ПОИСК
Здоровье и медицина

«Мы — очередь смертников»: почему умирают украинцы, которым Минздрав гарантировал лечение за границей

7:46 5 октября 2018
Вдова и дети Владимира Скрипова
4 октября пошел 45-й день протеста под Министерством здравоохранения. Несмотря на холод и дожди, во дворе ведомства в палатках живут родственники смертельно больных людей, которых нельзя вылечить в Украине. По закону, если у человека есть все необходимые документы и заключения экспертов, его в течение 20 дней обязаны взять на учет и в последующие 15 дней оплатить ему лечение за границей. По факту же все сводится к тому, что бюрократические процедуры затягиваются на месяцы и даже годы. Чиновники попросту ждут, пока больные умрут и им не придется ничего платить. Это подтверждает и ставшая знаменитой фраза заместителя министра здравоохранения Украины Александра Линчевского из его выступления нынешним летом в Счетной палате: «Выделять средства на лечение таких людей нецелесообразно. Они ведь все равно умрут».

В прошлом году на лечение 208 украинцев за рубежом бюджет выделил 628 миллионов гривен. В этом году на 226 пациентов выделили всего 389 миллионов гривен. Деньги закончились еще в мае, а нашумевший законопроект № 8035 о дофинансировании 300 миллионов на эти цели бюджетную комиссию не прошел. Ульяна Супрун заявила, что ничего доплачивать не нужно, Минздрав, мол, сам найдет средства на лечение тяжелобольных украинцев за рубежом.

Тем временем люди продолжают умирать. Даже те, для кого найдены доноры органов и кого уже ждут иностранные клиники. С начала 2018 года, так и не дождавшись гарантийных писем Минздрава, умерли семь человек, из них трое — дети. На днях в Николаеве похоронили еще одну жертву украинской системы здравоохранения — 45-летнего Владимира Скрипова из Николаева. Осиротели трое его сыновей.

«Я заметила у мужа на ногах странные красные точки. Оказалось, это рак крови»

— Я до последнего надеялась, что мужа удастся спасти, — рассказала «ФАКТАМ» вдова Владимира Скрипова Светлана Ненько. — Он тоже не давал мне раскисать, говорил, что обязательно поправится. Вова всегда был крепким, здоровым мужчиной — метр девяносто ростом, вес под девяносто килограммов. Работал морским агентом — встречал корабли, занимался документацией, прекрасно зарабатывал. Я имела возможность не работать, а сидеть дома с детьми. Каждый год мы ездили в отпуск. Собирались в путешествие и в этом году, еще в феврале купили билеты в Испанию на июнь. 5-го числа должны были выезжать из Николаева в Киев, а оттуда — самолетом на курорт. У наших близнецов Ярослава и Никиты 7 июня дни рождения, планировали отпраздновать их в Испании.

Но накануне выезда я заметила у мужа на ногах странные красные точки. Они не были похожи на капиллярные сеточки, скорее — на небольшие кровоподтеки. При этом Вова отлично себя чувствовал. Но у меня на душе было неспокойно, я уговорила его обратиться к сосудистому хирургу. Тот назначил анализы, сказал, что они плохие, направил нас к дерматологу и другим врачам… В конце дня мы уже знали диагноз: рак крови. Понять, осознать, смириться было невозможно. Совершенно здоровый, крепкий человек — и вдруг рак? Вова вначале вообще сказал, что этот бред слушать не станет и все равно полетит в Испанию. Но врачи совершенно четко сказали: он может попросту не перенести перелет. Конечно, мы не стали рисковать. Объяснили детям, что папа заболел, и занялись его лечением.

— Вы сразу знали, что понадобится пересадка костного мозга?

РЕКЛАМА

Мы вообще ничего не знали. Ни один врач не посчитал возможным хотя бы объяснить нам, что происходит, куда обращаться, какие есть варианты. Когда уже выяснили, что Вове нужна пересадка, я думала, придется где-то доставать, просить, одалживать огромную сумму денег. О том, что лечение за границей украинцам обязано оплачивать Министерство здравоохранения, узнала случайно, от парня, у которого жена больна раком. Я занялась сбором документов, но на каждом шагу мне ставили палки в колеса. Для подачи в Мин-здрав нужен был дорогостоящий анализ. Пытаемся сдать — врачи заявляют: «Он вам не нужен, не делайте». Просим направление в Киев — к врачу, который дает консультационное заключение, отказываются: «Мы не даем такие направления».

Пока не заплатила врачам, дело не сдвинулось. Дальше встал вопрос, как отдать собранные документы? Канцелярия Минздрава их не принимает, приходится бросать бумаги в почтовый ящик на стене ведомства, а потом звонить и узнавать, на каком этапе рассмотрение. Я звонила неделю, вторую — никто о наших бумагах ничего не знает. Наконец главный специалист ведомства Наталья Архипчук решила меня «успокоить»: «Да что вы нервничаете? Через месяц найдутся, у нас такое бывает». Какой месяц, когда на счету каждый день? В общем, я за два дня (спасибо Николаевскому облздраву) по новой собрала все документы и опять бросила их в почтовый ящик. И началась тягомотина. Вместо пяти дней, положенных на изучение экспертами документов, их держали больше двадцати.

РЕКЛАМА

Читайте также: Переход на дешевые препараты — это просто оттягивание смерти, — мама девочки с пересаженной почкой

— А мужу с каждым днем становилось хуже?

РЕКЛАМА

Поначалу он еще чувствовал себя нормально, но вторую химиотерапию перенес очень тяжело. Как только вошел в состояние ремиссии, мы самостоятельно полетели в Стамбул договариваться с клиникой о пересадке костного мозга и искать донора. Его нашли за полторы недели, обследовали, Вове сделали необходимые анализы. Нас готовы были оперировать, но Минздрав не давал гарантийное письмо, без которого сделать операцию было невозможно. Мы ходили на протесты, митинги, акции. Дети стояли с плакатами «Спасите нашего папу». Реакции — ноль.


* Жена и сыновья Владимира Скрипова до последнего надеялись, что государство оплатит ему положенное по закону лечение. Фото из Facebook

— Вове пришлось лечь на третью химию, которую он уже не перенес, — продолжает Светлана. — У мужа поднялась температура, он начал сильно худеть. В субботу, 22 сентября, ему стало совсем плохо. Резко упало давление, покрылся холодным потом, потом потерял сознание. Мы со старшим сыном Сашей часами сидели под реанимацией. Когда Вова пришел в себя и врачи разрешили его покормить, я отправила Сашу в палату. Сама заходить не стала, чтобы не расстраивать мужа своими слезами. Сын вышел в ужасе: «Это не папа». А в воскресенье Вова впал в кому. Нам сказали, ему осталось два часа. С мужем была его мама, а я пошла в храм. Молилась, просила его: «Вова, дыши, думай обо мне и детях, не сдавайся». Пока стояла в церкви, он жил. Как только вышла, в ту же секунду позвонила свекровь и сказала, что Вовы больше нет.

Мы стараемся держаться. Но осознать, что наш папа больше никогда не придет домой, не займется с детьми английским, не поиграет в хоккей (Светлана плачет, не в силах договорить). Ужасает то, что мой муж не последняя жертва Минздрава. Только что мне звонили ребята, с которыми я вместе протестовала. Сказали, что будут нанимать адвоката и подавать коллективный иск в суд на чиновников. Конечно, я присоединюсь к ним. Сделаю все возможное, чтобы сломать эту бездушную систему и спасти хотя бы кого-то из тех, кому еще можно помочь.

«С Супрун мы общались всего раз, когда заблокировали ее машину»

Перед зданием Министерства здравоохранения стоят четыре палатки. В них живут родственники тяжелобольных украинцев, которым законом гарантировано лечение за границей. Здесь же развешены плакаты с фотографиями: цветущая молодая женщина Оксана Гергало, обнимающая маленьких сына и дочь, 28-летний Эдуард Витошинский с женой и двухлетним сыном… Палатка Владимира Скрипова с гвоздиками, лампадами и траурной лентой на фотографии — олицетворение бездушной системы, о которой говорила Светлана Ненько. Смерть Владимира стала страшным ударом не только для его близких, но и для митингующих, стоящих под Минздравом и требующих от чиновников выполнить закон и спасти их близких.


* Родственники больных, которых может спасти операция за границей, стоят под Минздравом и днем и ночью, несмотря на наступившие холода. Фото автора

— Они упорно делают вид, что нас не существует, — говорит волонтер Юрий Токарчук, с первого дня принимающий активное участие в акции протеста. — Чиновники быстро прошмыгивают мимо, притворяясь, что никого не видят и не слышат. Я уже много дней безрезультатно пытаюсь добиться встречи с Супрун через ее спикера. При этом сама министр здравоохранения везде в прессе говорит, что решает наши проблемы, ежедневно общается с нами.

— На самом деле мы общались с ней всего раз, когда заблокировали ее машину возле станции метро «Арсенальная», — говорит отец онкобольного Эдуарда Витошинского Игорь. — Супрун тогда сказала, что уже сделала все возможное и давным-давно отдала представление о выделении денег в Министерство финансов. Если, мол, мы хотим ускорить процесс их выплаты, нам следует стоять не под Минздравом, а под Минфином. Потом выяснилось, что представление она отправила не «давным-давно», а только в конце того самого дня. Очередная ложь.

И ведь мы даже не просим у нее денег. В иностранных клиниках, где нашим близким готовы сделать операции, осталось в общей сложности 500 тысяч долларов от украинских пациентов, которые уже умерли. Минздраву стоит лишь написать нам гарантийные письма, и наши родные будут спасены. Представляете? Человеческие жизни зависят от клочка бумаги с подписью чиновника. Но даже этого нам не дают!

«Нам сказали, что чиновники Минздрава получают премии за затягивание времени по решению наших вопросов»

— На пересадку костного мозга Ксюше нужно 115 тысяч долларов, — рассказывает бабушка Оксаны Гергало Анна Иваненко. — Эти деньги лежат на счету белорусской клиники — остались от другого тяжелобольного, который скончался, не дождавшись операции. Там же, в Минске, есть донор. Вопрос с Ксюшей можно решить за пять минут. Минздраву стоит только выписать гарантийное письмо и подписать документы, которые лежат у них с марта. Но нам все время говорят: «Ждите». Ксюша вынуждена вместо трансплантации постоянно принимать курсы высоких доз химиотерапии, каждый из которых уменьшает ее шансы на жизнь.

— Я хочу обнимать своих детей не крыльями, а руками, — плача говорила Оксана Гергало на встрече с журналистами. — Хочу быть не ангелом на небе, а настоящей, реальной мамой.

— Нам сказали, что чиновники Минздрава получают премии за затягивание времени по решению наших вопросов, — говорит Игорь Витошинский. — Ведь, когда больные умирают, не дождавшись операций, деньги на их лечение возвращаются в бюджет, а именно это чиновникам и нужно.

В прошлом году 20 миллионов гривен, предусмотренные на операции украинцев за границей, остались неиспользованными и вернулись в государственную казну. При том, что оставалось более шестидесяти пациентов, которым так и не оплатили лечение за рубежом. Сейчас очередь выросла до 90 человек. И еще есть список тех, кто ждет, когда их поставят в эту очередь. Между собой люди называют ее «очередью смертников».

27 сентября 2018 года состоялось заседание рабочей группы в составе народных депутатов, представителей Минздрава, Госказначейства, Министерства финансов и Счетной палаты. Обсуждался все тот же вопрос: где срочно взять деньги на дофинансирование программы лечения украинцев за границей.

«Представители Минздрава пришли совсем неподготовленные, — пишет в своем блоге председатель общественной организации „За трансплантацию“ Юрий Андреев. — Без нужных бумаг и расчетов, без информации об остатках неиспользованных денег. Они не знали даже, сколько человек в очереди, не знали, что Владимир Скрипов умер! Когда Минздрав показал свою полную некомпетентность, народные депутаты и представители Министерства финансов и казначейства объяснили им, где могут быть взяты деньги. Один из народных депутатов, автор законопроекта, предлагавшего дофинансирование в размере 300 миллионов на программу лечения украинцев за границей, посоветовал Минздраву перераспределить неиспользованные деньги из бюджетных программ. Этих денег в Минздраве за восемь месяцев скопилось более 240 миллионов гривен! Но министерство категорически отказалось что-либо распределять».

Читайте также: Как будут спасать тех, кто нуждается в трансплантации

— Уверен в том, что Минздрав сознательно затягивает процесс оказания помощи тяжелобольным людям, — говорит народный депутат Валерий Дубиль. — Рассматривает вопрос по каждому пациенту от трех месяцев до полугода. Это преступление.

— Все случаи преступной бездеятельности, которые приводят к смертям, должны быть зафиксированы и направлены в суд, — убежден руководитель Движения за права пациентов Виктор Сердюк. — Так же, как фиксируются преступления в Крыму и на Донбассе, должны быть зафиксированы и медицинские преступления, чтобы никто не остался безнаказанным.

— Каждый день нам все труднее здесь стоять, — сказали напоследок участники акции протеста под Минздравом. — Ночью очень холодно, костры жечь не дают. Чиновники ждут, что мы не выдержим и уйдем. Но мы намерены стоять до конца. Пока наши родные живы, будем бороться.

Все вопросы, поднятые в этой публикации — о перераспределении Минздравом бюджетных денег, затягивании бюрократических процедур по финансированию и отправке больных на лечение за границу, о смертельных исходах тех, кто так и не дождался операций, — «ФАКТЫ» сформулировали в официальном информационном запросе, который отправили на имя Ульяны Супрун. На момент публикации статьи в газете ответа не было.

Как сообщали «ФАКТЫ» ранее, громкий скандал разгорелся и в «Охматдете», где целое отделение осталось без врачей.

969

Читайте нас в Facebook

РЕКЛАМА
Заметили ошибку? Выделите её и нажмите CTRL+Enter
    Введите вашу жалобу
Следующий материал
Новости партнеров