Священник Петр Бурак: "В минуты, когда жизнь висит на волоске, даже закоренелый атеист начинает молиться"
В январе прошлого года священник храма Святого Архистратига Михаила в Тернополе отец Петр Бурак получил новое назначение — его отправили в село Охримовцы неподалеку от областного центра. Но служить там отцу Петру не довелось — в Киеве уже вовсю бушевала революция, убивали людей, и оставаться в стороне священник не смог. Договорившись с коллегами из соседних поселков, чтобы его подменили, и оставив дома жену и детей, отец Петр уехал на Майдан, где жил в палатке, проводил службы, наставлял, успокаивал, отпевал погибших ребят…
С началом событий на востоке Украины отец Петр уехал капелланом в Днепропетровск, в добровольческий батальон. Много раз он вместе с бойцами выезжал на передовую, где служил литургии, исповедовал, благословлял оружие на бой. Когда сепаратисты расстреляли целый автобус с бойцами «Правого сектора», за одну неделю священнику пришлось отслужить четыре панихиды по погибшим ребятам.
К смертям и ранениям, к искалеченным судьбам и изломанной психике отец Петр, священник с 25-летним стажем, был морально готов. Но о том, что придется венчать на передовой влюбленные пары, не мог и подумать.
— В «Правый сектор» я попал неслучайно, — рассказывает «ФАКТАМ» священник Петр Бурак. — Еще с 2002 года я был главным капелланом всеукраинской организации «Тризуб» имени Степана Бандеры. Учитывая, что именно «тризубовцы» на Майдане составили костяк «Правого сектора», я автоматически стал главным капелланом этой партии. Наши ребята защищали студентов, давали отпор «Беркуту», победили в рукопашном бою милицию, когда была первая попытка свалить памятник Ленину. Я был все время рядом с активистами, помогал им во всем, разделял с ними горе и радость. Как мы радовались, когда ребятам удалось объединиться и в схватках одержать победу над «Беркутом».
— Мне казалось, что священнослужители должны предостерегать людей от проявления физического насилия…
— Драка — не грех, если она начата во имя справедливости. И война — не грех для тех, на чьей стороне правда. Именно поэтому я был на Майдане, именно поэтому уже целый год живу в лагере добровольческого корпуса и постоянно езжу в зону АТО.
— Вам случалось бывать на передовой?
— Конечно. Я неоднократно был в Песках, служил там литургию, благословлял оружие на бой. Приходилось и отпевать. Это очень тяжело, хотя на своем веку я видел много смертей, и отпевал не только бабушек и дедушек, умерших от старости, но и убитых в бытовых драках, погибших в ДТП. Знаете, смерть на войне гораздо более благородная, чем под колесами автомобиля. Поэтому боевые побратимы воспринимают смерть товарища стойко и мужественно. Изредка бывает, что у кого-то из них на похоронах скатится по щеке скупая мужская слеза.
— А как проходят службы на передовой? Ведь исповедь, причастие, проповедь под грохот артиллерийских орудий, наверное, особенные?
— Конечно, здесь все совсем по-другому. Что будет удивительного, если на Пасху в сельской церкви придут причащаться 50 бабушек? Ничего! Но когда на Пасху ко мне приходят на исповедь 48 бойцов, многие из которых еще вчера были очень далеки от Бога — это чудо. Знаете, там, на войне, неверующих не бывает. В минуты, когда жизнь висит на волоске, даже закоренелый атеист начинает молиться. Чем ближе мы к смерти, тем ближе к Богу. Конечно, в большом кафедральном соборе, где горят свечи и пахнет ладаном, служба проходит пышнее и торжественнее. В маленькой фронтовой палатке литургия кажется гораздо скромнее и тише, но наша молитва здесь очень искренняя и настоящая. И все таинства воспринимаются по-другому.
Однажды пришлось проводить обряд крещения. И крестил я не новорожденного младенца, а бойца, бородатого и в шрамах. А самыми удивительными для меня были фронтовые венчания. За год я сочетал церковным браком три пары. Я все их очень хорошо помню. Одна невеста была беременна, и нужно было быстро обвенчать ее с нашим бойцом, сыном командира корпуса. Второй случай был, когда к командиру подразделения приехала невеста. Жених, кстати, окончил семинарию и мог бы стать священником, но вместо этого пошел воевать. Невеста у него очень смелая, приезжала к нему на свидания прямо в лагерь. В один из ее приездов они и решили связать себя узами церковного брака.
— Она привезла с собой кольца, рушники, иконы, венцы? Или у вас все это было с собой?
— Да что вы! Об этих свадебных атрибутах на войне никто не думает. Влюбленные просто понимают, что в любой момент их может разлучить смерть, поэтому хотят жить в согласии с Богом. Так что венчал я безо всякой фаты, колокольных звонов и академического хора. Хотя нет (улыбается), один раз хор все-таки был. В тот день к нам приехали студенты Львовской греко-католической семинарии, привезли нам передачу. Заодно я попросил их спеть литургию. После службы они спели еще и венчание. Женились тогда совершенно уникальные люди. Они оба — наши бойцы. Невеста — военнослужащая, сильная, смелая, отчаянная. Жених — разведчик, высокий красивый парень. Это была экстремальная и в то же время очень трогательная свадьба.
С 36-летней киевлянкой Инной, которую отец Петр обвенчал в зоне АТО, «ФАКТАМ» удалось связаться по телефону, когда она вернулась с боевого задания в Луганской области на базу.
— Наверное, я с самого детства знала, что стану военнослужащей, — рассказывает Инна с позывным «Пума», начальник оперативного отдела контрразведки «Правого сектора». — Еще маленькой интересовалась оружием, солдатиками, погонами, а в куклы совсем не играла. И никогда никому не давала себя в обиду. В общем, имела совсем не девчачий характер. Мой отец, офицер милиции, шутил, что когда он меня зачинал, забыл снять милицейскую форму. Когда мне было 14 лет, я перешла в юридический класс, созданный на базе академии МВД. Моя судьба была предопределена. Обучение в профильном вузе, работа в милиции, офицерское звание… В 28 лет меня перевели на работу в Лукьяновский следственный изолятор. Там я получила прозвище Овчарка, потому что при досмотре посетителей обязательно находила спрятанные наркотики или другие запрещенные предметы, которые те пытались передать подследственным. Из СИЗО меня забрали в Бучанскую колонию строгого режима, инспектором отдела безопасности. Мой участок единственный на всей зоне назывался «красным» — это на зэковском жаргоне означает, что все находится под контролем администрации. Заключенные ни за какие деньги не могли со мной договориться передавать им водку, наркотики или проводить в бараки проституток.
Я была принципиальной и работала на совесть. Если бы не мои принципы, за время работы в Буче я накопила бы как минимум на дорогой автомобиль. Между тем еле сводила концы с концами, в одиночку воспитывая дочь от первого брака, 8-летнюю Дарину. А когда начался Евромайдан, выкраивала из своего мизерного бюджета деньги, чтобы помогать активистам. Конечно, как сотрудник правоохранительных органов я не имела права участвовать в акциях и митингах, но, идя с работы, всегда заезжала на Майдан и привозила ребятам целый пакет бутербродов. Они смотрели на меня, одетую в форму пенитенциарной службы, и боялись, что еда, которую я приношу, отравлена. Тогда я брала наобум любой бутерброд из пакета и ела при них. В конце концов ко мне привыкли и стали доверять. После Майдана я ушла в запас, записалась в «Правый сектор» волонтером, помогала ребятам с мобилизацией в зону АТО, проводила отбор…
— Сами не собирались идти воевать?
— Хотела записаться в батальон «Донбасс», но отговорил мой любимый. С Владом я познакомилась по работе. Много говорить о нем не буду, скажу только, что это была любовь с первого взгляда. Он — настоящий мужчина, и в трудную минуту всегда подставлял мне плечо. Например, однажды Влад узнал, что я никак не могу рассчитаться с банком за взятый кредит. Спустя несколько дней мне позвонили из банка, сказали, что мой кредит погашен, и я могу прийти за справкой… Влад очень эмоциональный, смелый и еще более принципиальный, чем я. У меня не было сомнения, что он пойдет добровольцем на войну. Отучившись в «Десне», он попал в разведку добровольческого батальона «Правого сектора». Он был среди «киборгов», защищавших Донецкий аэропорт вместе с Кировоградским спецназом и 95-й Житомирской бригадой. Я много раз приезжала к нему на базу в качестве волонтера, привозила ребятам передачи. Осенью Влада отпустили на пару дней домой, и мы решили расписаться. А в конце сентября я приехала в лагерь и осталась служить.
— Неужели вас, молодую женщину, сразу взяли начальником оперативного отдела контрразведки?
— Девушек и женщин на войне действительно редко берут в командиры и начальники. Но меня, учитывая мой опыт работы и знания, взяли сразу. Правда, уважение и авторитет среди мужчин пришлось завоевывать. Знаете, чем отличается умная женщина от мудрой? Умная всегда убедит мужчину сделать, как она хочет. Мудрая подстроит все так, что мужчина примет ее желание за свое собственное и исполнит его. Приходится руководствоваться этим принципом, чтобы не ранить самолюбие бойцов. А когда нужно отдавать прямые приказания, прошу «Гонту» — начальника контрразведки батальона. Кроме своих прямых обязанностей по сбору и обработке информации, я еще официально работаю психологом добровольческого корпуса «ДУК». Выезжаю на передовую, забираю бойцов, которые, как у нас говорят, «поплыли»: у одних — отчаяние и депрессия, у других — мания преследования. Если могу обойтись своими силами, говорю с ребятами, успокаиваю, борюсь с их страхами. Если ситуация запущенная — отправляю в тыл, на реабилитацию к психотерапевтам. Мне приходилось бывать и в опасных переделках. Я владею всеми видами стрелкового оружия и давно ко всему привыкла. За пояс пистолет, в руки автомат — и на передовую.
— Наверное, именно из-за того, что и вы, и муж каждый день подвергаете свои жизни опасности, у вас и возникла мысль о венчании?
— Мы заговорили об этом, когда Влад вернулся из очередного опасного боевого задания. Поскольку отец Петр был тогда на базе, решили не откладывать. Для меня венчание — не просто религиозный обряд, это — очень ответственный шаг, обещание Богу, что будем вместе до конца. И я, и муж поисповедовались, помолились на службе, и отец Петр нас обвенчал. Это было очень трогательно и душевно. Я никогда еще не чувствовала такого спокойствия и умиротворения. И совершенно не переживала по поводу отсутствия венцов или свадебного платья. Мы с Владом были в военных формах, с шевронами. На голову я надела арафатку: какая еще невеста могла бы похвастаться такой оригинальной фатой?
.jpg)
*Когда Влад вернулся из опасного боевого задания, он попросил отца Петра обвенчать их с Инной прямо на базе батальона (фото из семейного альбома)
После венчания мы еще больше, чем раньше чувствуем, что Господь хранит нас. Недавно я поехала в Киев по делам, а муж как раз выезжал на боевое задание в Водяное. Вдруг мне стало плохо, я сердцем почувствовала, что Владу грозит опасность. Написала ему sms-ку, чтобы он забирал хлопцев и немедленно уходил из дома, в котором они стояли. Муж сначала не воспринял мои слова всерьез, посчитав их женской истерикой. Я настаивала и таки заставила его отойти хотя бы за угол дома. Через секунду в здание попал 152-миллиметровый снаряд. Все стены были разрушены. Если бы не мое предчувствие, и муж, и его побратимы погибли бы на месте.
2656Читайте нас у Facebook
