Сын Юрия Силантьева: «Толпа подняла „Волгу“, где были Магомаев, отец, мама и я, и начала ее раскачивать»
Юрий Силантьев — целая эпоха в музыкальной жизни Советского Союза. Эстрадно-симфонический оркестр Всесоюзного радио и Центрального телевидения под его управлением был знаменит на всю страну. В его сопровождении выступали солисты первой величины — Клавдия Шульженко, Муслим Магомаев, Валентина Толкунова, Юрий Богатиков…
Оркестр под управлением Юрия Силантьева участвовал в озвучивании любимых зрителями фильмов «Берегись автомобиля», «Девчата», «Семнадцать мгновений весны» и многих других.
О том, каким человеком был отец, «ФАКТАМ» рассказал его сын художник Егор Силантьев.
— Отец умер в 1983 году, когда мне было 22 года, — рассказывает Егор Силантьев. — Сохранилось много его книг, которые привозил отовсюду. Он очень много читал, интересовался историей, искусством. Покупал словари, справочники, выписывал огромное количество журналов.
*Егор Силантьев
— Как ваш отец обычно отмечал дни рождения?
— Он их не праздновал. Утром мы с мамой поздравляли отца, и он уезжал на работу. Считал, что день рождения — это очередной листок календаря.
— Что за история, как в Сочи поклонники творчества Юрия Силантьева подняли на руки «Волгу», в которой он сидел?
— Это было в 1960-е годы во время фестиваля «Красная гвоздика». После концерта на стадионе родители со мной и Муслимом Магомаевым вышли и сели в «Волгу». Тут же нас обступила толпа. Шофер стал сигналить, но люди не расступались. Вдруг подняли машину и начали ее раскачивать. Представляете? Такая бешеная популярность была у наших артистов и, в первую очередь, конечно, у Муслима Магомаева. Публика его боготворила и была готова носить на руках.
— Отец дружил с кем-то из звездных исполнителей?
— В большей степени это были деловые отношения. Иногда к нам домой приходили артисты и репетировали, но случалось это крайне редко. В хороших отношениях отец был, к примеру, с Муслимом Магомаевым, хотя некоторые музыканты его недолюбливали. Как человек творческий он постоянно искал новые варианты исполнения песни — то так хотел попробовать спеть, то по-другому. Отец всегда живо откликался на это, но многим музыкантам не хотелось снова и снова «мучиться», повторяя все сначала.
— Читала, что, когда Юрий Силантьев дирижировал, уже через час его рубашка становилась мокрой.
— И не только у него. Музыканты могли репетировать чуть ли не сутками, поэтому играли слаженно, как часы, и добивались превосходного качества звучания. И как же отец был удивлен, когда в конце 1970-х приехал в Португалию и увидел, как местные музыканты прекратили работать, потому что… устали. Любимое слово у них было «маняна» то есть «завтра». А у нас требовалось делать сейчас, сразу и хорошо.
Отец жил работой. Дома вообще мало бывал. Уходил рано, приходил поздно. Спал немного. Такой «режим», конечно, был вреден для него. Не случайно ушел в 63 года.
— Юрий Силантьев ведь и умер на работе?
— Это случилось вечером в телецентре «Останкино» после записи концерта, посвященного 23 февраля. Когда музыканты закончили, вышли за кулисы, кто-то рассказал анекдот, все стали смеяться и он со всеми. Вдруг сел на стул и… умер — инфаркт. Отца пытались реанимировать, делали уколы в сердце, но спасти не удалось.
— Накануне были какие-то тревожные предчувствия?
— У отца сердце давно было больное. И инфаркт этот стал уже… шестым. Все их переносил на ногах. Года за два до смерти, когда случился очередной инфаркт, мы с мамой испугались, что это конец. Прихожу домой. Отец лежит на полу в кухне. И мама над ним. Но приехала «скорая», и он очнулся. Врачи настаивали на госпитализации. Отец — ни в какую. «Не могу — надо работать», — сказал категорически.
Потом, позже, когда вышла книга одного популярного американского автора, исследовавшего клиническую смерть, я спрашивал отца о его ощущениях, видел ли он туннель, как часто описывают. «Нет, ничего этого не было, — объяснял мне. — Чернота — и вдруг все оборвалось. А потом внезапно вернулось!»
А вообще, знаете, отец не любил лечиться, лежать в больницах. С температурой 39 шел на работу! В Сочи даже с воспалением легких работал.
— Незадолго до смерти строил какие-то планы?
— Говорил о намерении переехать на новую квартиру, которую ему якобы должны были дать. Но когда мы начинали допытываться, отвечал: «Вероятно, уже туда!» — и показывал пальцем на небо или, наоборот, вниз.
А еще, знаете, он очень болезненно переживал насчет обстановки в стране — нарастающего бардака.
Вспоминается одна история. В 1960 годы мы ездили отдыхать в одно местечко возле Сухуми. Жили в семье нашего давнего знакомого Анастаса. И вот однажды спустя годы он приехал в Москву и рассказал отцу, что в милиции убили его сына. Парня забрали за мелкое хулиганство, а он повздорил с милиционерами и его забили до смерти.
Отец пошел к министру внутренних дел СССР Щелокову, с которым был знаком, и рассказал всю эту историю. Тот обещал разобраться. А через некоторое время сказал отцу: мол, ничего сделать не может, там свои порядки. Вы представляете, министр внутренних дел ничего решить не смог!
Такие вещи очень расстраивали отца. Видел, что страна «расползается», чувствовал ее развал и очень болезненно это переживал.
— Каким человеком Юрий Васильевич был в быту?
— Неприхотливым. Ел, что дадут. Одевался очень просто — кепка, плащик… Часто ездил в метро. Машины у нас не было. Точнее, когда-то отец купил «Москвич», но с ним было много возни, и потому решил продать. Когда уже отец стал народным артистом СССР, домой за ним присылали служебную машину.
Дачи тоже не было. Ездил отец в дома творчества или дома отдыха. Жили мы в небольшой по нынешним временам квартирке — 48 квадратных метров, с обычной обстановкой.
Знаете, в 1990-е годы мне в качестве оформителя пришлось работать на Рублевке и в элитных апартаментах в Москве. Так там у некоторых людей дверные ручки и краны в ванной из золота, причем горячий кран украшен рубинчиком, а холодный — изумрудом.
Ничего подобного у нас дома, конечно, никогда не было (смеется). Зато много книг — дефицит по тем временам. Это, собственно, и вся «роскошь»…
— Чем ваш отец увлекался, кроме творчества?
— Собирал марки. Любил сидеть с лупой, рассматривать. Хотя особо редких марок в его коллекции не было.
— Брал вас в какие-то гастрольные поездки?
— В начале 1970-х годов я ездил с отцом в Болгарию и Польшу. В Болгарии практически все говорили по-русски и были по отношению к нам очень гостеприимны. Впервые я попробовал там куры гриль, которые у нас появились много лет спустя, а там уже тогда продавались на каждом шагу. Запомнилось огромное количество точек общепита и отсутствие очередей.
А в Варшаве много кафе и ресторанчиков. Очень понравилась архитектура этого города. Вспоминается, что музыканты везли в Польшу на продажу тюль, который там был в дефиците, а у нас продавался свободно. В Польше сдавали его в комиссионные магазины. Раскупался тюль мгновенно. На вырученные деньги музыканты покупали заграничные ботинки, которые у нас в стране были в дефиците, и сдавали их в комиссионки в Москве.
Отец, правда, в таких «схемах» никогда не участвовал. Из-за границы особо ничего не привозил. Помню, как-то в Бельгии купил мне игрушечный пулемет. Такие у нас не продавались. Но я ему быстро «шею свернул», потому что захотел узнать, что там внутри. В коробке из-под этого подарка до сих пор у нас хранятся отцовские фотопленки. Отец любил фотографировать места, где бывал, и даже на кинокамеру снимал. Ему нравилось привозить впечатления. Например, в Лондоне заснял смену караула у Букингемского дворца.
— На гастролях случались приключения?
— Я расскажу историю, очевидцем которой был в 19 лет. Поэт Николай Доризо был человеком заводным и очень щедрым — мог угощать за свой счет весь оркестр. И вот музыканты уже выпили все, что было в поезде. А дальше такое началось… Поезд ехал по степи, музыканты выставили в окна трубы, тромбоны и как начали играть! А некоторые даже бегали по крыше поезда. Представляете, до чего дошло? Ночь, луна. И вдруг видишь тени бегущих по крыше людей. Отец, так как болел, спиртного тогда не употреблял. Мы сидели в купе и посмеивались. Заснуть-то было невозможно.
— Какое выступление оркестра вам особенно запомнилось?
— Юбилейный концерт Клавдии Шульженко в его сопровождении. Я не хотел идти, ведь, как и большинство моих ровесников, предпочитал слушать The Beatles, Rolling Stones… Советские песни не любил — они мне казались «архаикой». Но отец настаивал: «Надо пойти обязательно! Запомнишь на всю жизнь и потом будешь меня благодарить». И действительно прошло время, нам есть теперь с чем сравнить. Все-таки советская песня неповторима, она не похожа на все то, что создавалось на Западе.
— Если бы отец мог вас услышать, что бы вы сказали ему сегодня?
— Знаете, я часто мысленно с ним беседую, советуюсь, как поступить в той или иной ситуации.
11997Читайте нас в Facebook
