Евгения мирошниченко: «впервые выступая перед сталиным, я так испугалась, что начала петь с конца… »

Евгения Мирошниченко -- загадка. Она легко взбирается на четвертый этаж по лестнице, при этом долго бурчит, что на такой подвиг уже не способна. Лихо гоняет по улицам на своих «Жигулях», сетуя на современные бешеные скорости. Она не скрывает своего возраста, прихорашиваясь, как двадцатилетняя девушка. Если Мирошниченко и не нашла секрета вечной молодости, то природа щедро ее одарила не только великолепным голосом, но и великолепной внешностью.

Последние дни Евгения Семеновна активно готовится к своему юбилейному концерту во Дворце «Украина». Она набрала на платье ткань пурпурного цвета и лично придумала фасон. Даже в мелочах Евгения Семеновна привыкла полагаться только на себя…

«Я ущипнула Дмитрия Гнатюка? Да не было такого!.. »

-- Євгенiя Семенiвна? Це Вiктор Iванович з Києва. Я дуже палкий ваш прихильник, але зараз не вистачає вашого голосу, ми рiдко вас чуємо…

-- (Смеется. ) Менi дуже приємно це чути. Але вже чотири роки, як я пiшла з театру. Вважала, що вже час настав. Теперь я займаюся педагогичною дiяльнiстю, i 17 червня, якщо буде ваша ласка, приходьте до Палацу «Україна», почуєте моїх вихованцiв. Якщо менi вистачить сил, то я зi своїм вихованцем Михайлом Дiдиком наприкiнцi заспiваю «Застольну» з «Травiати». Яка вам, мабуть, всiм вже набридла.

-- Це буде насправдi свято.

-- Якщо ви мене дуже поважаєте, то ви будете думати: «Ага, Мiрошниченко вже не та… » Оце того я й пiшла з театру.

-- Що б не трапилось, ми нiколи так не подумаємо.

-- Дякую, дякую вам дуже…

-- Я на встречу с Евгенией Семеновной.

-- Очень приятно, я вас слушаю.

-- Я дачник, из Козина. Правда ли, что однажды на сцене, будучи недовольной своим партнером Гнатюком, вы несколько раз больно ущипнули его за… За что? И второе. Будучи влюбленным в вас, за счастье слушать и видеть вас до сих пор храню, как икону, вашу фотографию с обложки журнала «Огонек». Мне 93 года. Да святится имя твое.

-- Спасибо большое. Желаю вам крепкого здоровья. Если честно, я не помню случая, о котором вы рассказываете. Много придумывали обо мне. А с Гнатюком… Да никогда у меня не было с ним никаких любовных партий. Мало я с Димой встречалась на сцене. Хотя бывало, что и матом ругались на сцене. Был один певец, который ушел со сцены, я не буду называть его имя. Так вот, когда он меня обнимал, обязательно говорил какие-то гадости. И не потому, что меня не любил. Некоторые актеры себе такое позволяли. Но чтобы ущипнуть… Нет.

-- Спасибо большое. Целую ваши руки.

-- Добрый день. Это Дмитрий Червинский. Евгения Семеновна! Вы наше национальное достояние, легенда оперной сцены. Вы покорили миллионы зрителей, и не только в нашей стране.

-- Спасибо, я очень тронута.

-- Евгения Семеновна, хочу сказать, что ваше исполнение «Днепровского вальса» -- это просто чудо. Дай Бог вам здоровья, душевного равновесия и чтобы ваши ученики были достойны вас.

-- По правде говоря, мой юбилей -- далеко не радостный для меня день. А главное событие -- это концерт моих учениц. Кстати, восемь из них уже работают в Национальной опере. Так вот, на вечере во Дворце «Украина» одна из моих учениц, конечно же, будет петь «Днепровский вальс».

-- Всего вам самого доброго.

-- Здравствуйте, это «ФАКТЫ»? Я бы хотел передать поздравления Евгении Семеновне. Это Володя Бродский. Хочу пожелать вам всего самого лучшего. Я фотограф, снимал вас с самых первых дней работы в театре. Желаю вам счастья и здоровья.

-- Спасибо вам большое.

-- Много фотографий у вас хранится?

-- У меня есть только мои портреты, написанные драматической актрисой Татьяной Камбуровой, которая безумно любит оперу и каждый раз после спектакля, приходя домой, делала зарисовки. А фотографий мало. И самое страшное, о чем я сейчас жалею, -- я не собирала о себе никаких материалов и, главное, не вела дневников.

«Я провела целую ночь с Фиделем Кастро. Он был как большой ребенок»

-- Евгения Семеновна, здравствуйте. Скажите, пожалуйста, с кем вы общались, к кому ходили в гости на чашку чая?

-- Да не было особо для этого времени. У меня был муж-медик, и ему не очень нравилось, когда я где-то встречалась с друзьями. У него был другой жизненный режим. Он был хирург. Приходил домой еле живой. Ему надо было отдыхать. Мало было времени на гостей. Если бы в доме был кто-то, кто занимался бы детьми, хозяйством, чтобы я была свободна… Но такой возможности у меня не было. Поэтому я всегда говорю, что мне надо было родиться в другом веке с другими традициями. Хотя я работала в театре и получала очень хорошую зарплату. 500 рублей -- по тем временам очень хорошие деньги. Концерты, гастроли, материально я ни в чем не нуждалась. Но сейчас, когда я готовлюсь к своему юбилею, черт бы побрал этот возраст…

-- Но вы же прекрасно выглядите!

-- Прекрасно! Вы бы знали, как я себя по утрам собираю.

-- Здравствуйте! Вам звонит Таня, из Киева. У меня к вам вопрос, как к удивительной женщине, о которой ходило много всяких легенд. Правда, что за вами ухаживал сам Фидель Кастро?

-- Да нет, он не ухаживал. Просто я была приглашена на правительственный прием, когда у нас в гостях был Фидель Кастро. И после официального приема он изъявил желание выпить со мной чаю.

-- И его можно понять.

-- Конечно. Но случилось так, что я очень испугалась этой чашки чая. Мы долго разговаривали. А позже я узнала, что приглашена с гастролями на Кубу. Произошло это как-то внезапно, и, честно говоря, я испугалась. Сказала, что одна не поеду. Тогда директором Оперного театра был Виктор Петрович Гонтарь, муж старшей дочери Хрущева, Юлии Никитичны. Он очень любил нас, артистов. И по моему желанию собрал артистическую группу для гастролей на Кубу. Но накануне отъезда я окончательно испугалась и удрала в больницу к своему мужу. Спряталась там, а группа поехала. Все были на меня очень обижены. Приходили в больницу, устраивали скандалы моему мужу, говорили, что это дело государственной важности. Муж пообещал, что я через несколько дней прилечу, но никуда я не поехала. В то время я была уже беременна младшим сыном. И когда к нам в Украину снова приехал Фидель, я была уже на восьмом месяце. Меня вызвал к себе Гонтарь, а я зашла, стала в дверях и глаз на него поднять не могу. Он говорит: «Слышала? Приехал Фидель. Ну, что будем делать?» Я говорю: «Виктор Петрович, посмотрите на меня, как я в таком виде к нему пойду. Придумайте что-нибудь». Ситуация в самом деле была просто ужасная. По крайней мере, когда я рожала, сбежалась вся больница смотреть, кто появится. Отец в это время от волнения бегал вокруг клиники. Увидели моего Олега и успокоились.

-- Какое на вас впечатление произвел Фидель Кастро?

-- Очаровательный человек. Целую ночь мы с ним беседовали, мне показалось, что он похож на большого наивного ребенка. Сейчас я очень жалею, что тогда испугалась и не поехала на Кубу.

-- Спасибо вам большое. Здоровья и счастья вам.

-- Добрий день. Можна панi Євгенiю?

-- Слухаю вас.

-- По телефону вперше чую ваш спiвучий голос. З вами спiлкується пан Анатолiй Туркеня з мiста Iчня. Панi Євгенiя, ви родом звiдки i яке ваше дiвоче прiзвище?

-- Ви знаєте, чоловiкiв у мене було троє, але я лишилася на своєму прiзвищi. А родом я з Харькiвської областi, Вовчанський район, село було Перше Радянське, але я ратую за те, щоб йому повернули його стару назву -- Графське. Це село колись Катерина подарувала графу Колокольцеву.

-- Хай ваше бажання стане реальнiстю.

-- Дай Боже, дякую.

-- Здравствуйте, будьте добры пригласить Евгению Семеновну. Это ваша старая поклонница, Зоя Анатольевна из Киева. Я знаю, что вы не один раз встречались со Сталиным. Какое впечатление он на вас произвел?

-- Я встречалась с ним три раза. В 1947, 1949 и 1951 годах. Это были смотры художественных самодеятельных коллективов трудовых резервов. Со всех республик выбирали самых талантливых детей, которые танцевали, пели, и лучшие из лучших в Москве на сцене Большого театра представляли свое творчество. Иосиф Виссарионович очень любил эти смотры. Всегда присутствовал в Большом театре. Но как я пела -- задом наперед. Мне 16 лет, я заливалась соловьем. Так мне хотелось вытянуть последнюю ноту, что от напряжения стала сразу петь последний куплет. Никто ничего не понял. Захожу за кулисы, а мой учитель, Зиновий Давидович Заграничный, лежит -- ему укол делают. И только смог проговорить: «Женя, что ты сделала?» Ну ничего, никто не заметил. После этого лучших из лучших приглашали в Кремль на новогодние елки, на небольшие концерты. Сталин подходил, гладил по головке, спрашивал, как зовут, как учишься, живы ли родители. Это же было сразу после войны. Он был небольшого роста. Сейчас я читаю о нем такие страшные вещи, но в общении с детьми он был очень улыбчивым человеком. Ему доставляло огромное удовольствие общаться с детьми. На столах, которые нам накрывали, было все, что только можно пожелать, -- пирожные, конфеты, мороженое…

-- Все это было вам недоступно в то время?

-- Ну почему? В ремесленном училище, когда приходил воскресный день, а нас в комнате было по девять человек, мы выбирали дежурного, который должен был бежать за мороженым. Вы же не помните, каким тогда было мороженое! Оно продавалось на развес. Накладывалось на круглые вафельные кружочки в форму. Сверху клали еще один кружочек. По типу шприца выдавливалось мороженое, и получалась порция. Если мы брали на развес, то собирали кастрюли, а потом, лежа на постели, ставили их себе на живот и ели. Заканчивалось -- бежали за новой порцией.

-- Здоровья вам и удачи, Евгения Семеновна!

«Быть ли нам вместе с Николае Херля, решал сам Чаушеску»

-- Можно поприветствовать Евгению Семеновну?

-- Здравствуйте!

-- Я ваш большой поклонник, Игорь Кондратьев из Киева. Хотел бы узнать, приносят ли вам радость ваши ученики?

-- Радость?! Я их убиваю, бью в классе. Одна, когда ей как-то задали вопрос, почему вы так слушаетесь Евгению Семеновну, не выдержала и ответила: «Она нас бьет». Рукой бью, она у меня очень тяжелая. Бью по одному интересному месту. И действует! Мгновенно все вспоминается! Я человек очень экспрессивный. Да и, потом, любому терпению приходит конец. Зато, когда выступают мои девочки, я так за них рада!

-- Евгения Семеновна, звонит вам Галя, которая пела с вами в хоре Лубенского. Мы с вами связаны всю сознательную жизнь. Хочу сказать, что вы у нас самая талантливая, самый-самый украинский соловей. Все, кто вас знают, вами всегда восторгаются. Дай вам Бог сто пятьдесят лет жизни. Чтобы у вас была такая же неиссякаемая энергия.

-- Спасибо, Галочка!

-- Здравствуйте! Хотел бы поговорить с удивительной Евгений Мирошниченко! Знаю, что вы очень романтичный человек. Скажите, были ли в вашей жизни эпизоды, которые хочется вспоминать всю жизнь?

-- Было такое безумство в моей жизни -- певец Николай Херля. Это румынский баритон. Десять лет безумства. Даже в то время в «Госконцерте» закрывали глаза на то, что, когда я приезжала с гастролями в Румынию, жила не в гостинице, а у Нику дома. А он тогда был секретарем парторганизации театра. Помню, когда мы решили, что надо делать какие-то ответственные шаги, а я уже была народная артистка СССР, Нику решал этот вопрос на уровне Чаушеску. Но что-то там не заладилось. Помню, он возвратился и кричал: «К черту эти границы! Будь они прокляты!» Он был в ужасном состоянии. Сейчас я вспоминаю о нем с теплотой. И, пожалуй, это единственное, о чем жалею. Наверное, сейчас я была бы в другом положении. Патриотизм -- высокое чувство. Но Нику никогда бы сюда не переехал, а я не смогла бы жить вне Украины. Да я могла уехать в Москву. И сколько раз. Михал Михалыч Лаки, пока он был директором Большого театра, не мог успокоиться, что я не работаю у него. Я часто выступала в Москве с концертами, но почему-то Большой театр мне всегда казался неуютным.

-- Вы удивительная женщина, я желаю вам еще долгих-долгих лет жизни. Спасибо!

-- Евгения Семеновна, неужели вы? Это Екатерина Николаевна из Днепродзержинска. Что это была за история, когда вас на несколько лет чуть ли не отлучили от гастролей?

-- Ах, это! После того случая я стала суеверной. Вы знаете, покрестилась-то я всего десять лет назад. Но почему-то каждый раз, выходя на сцену, так истово молилась Богу, чтобы он сопутствовал мне, и обязательно крестилась. У меня был крестик, маленький золотой, плоский. Так вот история, которую вы вспоминаете, случилась именно из-за него. Я пела в Москве на концерте, посвященном Дню милиции. Я была в красивом платье, открытом, с большим вырезом, и на груди висел маленький крестик. Выглядела я очень даже ничего. Видимо, телеоператор хотел посмотреть, что же у меня сверкает на груди. Он приблизил камеру, и на весь экран высветилось мое красивое каре и этот крестик. Что после этого случилось! Два года я никуда не выезжала, пела только в спектаклях своего театра. Никаких правительственных концертов, приемов. Тогда ни одно идеологическое совещание не проходило без разговора о том, как плохо поставлена у нас идеологическая работа, если народная артистка СССР вышла на сцену с крестом на шее. Я получила массу писем, писали, что я запроданка. Меня просто «забили» за этот крест. Группа студентов МГУ прислала мне открытку, мол, как не стыдно народной артистке выходить в таком виде. И вот, накануне празднования 325-летия воссоединения Украины с Россией, готовится огромный концерт. Тогда секретарем по идеологии ЦК в Украине был Валентин Ефимович Маланчук. Месяц в «Украине» каждый день шли репетиции. Меня не зовут. И вот уже завтра коллектив уезжает в Москву. Накануне вечером я пришла очень поздно домой. И мама говорит мне: «Женя, тебе звонили из «Украины», сказали, когда бы ты ни пришла, чтобы срочно туда ехала». Я себе думаю: «Ага, значит, не могут без Мирошниченко». Я приехала, захожу в зал. Подхожу к Маланчуку, здороваюсь. Он говорит: «Да-да, Евгения Семеновна. Степан Васильевич (обращается к Турчаку), Мирошниченко завтра едет с коллективом в Москву, что вы будете петь?» Турчак страшно обрадовался, говорит: «Мы решим». Меня как начало колотить, думаю: «А вдруг в Москве я выйду на сцену, и начнут кричать?» До такой степени меня запугали, затюкали. В Москве меня встречали на вокзале Люда Зыкина и завотделом ЦК культуры Сергей Шауро. Я выхожу из вагона самая последняя. Люда -- мне: «Женя, сколько можно тебя ждать?» Я, дрожащим голосом: «Здравствуйте». А Шауро берет меня за плечо и тихо говорит: «Забудь, все нормально». Еще перед выходом на сцену в Большом театре, где сидело все правительство, не было только Брежнева, мне выходить, а у меня руки-ноги отнялись. Ледяными руками берусь за Бориса Григорьевича Шарварко и говорю: «Я не спою, у меня пропал голос». Со мной начинается истерика, а мне -- выходить на сцену. Такого потрясения у меня в жизни не было. Шарварко самого начинает трясти. За пультом Степан Васильевич Турчак. Я пела «Сказки Венского леса». Выхожу и думаю: «Пусть у меня сразу на сцене разорвется сердце, но я должна спеть так, как я никогда не пела». Стала на сцене, и мне показалось, что такая гробовая тишина в зале наступила. Опускаю глаза на Степана Васильевича, а он поднял палочку, кивнул мне одобрительно, и я начала петь. Я пропела, как во сне. Финал я так спела! Зал вскочил! Был гром аплодисментов! Как сошла со сцены, я уже не помню. За кулисами я упала на руки Бориса Григорьевича, у меня было такое состояние, что, видимо, на мгновение я потеряла сознание…

Материал подготовила Таисия БАХАРЕВА, «ФАКТЫ»

 

389

Читайте нас у Facebook