«Катапультировавшись из подбитого «Мига», я повис на парашюте. И вдруг увидел идущий прямо на меня американский истребитель «Сейб»… Даже ноги поджал, чтобы пули не достали»
Летом 1950 года между Северной и Южной Кореей разгорелся военный конфликт, участие в котором приняли и советские летчики. В их числе был и Сергей Крамаренко. В небе Кореи он лично сбил 13 американских самолетов, за что ему присвоили звание Героя Советского Союза. О некоторых эпизодах той малоизвестной войны, длившейся три года, генерал Крамаренко рассказал «ФАКТАМ».
«Советские летчики ехали на войну в Корее с паспортами, в которых стояли другие фамилии»
- Долгие годы Корею, как и часть территории Китая, оккупировали японцы. В 1945-м Япония капитулировала, а США и СССР разделили Корею по 38-й параллели на две зоны оккупации, — рассказывает Сергей Макарович Крамаренко. — В северной, советской, зоне к власти пришли коммунисты во главе с Ким Ир Сеном. Южную — контролировали американцы и их ставленник Ли Сын Ман. Оба режима хотели объединить страну, но каждый — под своим главенством.
Ким Ир Сен считал, что вторжение северокорейских войск в Южную Корею вызовет народное восстание и приведет к свержению проамериканского сеульского режима. Подобные планы вынашивал и Ли Сын Ман. При этом оба лидера надеялись на помощь СССР и Америки.
Советский Союз негласно активизировал поставки оружия и отправил в КНДР (Корейскую народно-демократическую республику. — Авт. ) военных советников. То же самое сделали и американцы.
В конце июня 1950 года северокорейцы и китайские добровольцы перешли границу и разгромили превосходящие по численности южнокорейские войска, захватив в общей сложности 90 процентов территории страны, в том числе и столицу Южной Кореи Сеул. Северокорейцам даже удалось разбить присланную на помощь 24-ю американскую пехотную дивизию и пленить ее командира генерал-майора Дина. Но к осени войска Южной Кореи вместе с представителями миротворческих сил ООН нанесли несколько мощных контрударов и вышли на границу с КНДР. По некоторым подсчетам, в ходе боевых действий в Корее в 1950-1953 годах было убито, ранено или пропало без вести около трех миллионов корейцев. Погибли 500 тысяч китайских добровольцев, свыше 36 тысяч американских солдат и офицеров, 3000 военнослужащих 15 государств, воевавших на стороне Южной Кореи под флагом ООН. Официальные советские данные гласят, что в корейской войне принимали участие около 26 тысяч советских военнослужащих. Погибло 316 человек (из них 125 летчиков), потеряно 335 самолетов.
- Осенью 1950 года командир нашей части неожиданно собрал всех летчиков полка в клубе, — вспоминает Сергей Крамаренко. — Мы тогда базировались на подмосковном аэродроме Кубинка. Генерал Редькин, заместитель командующего ВВС Московского военного округа генерала Василия Сталина, сообщил нам, что американская авиация сжигает напалмом целые города и села Северной Кореи, уничтожая мирное население, и что власти КНДР обратились к советскому правительству за помощью. И спросил, кто желает поехать. Руки подняли все. Но командование отобрало в основном летчиков, принимавших участие в Великой Отечественной войне. Командиром сформированной 324-й авиадивизии был назначен трижды Герой Советского Союза полковник Иван Кожедуб.
Перед отъездом мы сдали в штаб свои воинские документы, погрузили технику на платформы. Сами ехали в пассажирских вагонах, в гражданской одежде, с паспортами, в которых стояли другие фамилии. Через девять дней прибыли к месту назначения. Нас разместили в бывшем японском военном городке на территории Китая, неподалеку от границы с Кореей. Переодели в военную форму Китайской народно-освободительной армии: синие хлопчатобумажные брюки, кители цвета хаки с иероглифами на кармане, хромовые сапоги, шинели горчичного цвета и светло-коричневые шапки-ушанки с козырьком. Кормили в основном русскими блюдами: макаронный суп, иногда — капустный. На второе — те же макароны, порой картошка с мясом или с рыбой, очень часто — яичница, а изредка специфическое китайское блюдо — трепанги, или, как мы их называли, морские огурцы. Вкус так себе, но придают бодрость.
В последние дни 1951 года нам от Ким Ир Сена передали десять хорошо откормленных собачек. В Корее собачатина — изысканное блюдо, а кроме того, как нам рассказали, мясо этого животного предупреждает заболевание туберкулезом. Наши командиры поблагодарили коллег за внимание, но подарки передали корейским летчикам.
Через много лет, когда я был в Корее на праздновании 40-летия освобождения от японского колониального гнета, начальник штаба Корейской народной армии угостил меня довольно вкусным мясным блюдом. Затем спросил, понравилось ли мне. Я ответил: да, очень. Он, улыбнувшись, рассказал, что это «гав-гав». Мне тоже оставалось только улыбнуться и сказать, что теперь я застрахован от туберкулеза. Если бы мне сообщили раньше, что это собачатина, конечно, не стал бы ее есть…
«Мы, по сути, похоронили уже разработанный американцами план атомной бомбардировки трехсот крупнейших городов СССР»
- Однако вернемся к событиям корейской войны, — продолжает свой рассказ Сергей Макарович. — Однажды меня вызвал командир дивизии Иван Никитич Кожедуб и сказал, что полетим в город Мукден, где советские летчики учили китайцев пилотировать реактивные самолеты МиГ-15. Из полетов худенькие, как мальчишки, китайские пилоты возвращались совсем обессиленными, из кабины выбирались с большим трудом. Кожедуб поинтересовался, как они питаются, — и пришел в ужас: в день всего три чашечки риса и небольшая чашечка супа из капусты… После нескольких недель усиленного питания по советской реактивной норме китайцы окрепли и стали выдерживать полеты наравне с нашими летчиками.
Способными учениками оказались и корейские пилоты. Более того, они признавали оценки только «хорошо» и «отлично», а получившего «тройку» считали чуть ли не предателем. В воздушных боях корейцы порой демонстрировали настоящие чудеса. Лично знаю летчика-корейца, сбившего над аэродромом в Сеуле несколько американских самолетов.
Но основную тяжесть воздушной войны взяли на себя, пожалуй, летчики нашего 64-го Отдельного истребительного авиакорпуса ПВО. В ходе боев 22- 27 октября 1951 года мы уничтожили более 20 американских бомбардировщиков В-29 — половину из участвовавших в вылетах «Суперкрепостей». Развеяв миф об их неуязвимости, мы также похоронили уже разработанный американцами план атомной бомбардировки трехсот крупнейших городов Советского Союза.
- То есть можно сказать, что в Корее наши летчики предотвратили третью мировую войну?
- Возможно. Наши «МиГи» оказались более маневренными, были лучше вооружены. Правда, у нас в отличие от американских летчиков не было противоперегрузочных костюмов. И мне, например, чтобы во время выполнения сложного маневра не потерять сознание, приходилось мышцами живота делать специфические движения для задержки оттока крови от головы в нижнюю часть тела. Как-то наш опытный летчик очень аккуратно, чтобы не нанести американскому самолету серьезных повреждений, подбил «Сейбр». Тот совершил вынужденную посадку на нашей территории, пилота взяли в плен, а разобранный самолет отправили в Москву для изучения. Через некоторое время наша авиация получила противоперегрузочные костюмы и ряд других полезных, заимствованных у противника новшеств.
А однажды мы разгромили австралийскую эскадрилью, которая насчитывала свыше 20 самолетов «Глостер Метеор» британского производства. Когда воздушное сражение закончилось, я увидел впереди уходящий на юг одиночный самолет противника. Неопытный летчик, не видя нас, наверное, радовался, что вырвался из этого пекла и возвращается домой живым. Я догнал его. Но он продолжал спокойно лететь, не совершая никаких агрессивных маневров в мою сторону. И я отпустил его с миром. Чтобы рассказал о судьбе своих товарищей, чьи самолеты догорали на сопках.
«Командование заставляло нас вести радиообмен на корейском языке»
- Долгое время ходил анекдот, что советским летчикам в Корее, а затем во Вьетнаме приходилось сбивать самолеты противника, успевая еще и пальцами растягивать и сужать глаза, чтобы выглядеть, как восточные люди.
- Ну, глаза мы, конечно, не растягивали, а вот корейский язык изучали. Командование заставляло нас весь радиообмен, то есть переговоры в воздухе, вести исключительно на корейском, чтобы скрыть от противника факт участия советских военных в корейской войне. Но в суматохе боя мы, естественно, переходили на русский со всеми его выражениями. Так что американцы знали, с кем воюют, но помалкивали, никаких официальных заявлений по этому поводу не делали. Кстати, в Корее летчики США совершили около миллиона вылетов — почти столько же, сколько за все годы Второй мировой войны.
В боях с нами американцы набрались опыта. И во время сражения 17 января 1952 года, за две недели до возвращения на Родину, мой «МиГ» был подбит их истребителем «Сейбр» (в переводе — «сабля»). Я катапультировался и начал на парашюте спускаться, как вдруг увидел: «Сейбр» опять стремительно приближается. От него ко мне потянулись дымные ниточки трасс его шести пулеметов. Смерть неслась ко мне, и я ожидал, как сейчас она войдет в меня. Даже ноги поджал, чтобы пули не ударили в них.
Молниеносно разворачиваясь, «Сейбр» пронесся метрах в пятидесяти, меня даже заболтало от его воздушной струи. Ну, думаю, второй раз он уже не промахнется, и в этот момент проваливаюсь в облака. Это меня и спасло. Сунуться вниз под облака вражеский летчик, видать, побоялся: там были горы.
Я же приземлился на сопки. А там росли деревья почти без листьев и с острыми верхушками. Я падал прямо на них. Вспомнил, как турки сажали запорожцев на колья… К счастью, подтянув стропы, сумел приземлиться, хоть и сделал несколько кувырков по склону, пока парашют не зацепился за куст. После удара о землю болело все тело. Но, подвигав руками и ногами, переломов и ранений я не обнаружил.
Спустившись к дороге, я вскоре увидел двухколесную арбу, которую тащил ослик. На ней восседал крестьянин. Он мог принять меня за американца, а разъяренные корейцы американских летчиков не раз избивали до полусмерти, даже закалывали вилами. Поэтому я сразу начал объяснять, что являюсь советским защитником Кореи от американцев. Чувствую: крестьянин меня не понимает. Молча, с недоверием смотрит. Тогда я упростил объяснение. Тыкаю пальцем в корейца и говорю: «Ким Ир Сен — хо!» То есть «хорошо». Затем указываю на себя: «Сталин — хо! Пхеньян — хо! Москва — хо!» Кореец радостно закивал: хо, хо! И пригласил меня в арбу. Часа через полтора мы въехали в деревню.
При входе в дом корейцы разувались. Я тоже снял ботинки и прошел в комнату. Хозяева усадили меня за низкий столик. Поставили передо мной тарелку с какой-то едой, стаканчики и бутылку. В руки мне дали палочки, показали, как ими пользоваться. Потом предложили взять с тарелки что-то вроде нашей капусты. Кладу в рот — и чувствую, как язык и небо обжигает огнем. Хватаю ртом воздух. Корейцы смеются. Подносят стакан и показывают: мол, надо выпить, будет «хо!» Оказалось, рисовая водка. Но мне действительно стало хорошо: жар во рту прошел, боль в теле поутихла. Потом поел риса, лепешек, суп из капусты.
После обеда хозяин уложил меня спать на циновках на полу. Правда, заснуть я так и не смог: ныло все тело. Сказались сумасшедшая перегрузка при катапультировании, когда вылетел из самолета, как снаряд из пушки, и удар о сопку. А утром наши прислали за мной машину…
- В Великую Отечественную за каждый сбитый немецкий самолет наши летчики получали премиальные — по 1000 рублей и более…
- Хотите спросить, платили ли нам в Корее за сбитые? Нет. Это мы платили. Иногда жизнями. И много лет не имели права даже упоминать слово «Корея».
672Читайте нас в Facebook
