«Я уверен, что моя маленькая украинская пациентка станет красивой, как фотомодель, обязательно выйдет замуж и родит детишек!»
Трагическая история Оли Костюк из поселка Викторовка Черкасской области запомнилась многим читателям «ФАКТОВ». Малышка получила сильнейшие ожоги, случайно запрыгнув в кастрюлю со вспыхнувшей смолой, которую ее мама вынесла во двор, чтобы потушить. В те злосчастные несколько секунд, пока женщина набирала лопатой песок, из-за угла дома выскочила четырехлетняя Оля… У девочки обгорело сорок пять процентов поверхности тела — цифра критическая для ее возраста. Врачи делали все возможное, чтобы спасти ребенка, но честно сказали родителям, что шансы на успех невелики. Чудо произошло — Олечка осталась жива. Однако горячая смола не оставила на детском тельце живого места. У малышки были вывернуты веки, в несколько раз увеличены губы, пальцы на руке перестали двигаться, кожа на лице и теле покрылась открытыми кровоточащими ранами.
«После первой операции Олечка проснулась в реанимации и горько заплакала: «Мама, что у меня с глазками? Я не могу их открыть…»
*Несмотря на многочисленные операции, лицо девочки оставалось изуродованным
Оплачивать многочисленные операции небогатой сельской семье помогали читатели «ФАКТОВ», частные предприниматели, несколько раз на очередную поездку в больницу скидывались отзывчивые односельчане. Недавно Татьяна, Олина мама, снова позвонила в нашу редакцию. Поблагодарив за участие и помощь отзывчивых читателей, женщина рассказала, что Олечке снова предстоит ехать в Германию. Директор немецкой секции «Интерпласта», известный пластический хирург Андре Борше уже ждет украинскую пациентку. Но необходимых на очередную операцию десяти тысяч гривен у родителей малышки нет…
Перед въездом в село Викторовка набираю телефон Татьяны Костюк и вместо обычных гудков слышу: «Спасибо, Господи, что ты теперь моя»… Невольно вспоминается весь тот ужас, который пришлось пережить маленькой Олечке. Три недели реанимации, нескончаемая череда больниц, вместо кукол — капельницы, уколы, операции, вместо подружек — люди в белых халатах. И нестерпимая боль, которая проходила, только когда ребенка погружали в наркоз. После первой операции Олечка проснулась в реанимации и, словно младенец, туго спеленатая бинтами, горько заплакала: «Мама, что у меня с глазками? Я не могу их открыть…» Позже, когда Татьяна катала дочку в инвалидной коляске по больничным коридорам, малышке на глаза попалось зеркало. Увидев в отражении вместо своего привычного миловидного личика с румяными щечками нечто, будто сшитое из сотни маленьких лоскуточков, с многочисленными рубцами и шрамами, пятилетняя девочка, враз повзрослев, оглянулась на маму и… ничего не сказала.
— С тех пор прошло уже шесть лет, но я помню все, как сейчас, - Татьяна встречает меня на пороге аккуратного уютного домика. — Увидев горящую и истошно кричащую дочку, я бросилась к ней, стала тушить тем, что оказалось под рукой. Потом побежала к соседке, и мы вместе повезли ребенка в Умань, в больницу. Оттуда Олю перевели в Черкассы. Три недели она провела в реанимации. Доченьке со спины вырезали огромные лоскуты кожи и пересаживали на те участки, где были кровоточащие раны. С рук брали кожу по два, а то и три раза. Только предплечье заживет, снова операция… Казалось, это будет длиться вечно. В черкасской больнице было очень тяжело. Врачи только командовали: «Вы, мамаша, должны обеспечить ребенку полноценное питание — перетертый картофель с яичком, куриный бульон». А где его взять? Там ни детской кухни, ни холодильника, ничего! Один раз попросила медсестру приготовить суп, следующие три дня была не ее смена. Мы сидели на сухом пайке. Доктор заглянет раз в день, посмотрит на нас: «Ну как, живы еще?» И идет по своим делам.
После нескольких месяцев, проведенных в областной больнице, Таня Костюк повезла дочь в Киевский ожоговый центр. Здесь ребенку попытались восстановить обгоревшее, зарубцевавшееся личико.
— Помню, как комбустиолог, выйдя из операционной, с довольным видом мне сказала: «Не волнуйтесь, будет все красиво». Вот скажите, по-вашему, что такое красиво? — спрашивает меня Татьяна. — Уверяю вас, совсем не то, что увидела я, когда мне привезли ребенка. Те мои ощущения передать сложно… Боль, ужас, разочарование. Тогда еще не знала, что это только начало. Следующий год мы провели в больнице. Для примера опишу пересадку кожи на участок над верхней губкой. На животе у Олечки вырезали «колбаску», сшили края. Внешне это выглядело, как ручка от сумки. С этой «ручкой» из собственной кожи и жировой ткани ребенок ходил месяц. Потом один край «ручки» пересаживается на запястье, второй остается на животе. Так, с привязанной рукой, еще месяц. Далее краешек отрезают от живота, пересаживают к щечке. Еще месяц в гипсе, с рукой, пришитой к лицу. Ни помыться, ни обтереть. Все потеет, чешется… Только потом кожу окончательно трансплантировали на место над губой.
- Как же вы смогли пережить все эти месяцы? Что можно говорить четырехлетнему ребенку, чтобы убедить его провести столько времени в гипсе?
— Не спрашивайте. Нас спасло только то, что Оля была маленькой. Чтобы не сойти с ума, я разрисовывала для дочки раскраски. Тонны разукрашенных принцесс, цветов, зверей, сотни списанных фломастеров и карандашей. А доченька только смотрела и глазками показывала, какой цвет ей нравится, какую краску взять на платье или стебелек.
О моей нервной системе говорить нечего. Ее нет. Я вообще уже без транквилизаторов становлюсь невменяемой. Ведь все это время в душе постоянно живет жуткое, гнетущее чувство вины. Что вынесла ту злополучную смолу во двор, что не успела потушить, что отвернулась за песком и не увидела бегущую малышку, что не предотвратила беды, — в глазах Татьяны блестят слезы, но женщина привычно берет себя в руки и продолжает рассказ. — И самое обидное, что все эти месяцы пересадок были фактически врачебной ошибкой! Лишь в Германии мы узнали: рубцы над губой нужно было шлифовать, и ни в коем случае нельзя было пересаживать туда кожу с живота. Ведь участки с брюшины имеют свойство накапливать жир, и у Оли под носом свисали настоящие «усы» — плотная жирная «колбаска». Немцы схватились за голову.
Теперь до конца жизни моей дочке придется делать над губой липосакцию, отсасывать лишний жир, чтобы лицо не деформировалось. А сколько неудачных операций было с Олиными пальцами! У нее прогорели фаланги, и безымянный палец с мизинцем самостоятельно не сгибаются. Лечили нас и в институте Шалимова, и в ожоговом центре, и в Институте ортопедии. Спицы вставляли, операции делали, каждый раз давали стопроцентную гарантию, что вот теперь-то уж пальцы будут работать. По сей день безрезультатно.
«В детский сад я приносила дочку на руках, малышня сразу брала ее в игру — моя девочка забывалась и потихоньку стала ходить»
*Так выглядела четырехлетняя Оля до трагедии
- На все эти трансплантации, наверное, ушли огромные деньги!
— По предварительным подсчетам, за эти годы у нас ушло около трехсот тысяч гривен, — говорит Таня. — Это при том, что я не работаю, а муж летом на комбайне пашет, зимой — водителем на маршрутках. Нам бы вовек таких денег не собрать, но люди очень помогают. Никогда не забуду, как после вашей публикации к нашему забору подъехал белый микроавтобус. Посигналил. Я вышла за ворота. Навстречу мне шел мужчина и… размахивал «ФАКТАМИ»: «Это ваша дочка тут?» — «Моя». «Возьмите, пожалуйста, на лечение» — и протянул мне… тысячу долларов! «Да как же? — опешила я. — От кого это?» — «Какая разница? Меня Андрей зовут». И был таков. Конечно, нам встречались и замечательные врачи, которые делали все возможное, чтобы помочь моей доченьке, и не драли с нас три шкуры. Но были и другие. Больно вспоминать о докторе из одной киевской клиники, который после операции не захотел нам подписывать направление в санаторий. «Я вам никаких документов не дам, потому что еще гонорар за свою работу не получил!» — сказал он. А то, что я платила исправно за все процедуры, лекарства и ему триста гривен дала — это не в счет… Но если не было у нас больше денег, что ж, ребенка не спасать?
- Часто Оле приходится сталкиваться с бездушием окружающих?
— К счастью, нет. Самую сильную травму дочка испытала, когда ей было шесть лет. Мы поехали в одну киевскую школу на выпускной к знакомым. Как налетели школьники на мою Олю, как стали тыкать в нее пальцами! А какие комментарии со всех сторон сыпались… Дочка так плакала, да и у меня сердце кровью обливалось. Мы еле ноги оттуда унесли.
Слава Богу, у нас в Викторовке такого никогда не было. Односельчане жалеют мою девочку, много раз помогали нам деньгами. Кстати, вы знаете, как Олечка встала с инвалидной коляски? Ей помогли малыши из детского садика! Ножки у дочери сильно обгорели, а потом она еще много месяцев лежала. Не могла даже ступить, не то что пройтись. Врачи мне прямо заявили: будет ли ваш ребенок ходить, зависит от вас. Дома Оля кричала от боли и ходить отказывалась. Я нашла выход: детский сад. Ребятишки ее помнили прежней, воспитатели им объяснили, что это та же Оля, только она заболела. Я приносила дочку на руках, и малышня сразу брала ее в игру, дети вместе водили хороводы, играли в куклы, моя девочка забывалась, заигрывалась и не заметила, как потихоньку стала ходить.
Еще спасло то, что я не послушалась совета врача и отказалась от прописанной компрессионной одежды. Это страшная пытка — круглыми сутками держать маленького ребенка в предельно тугом резиновом комбинезоне, перчатках и маске. Нужен костюм якобы для того, чтобы разглаживать шрамы и растягивать рубцы. Но выдержать это невозможно, от дикого давления у Оли на ногах начали лопаться сосуды, кожа, кровь засыхала, и отдирать ее приходилось по живому. Я отказалась надевать комбинезон, стала выносить дочку на улицу, делать ей травяные ванны, и теперь Оля нормально ходит, даже бегает! Правда, ей еще предстоит лечить ноги, оперировать сгоревшие сухожилия, но для меня очень важно, чтобы в Германии ребенку восстановили лицо.
«Когда вырасту, обязательно стану художницей. После каждой операции себя рисую по-новому»
- Как вы попали в немецкую клинику?
— Нас показали по телевизору, и после эфира позвонила некая Таня из Германии, — рассказывает Татьяна Костюк. — Ее мама живет в Украине и видела передачу по «1+1». Сначала Таня просто помогла деньгами, а потом договорилась с «Интерпластом» в Бад-Кройцнахе, и в 2009 году нас взяли на операцию. Она стоила девять тысяч евро. У меня было только две тысячи, остальную сумму оплатил благотворительный немецкий фонд. Немцы удивлялись: «Вы не можете обратиться в фонды своей страны, области?» Я только качала головой и вздыхала. Разве им объяснишь, что в начале весны нам позвонили из Черкасской обладминистрации и сказали, что выслали нам сто гривен, материальную помощь на… весь будущий год. А немецкий фонд собирает для онкобольных детей сто сорок тысяч евро за… четыре дня. Я не могла в это поверить! Конечно, Олечка совсем по-другому выглядит после Германии. За месяц, что мы были там, дочери сделали шлифовку лба, исправили рубцы возле носа и губ. Результат нас просто потряс.
О международной организации «Интерпласт», занимающейся реконструктивной хирургией для малоимущих в Африке, Боливии, Индии и других странах, говорят и пишут во всем мире. Шутка ли: врачи-волонтеры и медперсонал бесплатно (за счет своего отпуска на постоянном месте работы) ездят в развивающиеся страны и оперируют детей и взрослых с тяжелейшими травмами и уродствами лица. «ФАКТАМ» удалось связаться по телефону с известным пластическим хирургом, который в буквальном смысле дал новую жизнь нашей героине.
— Я ни минуты не сомневался, брать ли Олю на лечение, — объяснил нам директор немецкой секции международной организации «Интерпласт» Андре Борше. — Украинские врачи, по-видимому, сделали все возможное, но, учитывая их технические возможности, к нам ребенок попал не в самом лучшем состоянии. Я до конца не знал, каким будет исход первой операции. Но результатом этим очень горд. Сейчас Оле Костюк предстоит еще много операций. Во время ближайшей я планирую сделать коррекцию носа, губ и углов глаз с обеих сторон. А самое дорогостоящее и сложное — это растягивание и разглаживание надкожных и подкожных рубцов и шрамов. Между этапами операций будет проходить некоторое время, какое — зависит от того, как на реконструкцию будет реагировать организм девочки.
* «За месяц лечения в Германии, — говорит мама девочки Татьяна Костюк, — Олечке сделали шлифовку лба, исправили нос и губы. Результат нас просто потряс»
- Каковы ваши прогнозы?
— Я убежден, что в будущем на лице Оли исчезнут следы трагедии, которую пришлось пережить. Она будет красивой, как фотомодель, уверен, что удачно выйдет замуж и родит детишек!
— Мне в Германии очень понравилось, — в комнату, где мы беседуем с Татьяной, вбегает запыхавшаяся Олечка. Девочку просто не узнать. Личико уже приняло естественную форму, глазки радостно блестят, губки слегка подкрашены малиновым блеском. — Там много добрых людей, я только проснулась после операции, а в палате уже целая куча посылок. Сладости, игрушки, коляски… Я теперь по-немецки умею считать! А еще рядом с нашей палатой была специальная комната, где играли дети. Больше всего мне понравилась игра, где удочками с магнитиком надо было всякое-разное вытягивать. Можно было вытащить рыбку — я много рыбок наловила. А знаете, где еще красивые рыбки были? — вдруг переключается девочка. — В Париже. Мы ездили в Диснейленд, и там есть ручейки, в которых плавают живые рыбешки разноцветные. Так красиво!
— В 2008 году нам позвонил владелец одного из киевских ресторанов, — объясняет Татьяна, любовно глядя на дочку. — Их повар по акции выиграл путевку, ему она была не нужна, вот он и решил подарить ее кому-нибудь из детей. За два дня в Париже мы набрались массы впечатлений!
— Я потом подругам о Париже рассказывала, — улыбается Оля. — А из Германии привезла одноклассникам подарки, наклейки. Лучшей подруге Лине — большой альбом. Я рисовать очень люблю. Когда вырасту, обязательно стану художницей. После каждой операции себя рисую по-новому. Скоро опять поеду в Германию, возьму с собой любимую куклу Братс и спицы с нитками — шарфик вязать.
Сейчас Татьяна Костюк ожидает официальное письмо из немецкой клиники. Билеты в Германию семье пообещала оплатить Киевская городская администрация. Однако необходимой на операцию тысячи евро (десять тысяч гривен) у родителей девочки нет. Все, кто хочет помочь Оле Костюк, могут позвонить ее маме Татьяне — (097) 566-31-10.
Читайте нас у Facebook
