Вдова Бориса Зайца: "Когда у нас родилась дочь, мужу исполнилось шестьдесят"
— Когда рассказываю дочке Евдокии (сейчас ей 24 года), как ее отец делал мне предложение, она неизменно переспрашивает: «Неужели так и сказал?» — говорит Евгения Курбатова, вдова народного артиста Украины Бориса Зайца, 28 лет возглавлявшего Национальный цирк Украины. — Я познакомилась с Борисом Михайловичем в 1990 году, ему было 58 лет, мне — 25. Через некоторое время он решил попросить моей руки: «Евгения Михайловна, я человек взрослый, немолодой. Если завтра в семь часов вечера вы приходите ко мне, значит, приходите навсегда». Вот такой он был решительный.
*Евгения Курбатова: «Я у Бориса Михайловича третья жена, он — мой второй муж» (фото Сергея Тушинского, «ФАКТЫ»)
— Как вы познакомились со своим будущим мужем?
— Нас свел случай. В 1990 году я покупала на Черниговщине в селе Подол Сребнянского района хату под дачу. Среди документов, которые следовало оформить, значилось разрешение районного отдела культуры. Получилось так, что возглавлявший его Анатолий Чмиль зашел ко мне вместе со своим другом детства Борисом Зайцем (Борис Михайлович родом из Подола). Так я впервые встретила своего будущего мужа. В этом селе купила хату и моя тетя Людмила Пащенко, оперная певица, заслуженная артистка Украины, затем уговорила меня. Когда я в очередной раз собиралась в Подол, тетя позвонила Борису Михайловичу: «Женечка едет в село, если тебе удобно, отвезешь ее?» Они оба из артистического мира, хорошо знали друг друга. Он согласился. Вообще, Борис Михайлович часто бывал в Подоле — там похоронена его мама Евдокия Прокофьевна. Подвез меня раз, другой, затем пригласил к себе на чай. Однажды мы очень долго (часов восемь) ехали в Подол — то и дело ломалась машина. Во время одной из остановок — на подъезде к Броварам (город-спутник Киева. — Авт.) — Борис Михайлович рассказал мне о своей маме. От нахлынувших чувств у него на глаза навернулись слезы, и он сказал о глубоко личном: «После того как она умерла, я стал очень одиноким». Через неделю он сделал мне предложение.
— Борис Михайлович был тогда холост?
— Да, незадолго до нашей встречи он расстался со своей второй женой. Оставил ей квартиру и ночевал на рабочем месте. Цирк тогда не работал — находился на капитальном ремонте, длившемся четыре года. Борис Михайлович временно обустроил служебный кабинет в расположенной по соседству с цирком гостинице для артистов — стол стоял в комнате за шкафом. В то время Борис приходил в себя после жесточайшего нападения бандитов, пытавшихся его убить.
— Как это произошло?
— Он вернулся со своими артистами с гастролей по Японии (все цирковые стремились выступить в этой стране — там хорошо платили). Понятно, что привез определенную сумму, вот к нему и нагрянули грабители. Нет, чтобы просто забрать деньги, дефицитные в те годы иностранные вещи, так они стали убивать: затащили Бориса в ванну, душили шлангом от душа. Он чудом остался жив, восемь месяцев лечился в больнице «Феофания», шесть из которых провел в реанимации. Ему помогала вера в Бога — ходил молиться во Владимирский собор.
— Борис Михайлович — народный артист, у вас с ним большая разница в возрасте. Вы не стеснялись его?
— Вы знаете, нет. Я с 15 лет выступала в Крымском академическом русском драматическом театре имени Максима Горького, моими партнерами по сцене были заслуженные и народные артисты. Понятно, что все старше меня. Я с ними отлично ладила, и с Борисом Михайловичем нашла общий язык. По образованию я актриса, но, когда познакомилась с будущим мужем, работала в должности старшего научного сотрудника в Музее театра, музыки и кино Украины.
Я у Бориса третья жена, он — мой второй муж. Так что обошлись без громкой свадьбы — просто пошли и расписались. Когда у нас родилась дочь, мужу исполнилось шестьдесят. Малышку назвали Евдокией — в честь мамы мужа. Крестным отцом стал друг детства Бориса Анатолий Чмиль, который нас и познакомил. Дочка лет до десяти называла его не иначе как Дядя Кум — думала, что Анатолия Михайловича так зовут.
Через год после рождения Дуси муж был вынужден уйти из цирка: началась реорганизация, ему предложили остаться главным режиссером, и он подал заявление об увольнении. Мы тогда уехали в село и жили в хате, которую я купила, возделывали огород. Спустя год Борису позвонили из Министерства культуры и попросили вернуться. «Соглашусь, если принесете мне извинения перед всем коллективом за то, что так со мной поступили», — ответил он. Перед мужем извинились. Он вновь занял кресло генерального директора, а в 1998 году добился, чтобы столичному цирку присвоили статус национального. Отстоял здание цирка, хотя было много желающих его приватизировать.
— Почему ваш муж выбрал профессию циркового режиссера?
— Он был прирожденным артистом. В детстве устраивал для односельчан представления с козами: с восьми лет подрабатывал в колхозе пастухом и дрессировал своих подопечных. Нужно было материально помогать матери и младшей на девять лет сестричке Галине, поэтому в 13 лет поступил в фабрично-заводское училище, затем трудился в шахте. Но тяга к искусству победила: Борис поступил в Днепропетровское театральное училище, а после его окончания — в Харьковский театральный институт. В студенческие годы случайно попал на представление в цирк и заболел им. В 1962-м Бориса направили на работу в Киевский государственный цирк, а уже через два года ему предложили должность главного режиссера.
В молодости Борис дружил с режиссером Сергеем Параджановым, который жил по соседству с цирком (в доме по проспекту Победы, 1, с 1962 по 1974 год. — Авт.). У него на квартире собирались артисты, режиссеры, поэты, художники — Иван Мыколайчук, Лариса Кадочникова, Юрий Ильенко, Георгий Якутович, Иван Драч… Борис бывал там.
У мужа были товарищеские отношения со звездами советского цирка: Юрием Никулиным, Олегом Поповым, Леонидом Енгибаровым, Михаилом Румянцевым (Карандашом).
*Снимок начала 1990-х. Борис Заец (в центре) с молодой женой Евгенией (слева), легендарными дрессировщиками львов и тигров супругами Владимиром и Людмилой Шевченко (справа) (фото из семейного альбома)
— Приходилось слышать, что с Карандашом частенько случались различные комические ситуации. В Киеве наверняка тоже?
— Как рассказывал Борис Михайлович, Карандаш перед выходом на арену любил выпить рюмочку коньяка (не более), поэтому пьяным перед публикой не появлялся. Во время общих застолий Румянцев просил наливать ему поменьше: «Скажу „ап“ („стоп“) — и достаточно». Но как только доходило до его рюмки, Карандаш начинал искать под столом свою собаку Кляксу, и с командой «ап» все не складывалось.
Выступая в Киеве, Карандаш зачастую не шел ночевать в гостиницу, а укладывался на диване в гримерке. Ключ оставался у его супруги Тамары, строго следившей за тем, чтобы муж как можно меньше пил. Она удивлялась, почему утром, когда отпирали дверь, Карандаш был слегка подшофе, хотя пустых бутылок не находили. И все же секрет раскрыли: дело было в плоской тарелке, из которой кормили Кляксу. Когда жена уходила в гостиницу, артист начинал прислушиваться к звукам в коридоре: услышав шаги, подзывал сотрудника и просил: «Родненький, принеси хорошего коньяку» и просовывал под дверь деньги. Когда этот человек возвращался, Румянцев просовывал тарелку Кляксы: «Наливай, родненький». При этом Карандаш не был алкоголиком, выступал до самой смерти. Прожил этот выдающийся артист почти 90 лет.
— На одной из самых известных фотографий вашего мужа он запечатлен за рабочим столом с обезьянкой…
— Да, но вообще он опасался животных. Вероятно, причина в том, что ему как директору приходилось разбираться с несчастными случаями, произошедшими из-за хвостатых артистов. Например, однажды служащие забыли закрыть клетку тигра. Хищник вышел наружу, вовремя это не заметили, и он напал на юную балерину, снял с нее скальп. Сына одной из сотрудниц цирка разорвал белый медведь…
— У Бориса Зайца было хобби?
— Он обожал рыбалку и футбол. Бывало, погоняет с друзьями мяч, а потом просит меня сделать укол — нога болит. Дружил со звездой киевского «Динамо» 1970-х годов Владимиром Трошкиным. Добыл для футбольной команды родного села динамовскую форму. Тут нужно сказать, что земляки постоянно обращались к Борису Михайловичу за помощью и он делал все от него зависящее, чтобы выполнить просьбы. Часов в шесть утра звонит телефон: «Дядя Боря, у нас дитина захворiла, відвезіть в Шалiмова (Национальный институт хирургии и трансплантологии имени Александра Шалимова. — Авт.)». Борис Михайлович не знает никого из врачей этого института, тем не менее бросает все дела и устраивает ребенка на обследование и лечение. Подобных случаев было очень много. После смерти Бориса Михайловича благодарные жители Подола назвали в его честь улицу, на которой стояла хата семьи Заец.
На рыбалку Борис ходил как летом, так и зимой. У него была хорошая компания, кстати, непьющая, из числа сотрудников Национальной оперы Украины. Выезжать нужно было в пять утра, поэтому Борис Михайлович просыпался в четыре. Вечером со словами «Как я устал!» вываливал в ванну щук и другую рыбу. «Зачем же ты ехал, если так умаиваешься?» — спрашивала я. «Так я же отдыхать ездил», — невозмутимо отвечал муж.
Фаршировать щуку я научилась в Праге, когда мы поехали туда на 50-летие друга Бориса Михайловича, нашего бывшего соотечественника режиссера Ильи Лернера. Я везла его маме Полине Мироновне запас ацетона для снятия лака для ногтей. Илья, как и мой муж, заядлый рыбак, так что они с Борисом отправились посидеть на реке с удочками. А я осталась с Полиной Мироновной, которая и научила меня фаршировать щуку:
снимаем с рыбы кожицу (от головы), затем отделяем мясо от хребта, вытаскиваем кости, перекручиваем на мясорубке. В фарш добавляются морковь, яйцо, немного жареного лука, муки, ну и, конечно же, соль. Этот фарш помещаем в щучью шкурку. Ее можно не зашивать — достаточно смочить водой и хорошенько пригладить края.
— В цирке у вашего мужа было прозвище?
— Да. Буфер. Его так называли за умение находить с сотрудниками общий язык и выстраивать отношения в коллективе так, чтобы люди хорошо уживались друг с другом. Его на всех хватало. За без малого 30 лет никто не ушел от Бориса Михайловича.
Он обедал вместе со всей своей командой: заместителями, сотрудниками бухгалтерии, отдела кадров, пошивочного цеха… Каждый приносил на общий стол еду. У администратора Марка Захаровича Мочника была на работе сковорода, и он жарил для всех картошку.
И еще насчет прозвищ: один наш знакомый мальчик называл Бориса Михайловича Бетховеном — за то, что собирал свои длинные волосы в хвост.
— Муж хотел, чтобы ваша дочь Евдокия стала артисткой цирка?
— Нет, да и она сама к работе на арене не стремилась. В детстве говорила: «Я буду директором цирка». Она действительно стала хорошим администратором, правда, не в цирке. В 2014 году Евдокия закончила Киевский национальный университет театра, кино и телевидения имени Ивана Карпенко-Карого по специальности «организация кино- и телепроизводства».
— Как ушел из жизни ваш муж?
— Во сне. Тогда, в 2007 году, дочка еще училась в школе. В начале января мы с ней вдвоем отправились в Прагу к друзьям, планировали побыть там пять дней. Под вечер приехали в столицу Чехии, часов в пять позвонил Борис Михайлович, сказал, что уже дома, полил цветы, покормил собачку. Договорились созвониться утром. А ночью его не стало — кровоизлияние в мозг. Борис неоднократно говорил мне: «Не хочу, чтобы это произошло при Дусе». Бог услышал его просьбу…
— У вас было предчувствие, что супруг живет свои последние дни?
— Нет. Ничто не предвещало кончины: осенью ему успешно сделали шунтирование коронарных артерий сердца. После этого он чувствовал себя неплохо, был бодрым и активным. Мы хорошо встретили новый 2007-й год…
Похоронили мужа в родном селе Подол. Проводить его в последний путь приехал министр культуры Юрий Петрович Богуцкий. Обычно у меня с собой в сумочке есть небольшая иконка, но тогда забыла ее дома. После похорон мы с моей мамой остались на пару дней в селе. Перед тем как возвращаться в Киев, я молилась возле небольшой иконы, оставшейся в хате от предыдущей хозяйки. Мысленно разговаривала с мужем, сказала: «Все получилось, как ты хотел» — и вдруг икона упала мне прямо в руки. Она католическая, на обратной стороне написана молитва на чешском языке…
Первые девять дней после смерти мужа чувствовала, что его душа находится в нашей киевской квартире — я даже ощущала запах Бориса. В те дни раздался звонок в дверь, я открыла, а там — никого. Поняла, это Боря дает о себе знать. Сорок дней мы отмечали в Подоле, люди собрались помянуть моего мужа в актовом зале школы, и вдруг лопнуло стекло в дверце буфета. Никто к нему даже не приближался…
3306Читайте нас у Facebook
