Александр Загайный: «На съемках фильма «Война и мир» три солдата и офицер нашего полка сгорели во время «боя» в охваченной огнем постройке»
Даже спустя десятилетия неизвестно, почему Сергею Бондарчуку выделили астрономические средства на экранизацию романа Льва Толстого «Война и мир». Киноэпопея в четырех частях стала одной из самых высокобюджетных картин в истории советского кинематографа. Съемки продолжались около шести лет — с 1961 по 1967 год. Затем были триумфальные награды — знаменитый «Оскар» за лучший фильм на иностранном языке, главный приз Московского международного кинофестиваля, ордена и звания. Все критики отмечали великолепный сценарий, талантливую игру актеров, но особое восхищение вызывали масштабные съемки сражений.
Работа над батальными сценами (до этого были только кабинетно-дворцовые) кинофильма «Война и мир» началась в 1963 году в одной из живописных долин Свалявского района Закарпатской области.
— В те времена я служил начальником батальона связи полка 128-й мотострелковой дивизии Прикарпатского военного округа, которая дислоцировалась в Мукачево Закарпатской области, — рассказывал «ФАКТАМ» майор в отставке из Ривного Александр Загайный. — Как-то к нам в штаб дивизии приехал Сергей Бондарчук со своими ассистентами: режиссерами, операторами и… военачальниками. Всему личному составу сообщили через политработников, что в Закарпатье будут снимать часть батальных сцен фильма «Война и мир». В Свалявском районе отыскали между двумя горами живописную долину, где по замыслу режиссера должны были сойтись в бою французская армия Наполеона и русские войска Кутузова, и начали строить огромный съемочно-полевой лагерь. К работам, а затем и массовым съемкам привлекли практически весь личный состав нашей дивизии, подразделения пограничников и некоторых других военных. А это ни много ни мало 
около 20 тысяч человек, плюс значительное количество техники! Потом приходилось не раз слышать, что соответствующий приказ дал тогдашний министр обороны СССР…
*Александр Загайный. Фото автора
Солдаты поставили армейские палатки, временные домики, большие туалеты, киношники завезли огромное количество французской и русской военной формы, настоящие массивные берданки 1891 года выпуска, которые собирали по всем музеям и военным складам (такое оружие все еще хранилось там!). Проложили даже несколько узкоколеек, по которым катили тележки с кинокамерами. И после непродолжительных авральных подготовительных работ наконец начались съемки, растянувшиеся на целых полтора года. Распорядок жизни был обычный армейский: подъем, физзарядка, завтрак, политзанятие и работы (а может, служба?). К этому времени старшины подразделений уже прекрасно знали, кто в какой армии (французской или русской) «воюет», и начинали выдавать берданки с холостыми патронами, соответствующую форму.
— Откровенно говоря, к ней мы привыкали тяжело, уж больно неудобная была: штаны в обтяжку, высокие хромовые сапоги, большая шляпа — кивер, — признавался Александр Загайный. — Но со временем пообвыклись. За опрятностью солдат следили и режиссеры, и строевые офицеры. Но французским воякам в этом плане давалась большая поблажка. Бондарчук, выступая перед статистами, все подчеркивал, что русский солдат по сравнению с французским должен выглядеть более подтянутым, дисциплинированным, ибо речь идет о враге, захватчике! А посему после съемок грязную одежду сдавали, а наутро она уже была выстирана и отглажена в прачечной части.
Так получилось, что мне пришлось играть в основном офицера французской армии, хотя при приеме статистов особого отбора не было. Разве что для артиллерии брали солдат покрепче, весом от 100 килограммов. Еще бы! Они копали для пушек укрытия в полтора метра глубиной, ограждали плетнем, перетаскивали тяжелейшие самые настоящие старинные орудия, ядра.
Конечно, больше всего запомнились сцены боев. Они были невероятно реалистичны! А мне — участнику Великой Отечественной войны — пришлось повидать их вживую. Но киношная война стоит перед глазами до сих пор. Представляете: на огромном поле лязг сабель, барабанная дробь, грохот от выстрелов сотен ружей, свист и оглушительные взрывы упавших ядер, летят комья земли, кругом дым, огонь, ржание и топот сотен лошадей, крики тысяч глоток «Ура!», стоны «раненых»… А на все это с одной горы, сидя на белом коне, взирает через подзорную трубу Наполеон, а с другой — Кутузов, тоже на белом коне. Я — офицер с наклеенными усами — иду впереди на редуты Кутузова, а за мной, отбивая шаг, — шеренги по двадцать французских солдат со штыками наперевес. Одна, вторая, третья, четвертая… доходило до пятидесяти. Взрыв ядра. Падают как подкошенные «сраженные картечью» с десяток солдат (им команда режиссера передавалась по рации), образуя в шеренге брешь. Кричу: «Сомкнуть ряды! Тянуть ножку, ребята, тянуть! Шаг печатать!» И в атаку на редуты Кутузова!
Благо тогда рукопашных и штыковых массовых сцен еще не было, а то в азарте наломали бы дров. Схватки «стенку на стенку» уже потом под Бородино снимали. Хотя и так синяков, царапин, травм нам вполне хватало. Происходили и несчастные случаи. Три солдата и один офицер нашего полка сгорели во время «боя» в полыхавшей постройке. Это только то, что я знаю. Вполне возможно, что подобное было и в других полках. Смерти родным объясняли, как было принято в то время: «Ваш сын погиб при исполнении воинской службы…»
Узнали статисты и немало секретов киносъемки. Ядра, например, естественно, не вылетали из пушек. Для этого использовались специально созданные краны и вышки со своеобразными рогатками. Режиссеры определяли место, куда упадет снаряд. Там закладывалось два-три килограмма пороха для взрыва. Через бикфордов шнур его поджигали сидящие в вырытом окопчике саперы. А чтобы показать, как под картечью массово, а главное — вовремя, падают с коней «убитые» кавалеристы, в землю врывали десятки петель. Конь попадал туда ногой и валился вместе со всадником. Выходило очень натурально. Каскадеры падали так страшно, что военные, наблюдая за этим, пугались: хоть бы не убились на самом деле!
К некоторым минутным эпизодам фильма порой готовились неделями. Есть, например, совсем маленькая сценка, когда русская армия идет под проливным дождем в непролазной грязи, а в ее рядах едет кибитка, в которой сидит Кутузов. Ну не ждать же для съемок, когда хлынет настоящий ливень. Военные навезли в цистернах воды, а потом несколько дней солдаты «создавали» на поле грязь, меся ее ногами и специальными ступками. Для того чтобы по сценарию фильма там застряла кибитка Кутузова, установили незаметное для зрителей бревно. Повозка фельдмаршала уперлась в него, со стороны же выглядело так, будто она завязла в топи. Дождь же делали, поливая всех из шлангов.
Пришлось хорошо потрудиться и над панорамой, когда русские войска проходят через горящую австрийскую деревню. Хаты строили не полностью, а только одну сторону с окнами, подпирая ее бревнами. За стенкой разбрасывали солому, щепку и поджигали. Увлекшись съемкой, режиссеры доходили и до потрясающей жестокости. Сцена: русские войска под дождем останавливаются на отдых в котловане между горами. Камеры снимают, как с вершин туда спускаются по слякоти сотни конных повозок с ранеными. Было принято решение показать, как одна из телег падает с людьми с обрыва. Чтобы все выглядело максимально реалистично, в повозку положили муляжи солдат, нашли списанную по старости лошадь, отрезали ей… ногу и спихнули в пропасть! Мол, поскользнулась в грязи.
— Мы работали по 10—12 часов в день, — вспоминал Александр Загайный. — Даже ели прямо в поле: сотни военных полевых кухонь успевали вовремя и хорошо покормить более десяти тысяч солдат-статистов. Конечно же, все было за счет государства. Деньги за съемочный день платили только офицерам (по 3 рубля) и артиллеристам за таскание огромных пушек (по 10 рублей). Как положено, заплатили лишь священнику, который благословлял русские войска перед боем. Он был настоящий — отыскали в одной из соседних деревень.
Все наши трудности прекрасно понимал Сергей Бондарчук. Это был человек с неиссякаемой кипучей энергией! Он хотел снять именно то, что задумал как режиссер. Десятки раз заставлял нас тренировать шаг шеренги в атаке, выражение лиц, жесты, падение, крики, стоны. Если что-то ему не нравилось, сразу: «Прекратить съемку! Все заново!» Даже одежду актерам подбирал, мерил сам и помогал одеваться им. На съемках баталий он, руководя, так кричал в микрофон, что порой перекрикивал взрывы! Правда, иногда от этого всего он ненадолго терял голос и глох. Зато, когда армии отдыхали, старался развлечь людей. К нам приезжали с выступлениями известные актеры, певцы, цирк. Устроил даже соревнования по рыбалке. Двум победителям — солдатам — подарил собственные часы.
Но самое большое удовольствие нам доставлял просмотр рабочего материала фильма в зале солдатского клуба по субботним вечерам. Можете себе представить, что делалось, когда люди узнавали себя на экране! Вел свою съемку и я — как внештатный фотокорреспондент нашей дивизионной газеты. Снимал двумя фотоаппаратами, а ночами, закрывшись в ванной или туалете, проявлял пленку и печатал снимки. Таких пленок за полтора года актерства собралось сотни, а сохранилось мало. Часть подарил друзьям и знакомым, многое потерялось во время переездов из гарнизона в гарнизон. Да и сами понимаете: в те годы как-то не думалось о том, что пройдут десятилетия и все это станет историей.
2474
Читайте нас в Facebook
