"Блаженнейший был очень компанейским человеком. Даже за стол не садился в одиночку"
После того как в одной из киевских клиник на 79-м году жизни скончался Предстоятель Украинской православной церкви, многих прихожан охватило чувство смятения и тревоги. «Сейчас очень тяжелое время для нашей страны, — плача, говорили прихожанки Киево-Печерской лавры на похоронах любимого архипастыря. — Война, нестабильность, кризис. Мы не можем повлиять на ситуацию и ищем успокоения в церкви. Блаженнейший был оплотом нашей уверенности в завтрашнем дне. Даже когда тяжело болел и уже не мог вставать с кровати, мы все равно были спокойны. Потому что знали: он есть, он с нами. А теперь, когда его сердце перестало биться, мы словно осиротели».
*До последнего дня, пока еще был в сознании, Блаженнейший оставался в ясном и трезвом рассудке. И мечтал еще побывать в Марковцах — посидеть в своей комнатке
В то же время ближайшие соратники и родственники владыки казались спокойными даже в тяжелые траурные дни. Внучатый племянник митрополита, протоиерей Владимир Коцаба объяснил, почему: «Мы до сих пор не в состоянии поверить и осознать, что произошло. Нам кажется, что Блаженнейший все еще рядом с нами…»
«Он знал очень много песен, что светских, что церковных»
С протоиереем Владимиром «ФАКТЫ» встретились на следующий день после похорон, во дворе недостроенного храма в честь апостолов Петра и Павла, где батюшка служит настоятелем. Вблизи священник оказался удивительно похож на митрополита — своего двоюродного дедушку в молодости. Оказалось, что и назван в честь него.
— Мне многие говорят о внешнем сходстве с Блаженнейшим, — говорит отец Владимир. — Заканчивая академию, я затеял писать книгу о владыке, который как раз отмечал 15-летие Предстоятельского служения (эта книга стала моей кандидатской работой). Ездил по тем местам, где в свое время служил, был ректором и преподавал митрополит, собирал о нем информацию. Меня поразило, что о пастырстве и служении архиепископа Владимира в качестве ректора Московской духовной академии и семинарии бывшие ученики и преподаватели до сих пор рассказывают нынешним семинаристам. То есть добрая слава о нем передается, можно сказать, из поколения в поколение.
Так вот, бывало, священники и семинаристы говорили, что я похож на митрополита Владимира.
*Отец Владимир: «Я очень благодарен владыке за то, что он не составлял мне протекций. Иначе я бы не получил того опыта, который имею» (фото автора)
— Какие у вас остались детские воспоминания о Блаженнейшем?
— Он всегда был жизнерадостным. Как только появлялась возможность, приезжал домой — в родные Марковцы на Хмельнитчине. Дней за пять звонил своему брату, моему деду Степану, живущему в соседнем поселке: «Готовьтесь. Скоро буду». И начиналась кутерьма! Готовили борщи, делался домашний кислячок, в речке ловили любимые владыкой караси… Приезжали родные и близкие, со всего села в дом к владыке сходились его одноклассники и друзья.
Блаженнейший никогда не приезжал один. Его сопровождали священники, архиереи, иподиаконы. Молодые, красивые, образцовые. У меня, обычного сельского парня, это блистательное церковное общество вызывало чувство трепета и восторга.
— Наверное, подобные встречи в Марковцах проходили очень торжественно?
— Владыку старались принять как следует. Но без особой помпезности, потому что митрополит, даже будучи уже видным иерархом, вел себя просто и естественно, на равных со всеми. Шутил, смеялся, расспрашивал о нашей жизни, делился воспоминаниями из детства и юности, пел. Когда еще был здоров, частенько с утра ходил на рыбалку. Брал с собой тесто, червяков, надевал высоченные рыбацкие сапоги и шел на реку. В рыбной ловле был азартен, но в меру. Не клевало — спокойно разворачивался и возвращался домой. Был хороший улов — радовался. Карасей и окуней ему тут же чистили — и на сковородку…
— Известна история о том, как, будучи епископом в Женеве, Блаженнейший по просьбе других священнослужителей сам готовил украинский борщ. А чем еще любил полакомиться?
— Никаких особых деликатесов и экзотических блюд на столе не было. Он признавал только простую, свежую, домашнюю пищу. Очень любил сельскую ряженку и простоквашу. Кислячок с домашней булочкой были для него любимым лакомством. А еще в Марковцах есть фирменное блюдо — «хаши». Свиная кишка, начиненная пшенной кашей и сваренная в особой овощной подливке. Этот «бренд» знали и любили все гости, побывавшие на родине Блаженнейшего. И, бывало, просили его: «Поедемте, владыка, в Марковцы на «хаши».
— Вы говорили, что митрополит Владимир любил петь…
— Он знал очень много песен, что светских, что церковных. Пел и старинные народные, нам раньше неизвестные. Голос у него был красивый. Бывало, заведет за столом какую-то — заслушаешься. Старались записывать за ним, чтобы хоть в припевах подпевать. Память у владыки была феноменальная. Никогда не забывал слова или мелодию. А несколько песен сочинил сам. Кроме самой известной своей, «Ромашки», любил еще и «Мотылька» (батюшка негромко напевает):
Мне вспомнилась сказка, забытая сказка,
О том, как влюбился в огонь мотылек.
Он думал, что будет нежна его ласка,
Но огненных чар одолеть он не смог.
«Очень трепетно относился к матери. Ни в чем не мог ей отказать»
— Кроме песен, владыка любил хорошую шутку, — продолжает отец Владимир. — Бывало, и анекдот расскажет, и «подколет» человека по-доброму. Помню, как-то раз, гуляя с ним по Лавре, я стал восторженно и с упоением пересказывать слова моего деда Степана о том, как, приезжая в Марковцы, Блаженнейший любил сажать меня, маленького, на руки. Владыка посмотрел на меня и, улыбаясь, сказал: «Нет, не очень…» Хотя понятно было, что любил. Но остудил меня, чтобы я не сильно зазнавался.
*"По рассказам деда Степана, Блаженнейший любил сажать меня, маленького, на руки, — говорит отец Владимир. — Когда я напомнил об этом владыке, он остудил меня: «Не очень». Хотя понятно было, что любил"
— Блаженнейший как-то повлиял на то, что вы стали священником?
— Конечно. И его пример, и пример моего отца (тоже священника) сыграли огромную роль. В детстве передо мной было две дороги — в школу и в церковь. Хотя ни папа, ни владыка не заставляли идти в семинарию. Просто к церкви чувствовал и интерес, и любовь. Потом, уже после учебы в семинарии и академии, я получил светское образование — заочно окончил юридический факультет. Но всегда, с юных лет, точно знал, что буду священником.
— Вам трудно было учиться и служить, будучи близким родственником митрополита? Все-таки это накладывает отпечаток.
— Безусловно. Потому что не имеешь права на ошибку. В этом смысле моя совесть чиста. Поступков, которые могли бы опозорить владыку, я не совершал. Грехи, конечно, есть, как у всех людей. Помню, по молодости в глубине души роптал: я же племянник Предстоятеля церкви, почему же учусь и живу со всеми в одинаковых условиях? Хотелось привилегий, а их не было.
При этом слухи обо мне ходили самые разные. Злые языки выдумали, что я, пользуясь именем Блаженнейшего, в каждом монастыре Киева имею отдельные апартаменты. Мы с владыкой, услышав эту выдумку, от души посмеялись. Жил я с ребятами — двадцать пять человек в комнате, экзамены сдавал на равных с остальными.
Сейчас я очень благодарен Блаженнейшему за то, что он не составлял мне протекций. Иначе я бы не получил того опыта, который имею.
— Будучи ректором Московской семинарии, митрополит Владимир был строг со студентами?
— И да, и нет. Во внеучебное время шутил с ними, разговаривал, чай пил. Был настолько компанейским человеком, что даже за стол не мог сесть в одиночку. Если опаздывал на обед с преподавателями, звал дежурного студента и говорил: «Садись, пообедаем вместе». И начинал с ним беседовать на всякие интересные жизненные темы. Но это не значило, что если сегодня студент трапезничал с ректором, можно больше не учиться.
К учебе и службе Блаженнейший был очень строг. Не знаешь предмет — преподаватель мог поставить тебе даже не двойку, а ноль, «колесо». И предупреждал: еще пара «колес» — и отправишься на них домой.
Был интересный случай, когда одного из студентов Московской академии выручила… мама нашего владыки. Феодосия Ивановна, бывало, приезжала погостить к Блаженнейшему. Он очень трепетно, с большой любовью и уважением к ней относился. Ни в чем не мог отказать. Один из студентов этим воспользовался. Он в чем-то сильно провинился и получил «тропарь» — так семинаристы называют строгий выговор. Владыка уже собирался его выгонять, но студент упросил Феодосию Ивановну за него заступиться. И владыка не смог ослушаться маму — парня оставили в семинарии.
«Всегда безропотно принимал все трудности, все удары судьбы»
— Говорят, мать была против того, чтобы сын шел в монастырь?
— Скажем так, не совсем согласна. Ведь до этого он собирался жениться. Но после того как сначала одна, а потом другая его невеста погибли, стало ясно, что это Божие предзнаменование. Тем более что Феодосии Ивановне приснился сон: Богородица, которая сказала, что ее сына зовут уже не Виктор. (Так звали митрополита до монашеского пострига. — Авт.)
Но когда сын приехал просить благословения идти в монастырь, мать однозначного ответа так и не дала. Родителям владыки, кстати, пришлось несладко от советской власти, когда их сын пошел в семинарию. Бесконечные проверки, угрозы. В школе, где учился владыка, даже стенгазету повесили с его фотографией и надписью: «Позор Виктору Сабодану и позор всей нашей школе!» Его родителей пытались заставить забрать Виктора из Одесской семинарии. Но они не сделали этого — уважали выбор сына.
В житейских вопросах Феодосия Ивановна могла потребовать у владыки сделать то, что ему не хотелось. Но в духовной жизни его (как архипастыря) слушалась беспрекословно.
— Братья тоже слушались Блаженнейшего? Он ведь был младшим в семье.
— Конечно, они очень считались с его мнением. Сейчас никого из братьев уже нет в живых. Алексей жил в Киеве, похоронен на Байковом кладбище. Степан, мой дедушка, похоронен в родной Хмельницкой области. А старшего, Михаила, владыка, наверное, и не помнил — у них была большая разница в возрасте. Блаженнейший был еще маленьким мальчиком, когда Михаил погиб в Австрии. Кстати, удивительной смертью. Он работал шахтером, сутки через сутки с напарником, раз решил поменяться — отработать два дня, чтобы на выходные уехать. В шахте произошел взрыв, Михаил погиб. А если бы работал в свою смену, остался бы жив. Владыка потом рассказывал, что, когда был в Австрии, поехал на кладбище и разыскал могилу брата.
— Митрополит часто бывал за границей?
— Раньше — да. Бывал во многих странах мира. Всегда привозил нам оттуда потрясающие подарки. Женам братьев даже платья вез, подбирая на глаз размер. Мне, мальчишке, помню, подарил детский фотоаппарат, который не делал снимки, а показывал слайды. Смотришь в окошечко, нажимаешь на кнопку — и видишь фотографии Биг-Бена, Эйфелевой башни… Красота!
— А что вы, близкие, дарили Блаженнейшему? С одной стороны, человек на такой высокой должности, у которого точно есть все необходимое. С другой — монах, которому излишества не нужны.
— Да, это всегда было проблемой. Но я заметил, что владыка любит маленькие, пусть недорогие, но занятные вещицы. У нас сложилась традиция, которую основала Феодосия Ивановна, — встречать вместе Новый год. Умирая, она наказала следовать этой традиции и дальше. Владыка приглашал нас к себе 31 декабря даже тогда, когда уже был в инвалидной коляске. Мы обменивались подарками, поздравляли друг друга.
В последний раз, полтора года назад, я обегал все магазины в поисках подарка для владыки. Принес ему забавного Деда Мороза, который танцевал и пел. Блаженнейший рассмотрел игрушку, понажимал все кнопки — остался доволен. Хотя было видно, что ему уже очень плохо и мало что может его порадовать. Но праздник есть праздник.
Блаженнейший всегда отличался самоотверженностью. Помню, мой знакомый попросил, чтобы митрополит его покрестил. Я осторожно сказал об этом владыке, который уже тогда жаловался на недомогание. Он сразу согласился. После крещения владыку забрали в больницу — лечить сердце. Через неделю он там же, в клинике, упал, сломал шейку бедра. И обострилась болезнь Паркинсона, потом рак…
Но до последнего дня, пока еще был в сознании, Блаженнейший оставался в ясном и трезвом рассудке. И смерти не боялся. Говорил: «Сколько мне Господь отпустит — столько поживу».
— Какое его изречение вам врезалось в память?
— Владыка любил повторять слова: «Я в своей жизни никогда ничего для себя не просил, но ни от чего и не отказывался». Эта фраза проходит красной нитью по всей жизни митрополита — он всегда безропотно, с истинно христианским и монашеским смирением принимал все трудности, все удары судьбы. Куда бы его ни отправляли, кем бы ни назначали — соглашался. Знал, что если Господь дает испытание, значит, даст силы и преодолеть его.
6901Читайте нас у Facebook
