один на родную Вологодщину, в село Дилялево. Там охотился, рыбачил. Но однажды слетал на юг, в Сочи. Вернулся и говорит: смотрите, кто в нашей стране пользуется услугами воздушного транспорта — состоятельные люди и командированные, летающие за казенный счет. А надо, чтобы билет на самолет был не намного дороже купейного железнодорожного билета! И добился продолжения работ над созданием большого пассажирского самолета Ил-18 на 80-120 пассажиров.
Этот самолет КБ создало еще после войны, только с поршневыми двигателями. Узнал о нем Сталин и говорит Ильюшину: сколько пассажиров должен брать ваш самолет? Семьдесят пять? А вы знаете, что в нашей стране даже гибель двух-трех человек в авиакатастрофе — это почти национальная трагедия? И велел прекратить работу.
— Особенно ругал Ил-18 Николай Булганин — заместитель председателя правительства и министр Вооруженных Сил СССР (именно так называлась тогда эта должность), — продолжает Генрих Васильевич. — За то, что новая машина не приспособлена к отечественным аэродромам — преимущественно грунтовым, в лучшем случае покрытым стальными рифлеными полосами. 
Ильюшин, получалось, обгонял время.
*Знаменитый штурмовик Ильюшина — «летающий танк» Ил-2 — в годы войны был кошмаром для фашистов
В середине 50-х годов мы спроектировали Ил-18 с турбовинтовыми двигателями (созданными в Запорожье коллективом украинского конструктора Александра Ивченко) — надежные, комфортабельные. На них летали не только простые люди, но и руководители государства. Кстати, знаменитый летчик Георгий Байдуков — соратник Валерия Чкалова по рекордным перелетам в Америку — рассказывал, как после войны, будучи начальником Главного управления гражданского воздушного флота, на заседании Политбюро ЦК КПСС предложил ввести на пассажирских линиях должность стюардессы. Дескать, в Америке видел, понравилось. «Это б…ди, что ли?» — спросил глуховатый маршал Ворошилов.
Вскоре в крупнейших аэропортах страны появились бетонные взлетно-посадочные полосы, на которые садились Ил-18, затем реактивные Ил-62, гигантские аэробусы Ил-86, Ил-96. А без стюардесс гражданскую авиацию нынче просто невозможно представить!
«Если я не могу прийти на работу первым, а уйти последним, значит, быть генеральным конструктором не должен!»
— Какой у Ильюшина был характер?
— Нормальный. Матом он, как правило, не ругался. Или делал это крайне редко. Всегда внимательно выслушивал. Возражения не очень любил. Но при необходимости ему можно было и возразить. Его называли Хозяином. Или Сером Ильюшиным (подписывал документы «Сер. Ильюшин»). А Хозяином называли не только за властный нрав. У него действительно была хозяйская жилка. Заботился как о производстве, так и о людях, строил жилье. Кстати, в этом вопросе в свое время нам здорово помогла секретарь ЦК Московского горкома партии, член Президиума ЦК КПСС Екатерина Фурцева. Поселок ОКБ ветераны до сих пор называют Фурцевским.
Когда в конце 40-х во время кампании по борьбе с «безродными космополитами» в стране начались массовые увольнения, а то и аресты, Ильюшин не дал в обиду ни одного сотрудника-еврея. А их у нас работало достаточно много. Некоторых он отправил в длительные командировки на периферию, других просто отстоял. Не боялся ударить кулаком по столу даже у высокого начальства. С ним сам Сталин считался.
Когда Сергею Владимировичу что-то не нравилось, у него поднималась разбитая когда-то в аварии бровь. Он еще до революции в Санкт-Петербурге, где начинал службу землекопом, а потом солдатом-мотористом и механиком, окончил летную школу. На его глазах во время первого всероссийского авиационного праздника выпал из развалившегося в воздухе самолета летчик капитан Мациевич. Но эта первая и далеко не последняя жертва авиакатастроф не остановила молодого Ильюшина. Чтобы самолеты были надежнее, он сам стал их проектировать. При этом никогда не упускал возможности сесть за штурвал. В 30-е годы на Восьмое марта, поздравив сотрудниц, приглашал дам на аэродром и сам катал по очереди на маленьком биплане По-2.
В апреле 1938 года ему понадобилось срочно вылететь на серийный завод в Воронеж, где возникли проблемы. Ильюшин полетел с коллегой вдвоем на маленьком спортивном самолетике. А механик забыл залить масло. Во время полета двигатель заклинило, пришлось совершать аварийную посадку на пахоту. Самолет перевернулся. Пилот и пассажир получили травмы. НКВД пытался арестовать виновных. Но Ильюшин отстоял всех. Узнав об аварии, Сталин запретил главным конструкторам летать самостоятельно.
Старший сын Ильюшина Владимир Сергеевич — заслуженный летчик-испытатель СССР, Герой Советского Союза, генерал-майор авиации — считал отца слабеньким летчиком. Может, он и прав. Каждый должен заниматься своим делом.
— Говорят, у отца и сына были сложные отношения. Владимир Сергеевич не мог простить Ильюшину-старшему второго брака?
— Мне не хотелось бы углубляться в личную жизнь моего учителя. Да, после войны Сергей Владимирович женился вторично, на сотруднице нашего КБ Анастасии Советовой. В кабинете Ильюшина висел чертеж Ил-2, выполненный Анастасией Васильевной. Она принимала участие в создании штурмовика Ил-10, затем реактивного бомбардировщика Ил-28 и лайнера Ил-18. Об их романе знал весь коллектив. Министр Шахурин предлагал куда-нибудь перевести Советову, но Ильюшин сказал: эту женщину я никому не позволю трогать. От первой супруги ушел по-мужски — оставил огромную квартиру и все нажитое имущество, каждый месяц посылал ей деньги. С собой забрал только личные вещи, письменный стол и собрание сочинений Джека Лондона.
У них с Анастасией Васильевной родились два сына. Супруги жили долго и счастливо. Потом Сергей Владимирович начал болеть.
— И отказался от своей высокой руководящей должности еще при жизни, что нечасто встречалось среди крупных начальников…
— Да. Первое заявление министру он написал еще года за три до ухода на пенсию. Ссылался на плохое самочувствие. У него развивалась болезнь Паркинсона. Но министр авиационной промышленности Петр Дементьев сказал: знаешь что, Сергей Владимирович, ты нам нужен. А Ильюшин нам много раз говорил: я больной, не могу работать полный рабочий день. Мы ему: неважно, приходите после обеда!
Тогда все-таки уговорили его остаться. Но в 1970-м он собрал руководящий состав и сказал: «Если я не могу прийти первым, а уйти последним, значит, быть генеральным конструктором не должен!». После этого он прожил еще семь лет.
Сергей Владимирович оставался у нас членом научно-технического совета. Когда самочувствие позволяло, приходил на завод. Однажды был случай: на проходной молодая охранница потребовала у маленького старичка пропуск. «Я Ильюшин», — тихо сказал он. «Ну и что?» — рявкнула кабинщица. Вот такой жесткой и неумолимой бывает жизнь…
Хоронили трижды Героя Социалистического Труда академика Сергея Ильюшина в форме генерал-полковника инженерно-технической службы, с воинскими почестями. Но фуражки, чтобы положить на крышку гроба, почему-то не оказалось. И тогда старший сын — генерал — положил на гроб свою. Вот так они и помирились.
Сразу после ухода Ильюшина на пенсию генеральным конструктором назначили меня. Сергей Владимирович так хотел. Но я в его кресло не садился и за его столом не сидел. Оборудовал себе в том же кабинете новое рабочее место руководителя. А кресло и стол Сергея Владимировича, его портрет остались там же, как память о великом авиаконструкторе. Именно так наш Учитель себя называл — не главным, не генеральным, а просто: «Авиаконструктор Ильюшин».
4149Читайте нас у Facebook
