Боец "Айдара": "Андрей ругал нас за то, что "сбегали" из госпиталя на передовую. А себя не сберег..."
В начале июля этого года «ФАКТЫ» опубликовали интервью с Олегом Твердохлебом — бойцом «Айдара» с позывным «Сармат», который много раз сдавал кровь для раненых солдат и даже получил звание «Заслуженный донор Украины». Олег рассказывал нам о фронтовых буднях, о подвигах и горестях ребят, о том, как героически умирают украинские воины.
«Нашего медика Андрея Аболмасова убили, когда он спасал товарищей. Во время обстрела бойцы спрятались в подвал, но четверо замешкались и не успели добежать. Андрей бросился к ним, каким-то невероятным образом схватил одновременно всех четверых (!) и… 
швырнул метров на пять ко входу в подвал. Если бы не видел это собственными глазами, ни за что не поверил бы, что человеку такое под силу!» — вспоминал «Сармат».
Позже я пыталась разыскать родных или сослуживцев Андрея Аболмасова, чтобы написать о его подвиге. Не удалось. А на днях в редакцию позвонила женщина — Тамара Степановна Аболмасова. Горячо поблагодарила за то, что упомянули в статье ее сына Андрюшу, пригласила «ФАКТЫ» на годовщину его смерти и открытие мемориальной доски в его честь.
*Андрею Аболмасову было 44 года
На поминки приехал еще один «айдаровец» — Юрий Надашкевич: один из тех четверых солдат, которых Андрей Аболмасов спас ценой собственной жизни…
«Приближение 120-миллиметровой мины „Док“ почувствовал как будто интуитивно»
— Я решил идти воевать еще в мае прошлого года, — рассказывает «ФАКТАМ» «айдаровец» Юрий Надашковский с позывным «Физик». — После того как в Волновахе расстреляли бойцов 51-й бригады, понял, что оставаться дома не могу. Дважды ходил в военкомат, и оба раза меня отказывались принять. Тогда собрал рюкзак и вместе с ребятами из Луцка и Ровно подался на восток. В селе Половинки нас встретил комбат «Айдара» и зачислил к себе добровольцами. Мы сразу же впряглись в работу. Из подручных материалов строили казармы, рыли окопы, выполняли боевые задания. Это при том, что «учебку» никто не проходил. Более опытные воины или те, кто прошел Афган, рассказывали новичкам о том, что знали сами. Оружия и средств защиты у нас практически не было. Кто-то привез с собой бронежилет, кто-то — каску. Я сначала воевал с… саперной лопаткой. Позже собирал оружие из кусков мины, и только потом мне выдали настоящее.
Мы зачищали от сепаратистов Металлист и Георгиевку. Потом ребята пошли на штурм Лутугино и Успенки, а я повез семь грузов «200″ домой. В то время полегло много наших. Один подорвался на гранате, второго убил снайпер. Еще несколько погибли по роковому стечению обстоятельств. На подходе к Лутугино украинский танкист наводил оружие на врага и выстрелил как раз в тот момент, когда его машину подбили. Траектория полета снаряда изменилась, и осколочным выстрелом танкист положил на месте группу «айдаровцев».
Кроме убитых, было множество раненых. Квалифицированных медиков не хватало. Ведь в добровольческих батальонах как: умеешь стрелять — будешь снайпером. Крепкий и высокий — дадут пулемет. Понимаешь, как руку перевязать, — назначат медиком. Когда мы только обустраивались в Металлисте, я познакомился с Андреем «Доком» (позывной Аболмасова. — Авт.). Знал, что его поставили в батальоне фельдшером, но не думал, что это настолько опытный и умелый врач. Он наряду со всеми воевал на передовой с оружием в руках. Видел раненого — моментально оказывал помощь. Первым делом брался за средние ранения. Потому что, говорит, «легкие» подождут, с «тяжелыми» можно провозиться без толку, а за это время «средние» станут «тяжелыми». Нужно сперва заниматься теми, кого гарантированно спасешь. А еще убеждал нас, что, забирая раненого с поля боя, не стыдно прикрыться им. Ведь если осколок попадет в тебя — то вы оба погибнете.
Мы старались помогать ему и учиться у него. Раньше, помню, видим, что бойца ранило, бежим к нему с аптечкой, а что с ней делать — не знаем. Андрей учил нас. И… ругал. Просил проводить зачистки территорий так, чтобы не было столько раненых сепаратистов. Он ведь, как настоящий врач, оказывал помощь и им тоже. Что это, говорит, за безобразие? Перевязываю одного нашего, одного «сепара»! Помню, сколько наших он спас в Георгиевке! Мы должны были зачистить ее за день, а пробыли там четыре дня. Нас было 38 человек, да еще пообещали подкрепление — роту десантников. Оказалось, рота состоит из… восьми человек. Нас обстреливало около трехсот противников (это потом стало известно). Мы были на последнем издыхании — черные, уставшие, с натертыми ногами. Потом закончилась еда. Многих убили, еще больше — ранили. Но мы все равно выстояли!
В середине августа «Айдар» с боем вышел на перекресток между поселками Новосветловка и Хрящеватое. По пути добровольцы нарвались на диверсионные группы боевиков, которых сумели ликвидировать вместе с транспортом. Часть батальона — афганская рота Олега Михнюка — пошла полями на Новосветловку, другая, во главе с комбатом Сергеем Мельничуком и 2-й штурмовой ротой, к которой принадлежал и наш рассказчик Юрий Надашкевич, двинулась на Хрящеватое.
— Мы обосновались в брошенном прокурорском доме, — продолжает Юрий. — Крепком, надежном. Ходили в дозор по очереди. Вокруг шли ожесточенные бои. Вместе с нами стояли ребята из 24-й отдельной механизированной бригады и десантники из 80-й. Среди них были минометчики, которые вели из Хрящеватого ответный обстрел по боевикам. Прокурорский дом был расположен таким образом, что снаряды, как мы думали, его не достали бы. Тем более что вокруг стояли бетонные перекрытия, за которыми мы прятались, как в блиндажах. В общем, честно говоря, немного расслабились. Иногда выходили на дозор даже без касок и бронежилетов. Но от тяжелой артиллерии они нас все равно не спасли бы.
17 августа к нам во двор прилетела 120-миллиметровая мина. Радиус ее поражения огромен — до 300 метров. Она пробивает бетон и танки насквозь. Какие уж тут бронежилеты! Когда это случилось, мы с ребятами сидели во дворе за бетонным ограждением. Как летит «120-ка», не слышали — скорость ее полета превышает скорость звука. А Андрей «Док» ее каким-то образом увидел или, может быть, почувствовал интуитивно. Он действовал молниеносно. Вскочил, закрыл меня собой, стоящего у входа в подвал Лешу «Балку» толкнул внутрь, одновременно отшвырнул сидящего рядом с ним минометчика, тот полетел вперед, сбив вскочившего Виталика «Горца». Получился эффект падающих доминошек. Мы повалились друг на друга. И благодаря «Доку» упали не туда, где сидели (это было бы как раз на пути следования осколка), а в противоположную сторону.
Несмотря на то что мина разорвалась в нескольких метрах от нас, мы отделались легко: один — царапиной, второй — контузией. Андрей спас всех четверых. Другие хлопцы, кто был во дворе, все погибли. Помню двух минометчиков, сидевших рядом. Осколок мины прошел навылет сквозь их каски и головы. Ребята ничего даже почувствовать не успели — так и остались сидеть с открытыми глазами. Андрей, оттолкнув нас от траектории падения мины, сам отбежать не успел. Его смертельно ранило. Оторвало обе ноги, порубило осколками, в руке тоже зияла огромная дыра. Но он еще был жив, дышал. Я вколол ему буторфанол (анальгетик, применяющийся как противошоковое средство. — Авт.), у меня как раз оставалась одна ампула. Мы тут же вызвали на подмогу военных медиков. Их газель-«таблетка» приехала буквально через пять минут. Но спасти «Дока» не удалось.
«Сначала у меня на даче в теплице застряла перепуганная птица. Потом ни с того ни с сего разбилось зеркало»
— Я училась в том же медицинском колледже имени Гаврося, который когда-то заканчивал Андрей, — рассказала «ФАКТАМ» фельдшер «Айдара» Лада Введенская. — Получила диплом и сразу же отправилась в зону АТО. В Хрящеватом мы вместе спасали раненых. Обстреливали нас, начиная с 13 августа, очень плотно. 17 числа я с ребятами находилась неподалеку от того дома, где нес службу Андрей. Где-то в половине одиннадцатого утра позвонил его командир «Кореец» и закричал в трубку, чтобы мы немедленно ехали — у них тяжелые «300"-е. Андрея мы забрали без сознания. К огромному моему сожалению, сразу было ясно, что шансов у него нет. Да, с войны приезжают и солдаты без ног, но ведь это после ампутации. А когда осколком отрывает ноги, человек мгновенно теряет всю кровь. Я на всякий случай вколола ему сильное обезболивающее, если вдруг он очнется. Но Андрюша умер в машине через пятнадцать минут, так и не придя в сознание.
— Это большое горе и ужасное потрясение, когда на твоих глазах погибает человек, который пожертвовал ради тебя своей жизнью, — признается Юрий Надашкевич. — А потом это чувство сменяется желанием отомстить за его смерть врагам. Я, хоть и был контуженный, продолжал воевать, не соглашался ложиться в госпиталь. И вспоминал, что «Док» с нами ругался в таких случаях: мол, я вас лечу, оформляю в госпиталь, а вы сбегаете! Нас берег, а себя не сберег… Потом нам дали небольшой отпуск, и мы с товарищами разыскали родственников Андрея. Я тогда уже знал его фамилию — Аболмасов… Приехал в Киев, поблагодарил его родителей за такого сына.
*"Это ужасное потрясение, когда на твоих глазах погибает человек, который пожертвовал ради тебя своей жизнью", — признается побратим Андрея Юрий Надашкевич
— Я ведь не знала, что Андрюша воюет, — вытирает слезы мама погибшего, Тамара Степановна. — Он сначала врал мне, что работает, потом — что у тестя на даче. Только через несколько месяцев, когда приехал на побывку совершенно седой и с почерневшим лицом, мне все стало ясно. Когда он сидел за столом, у него неожиданно пошла носом кровь — я уверена, что это последствие контузии. Умоляла его остаться дома, но долг сына перед ребятами был превыше всего. Его ждали, в нем нуждались, и он не смог их подвести. Мы созванивались редко — был риск, что его засекут по телефону. Буквально одно слово: «Мамочка, я жив. Все в порядке» — мне было этого достаточно. Но его смерть я почувствовала заранее. Сначала у меня на даче в теплице застряла перепуганная птица с открытым ртом. Я поймала и выпустила ее, но мне стало не по себе. Потом ни с того ни с сего разбилось зеркало. У одного из родственников, который в тот день, сидя за столом, хотел выпить за здоровье Андрюши, выпала из рук рюмка. Я рыдала и просила в церкви молиться о здравии моего сына. А он уже был мертв…
— Мне тоже были знаки, — говорит вдова Андрея Аболмасова Жанна. — За неделю до его смерти приснился странный сон. Вроде бы я куда-то проваливаюсь. Надо мной — душа Андрея. Я вижу свои похороны. Попутно думаю, что я неплохо смотрюсь в гробу. Моя душа хочет лететь к нему, но потом возвращается в тело, а его душа улетает… Проснувшись, я ужаснулась. Но пыталась не думать о плохом. Пошла в церковь помолиться за его здравие, но на ум все время лезли слова: «Упокой, Господи, душу раба твоего Андрея»… Это был какой-то ужас. Я словно сходила с ума. 17-го числа, в день его смерти, я еще успела поговорить с мужем. Потом он пропал — два дня о нем не было ни слуху ни духу. А 19-го мне позвонила Света, волонтер, которая все время ездила помогать «Айдару». Она сказала: «Держись, Жанна. Андрея больше нет…»
Поверить в это было невозможно. Мы прожили вместе двадцать лет, ни на день не расставались. Он заменил мне и родителей, и бабушек-дедушек, и друзей. Когда я родила Богдану — нашу долгожданную доченьку, вскоре заболела лейкемией. Шесть лет химиотерапии, больничных палат, отчаянья. Я говорила Андрею: «Оставь меня. Найди себе молодую здоровую женщину». Но он отвечал: «Ты в своем уме? Мне никто, кроме тебя, не нужен». Муж ограждал меня от всех неприятностей и переживаний, был таким заботливым, добрым, ласковым, мягким. Но если уж что-то задумал — ни перед чем не останавливался.
Вспоминаю, как после Майдана его друзья поехали на восток воевать, но Андрея не взяли. Вручили ему ключ от «майдановского» медпункта, попросили находиться при нем. Мол, у него ребенок, жена после такой тяжелой болезни — пусть остается дома. Это была смертельная обида — муж разругался с товарищами, не мог им простить этого, как он считал, «предательства». Все повторял: «Я что, хуже, чем они? Я не мужик? Да они мне не братья, раз так поступили!» Я успокаивала его, втайне радуясь, что муж рядом. Но прошло буквально две недели, ему позвонили с фронта и вызвали в «Айдар» — там остро не хватало медиков. Андрюша был зачислен на службу через военкомат и отправился в зону АТО. Поначалу они ночевали в лесу, на карематах под клеенками. Потом обустроились получше, у них появились лекарства и возможность оказывать раненым первую помощь. Муж звонил часто, но подробностей не сообщал, не уточнял, где он. Говорил только, что все в порядке. Я была на сто процентов уверена, что он вернется живым. А теперь его нет, и я не представляю, как жить дальше. Прошел уже год, а боль от утраты словно становится острее.
*Андрей Аболмасов с женой Жанной и дочерью Богданой. Фото из семейного альбома
Первого сентября на улице Академика Белецкого в Киеве на стене медицинского колледжа имени Гаврося, где когда-то учился Андрей Аболмасов, открыли мемориальную доску его памяти. На ней написано, что он был старшим сержантом медицинской службы батальона «Айдар» и героически погиб на Луганщине, спасая своих боевых побратимов. На этой же доске крупными буквами написано «Герої не вмирають!». Ту же фразу на своем рисунке с украинским флагом и черным солдатом с автоматом написала Богдана, дочь Андрея, когда узнала, что ее отца больше нет в живых…
*"Я очень долго добивалась того, чтобы память сына была увековечена. Ведь он действительно погиб как герой", — говорит мама погибшего Тамара Степановна
Фото автора
Читайте нас в Facebook
