Я зрителям даю настоящее виски. А те, кому нравится пиво, идут на «Мстителей», — Сильвестр Сталлоне

«У Рэмбо не может быть хорошего финала»

— Сильвестр, в 2008 году вы сняли фильм «Рэмбо IV». Картина заканчивается тем, что Джон возвращается домой. И это выглядело как завершение истории. Такой финал казался логичным. И вдруг вы решили вернуться к Рэмбо. Почему?

— За десять лет многое в Америке (да и во всем мире) изменилось. Одной из острейших проблем стала иммиграция. Те, кто внимательно смотрел предыдущие части «Рэмбо», думаю, помнят, что отец Джона был индейцем, а мать — немкой. Мать умерла. И Рэмбо очень хотел увидеть отца. Это было главным мотивом его возвращения домой. Но в 2008 году мы оставили финал открытым. Джон идет по дороге, и мы не знаем, встретится он с отцом или нет. Вот я и воспользовался этим. Придумал следующий ход: отец Джона жил и умер на границе с Мексикой. При этом свое ранчо оставил мексиканским рабочим! Такой ход дал мне возможность поднять тему иммиграции в фильме.

Понимаете, Рэмбо — гость в своем доме. Он из хозяина ранчо превратился в работника у бывших работников его отца. И это проблема. Однако это хорошие люди. Они ладят с Джоном, становятся семьей для него… Есть девушка, Рэмбо считает ее своей племянницей. И очень боится за нее. Он же параноик. Ему кажется, что, как только она покинет пределы ранчо, с ней обязательно случится что-нибудь очень плохое. И Джон оказывается прав. Но девушка не знает этого. Пока она уверена, что Рэмбо чрезмерно ее опекает. Это все намеки, аллегории. Их много в сценарии, который я написал. И они сохранены в фильме.

— Какая из них вам нравится больше всего?

— Думаю, вот эта — отсыл к Данте. У Джона есть возможность жить спокойно в хорошем доме, но он предпочитает обитать в тоннелях, которые выкопал под ранчо. Это его круги ада. Он больше не хочет чувствовать себя частью Земли. Ему нравится жить в своем аду, который стал для него миром.

— Неужели он так и не обретет примирения?

— Знаете, я снял две концовки «Последней крови». Первая была очень меланхолическая, но хорошая. Но мне она не понравилась. Потому что у Рэмбо не может быть хорошего финала. Он не Рокки. Это Рокки может выиграть бой и идти дальше. Рэмбо не суждено победить. Его война вечна. Его сознание разрушено, а сердце разбивалось множество раз. Он видел слишком много смертей. Рокки никогда не видел смерть. Почти никогда. А Рэмбо видел все. Все его друзья погибли. Все вокруг него умирает…

«Жестокость — это почти искусство»

— Вы полагаете, что угроза для Америки идет из Мексики?

— В этой идее что-то есть. В СМИ только и говорят, что о мексиканских наркокартелях. Я не знаю. Но понимаю, что такие преступные организации существуют и они несут людям много зла. Это даже не организации, а целые сообщества с очень сложной структурой, которые контролируют жизнь миллионов. Вы же не станете отрицать, что они ведут свой страшный бизнес не только в Мексике, но и на территории США? И это большая проблема.

— То есть Рэмбо вступил в войну с наркокартелем?

— Нет. Я прекрасно понимаю бессмысленность такой войны для одиночки. И зрители никогда не поверят в то, что кто-то, пусть даже Рэмбо, в состоянии одержать победу в такой войне. А его поражение будет означать триумф Зла. Такой фильм я снимать не хотел. Конфликт у Джона возникает с другими негодяями. Это действительно небольшая преступная группировка, которая похищает девушек и продает их в публичные дома. Таких банд хватает, согласитесь. Они очень жестокие. И зрителям гораздо легче поставить себя на место героев фильма. Любой подумает, что подобное может случиться с ним или с его знакомыми. Следовательно, ему будет интересно узнать, как с этим разберется Рэмбо. Зритель сидит, смотрит фильм и думает: «Старик! А что бы ты сделал в такой ситуации? Ты знаешь, кто этот ублюдок, который сотворил такое. Тебе известно, где он находится. Так как ты поступишь?» С точки зрения правдивости кино война с небольшой, но жестокой бандой более правдива, чем война с целым картелем.

Читайте также: Тренируюсь ежедневно, чтобы быть в форме. Вдруг позовут сниматься, — Шварценеггер (фото)

— Почему вы не стали снимать «Последнюю кровь» сами, а пригласили другого режиссера? Утратили интерес к режиссуре?

— Ни в коем случае! Очень хотел снять сам, но мы запустили в работу «Последнюю кровь» в самый разгар съемок фильма «Крид II». И у меня не было выбора. Но это не означает, что я полностью отошел в сторону и выполнял только актерскую работу. Я был по самую макушку в деле как исполнительный продюсер. Мы с Адрианом Грюнбергом (режиссер «Последней крови». — Ред.) работали очень тесно. Однако я просто физически не мог заниматься выбором натуры в Болгарии, на Канарских островах, в Нью-Мексико.

— «Последняя кровь» столь же жестока, как и «Рэмбо IV»?

— Да, и это совершенно оправданно. Вам может показаться это странным, но жестокость — это почти искусство.

— Вам нравится жестокость?

— Я этого не говорил. Послушайте, не могу понять, почему меня пытаются все время упрекать в излишней жестокости! Вы смотрели «Игру престолов»? Разве там нет жестоких сцен? Да их там море! Но все восхищаются. Есть оправданная жестокость. Оправданная жанром, идеей, сюжетом. Рэмбо наказывает Зло. Он является носителем некоего библейского правосудия. А в те времена никто не церемонился. Или возьмем «Мстителей». Самый кассовый фильм в истории. Там нет жестокости?

— Попробуем поставить вопрос иначе. В «Рэмбо» сцены насилия показаны, как представляется многим, с чрезмерным натурализмом.

— А у меня нет выбора. Скажите, разве я могу тягаться с теми же «Мстителями» по спецэффектам? У меня нет таких денег, как у Walt Disney! Но мне нужно конкурировать с ними. Я могу это делать только в показе жестокости, классической, экстремальной, средневековой. И она вполне согласуется с Рэмбо, с тем, чему его обучали и через что он прошел. Говоря прямым текстом, если зрители хотят настоящее виски, я даю им виски. А те, кому нравится пиво, идут смотреть «Мстителей».

«Нужно делать то, что у тебя лучше всего получается»

— Как вы планируете такие сцены? Как придумываете наказание для плохих парней?

— С каждым разом это делать все сложнее и сложнее. Например, я собирался вставить сцену, где Рэмбо отрезает негодяю ухо, потому что тот не ответил на его вопрос. Но потом подумал: «Стоп!» Это зрители видели уже множество раз. Например, в «Универсальном солдате» или «Бешеных псах». Ладно, думаю я, отрежем негодяю нос. И тут же вспоминаю, что такое было у Романа Полански в «Китайском квартале». И вот мучаюсь с этой сценой.

Тут меня приглашает на обед один мой знакомый. И за столом рассказывает историю о том, как ему приходилось участвовать в дознании в других странах. И как там это делают — добывают нужную информацию. Меня это впечатлило. И я использовал в фильме пару идей. Видел, как зрители отворачивались. Но, поверьте, удовольствия мне это не доставляет. Еще одна идея пришла мне в голову самому совершенно случайно.

— Вдруг подумал, что многие из нас частенько слышали выражение «Я ему горло вырву!» — продолжает Сильвестр. — Но кто-нибудь видел, как это происходит на самом деле? Никто. И я решил снять такую сцену. Зритель видит, как негодяй собирается изнасиловать девушку. А потом этому негодяю вырывают горло. И зритель испытывает следующие эмоции: «Здорово! Этот гад заслужил! А я никогда еще такого не видел. Это классно»…

— Рэмбо и Рокки стали культовыми героями. Но вы ведь снимались не только в фильмах о них. Были и комедии, и драмы. Не скучаете по таким ролям?

— Очень, но стараюсь быть реалистом. Как только актер начинает думать, что он весь такой единственный и неподражаемый, все — пиши пропало. Я таких оценок себе никогда не давал. Знаю одно: нужно делать то, что у тебя лучше всего получается. Кому-то удаются комедийные роли. А кто-то хорош в трагедиях. Когда я смотрю фильмы с Джоном Уэйном и Жан-Полем Бельмондо, я сразу узнаю их стиль. Вот это и есть самое важное — свой индивидуальный стиль!

Это относится не только к актерам, но и к писателям, художникам, музыкантам. Смотрите, Пикассо и Караваджо были художниками. Но Пикассо никогда не пытался писать в манере Караваджо. Оба они уникальны. И это делает каждого из них подлинным артистом. С другой стороны, я старею. И все нелепее выгляжу в роли крутых парней. Значит, мои шансы вернуться к комедиям и драмам растут. Кстати, у меня тут родилась замечательная идея, как снять продолжение «Рокки». И это будет классическая драма.

Читайте также: Дуэйн Джонсон: «В 15-летнем возрасте я чудом спас маму, бросившуюся под грузовик»

— И в чем идея, если не секрет?

— Ладно, расскажу. Вся та же проблема иммиграции и прочих изменений, происходящих у нас в стране. Рокки не понимает их. Ему становится еще тяжелее ориентироваться. Он запутался в политиках…

— Значит, это будет фильм с примесью политики?

— И да, и нет. На самом деле Рокки, как и мне лично, плевать, кто сидит у нас в Белом доме. Любой простой американец хочет только одного: чтобы на выборах победил лучший из кандидатов. Политика, мать ее, слишком серьезная и запутанная штука. Я в ней не разбираюсь. И Рокки тоже. Но отличить справедливость от несправедливости он в состоянии. Рокки знакомится с человеком, который является продуктом совершенно иной культуры. И этот человек очаровывает Бальбоа. Он всячески его поддерживает. Но Рокки снова ошибся, как это случалось с ним не раз. Теперь ошибка приводит его в тюрьму. Все! Дальше рассказывать не буду.

«Старики — самые честные сукины сыны в этом мире»

— Интересно у вас получается: вы сознательно толкаете Рокки в политику, а Рэмбо оказался в ней замешан без вашего желания. Как бы вы оценили его политические взгляды сегодня?

— Рэмбо понимает, что политика не имеет ничего общего с моралью и здравым смыслом. Он в нее не верит, равно как и в Бога. Рэмбо — абсолютный атеист. И таким его сделали наши политики. Вы читали рассекреченные архивы Пентагона? Теперь выясняется, что наши политики с самого начала понимали, что не смогут выиграть войну во Вьетнаме, и все равно ее развязали. Теперь у них есть совесть говорить, что многие молодые американцы, которые были против войны, всячески уклонялись от отправки во Вьетнам. Это полное лицемерие.

Рэмбо не стал уклоняться по двум причинам. Во-первых, у него не было иного способа заработать себе на жизнь. В стране была безработица. Во-вторых, он верил, что страна любит его так же, как он любит ее. И эту фразу он произносит еще в первой части. Именно она сделала «Первую кровь» политическим фильмом. Так думали тысячи американских парней. Они верили в справедливость вьетнамской войны, полагали, что идут сражаться за американскую демократию. Оказывается, наши политики просто дали им пинка под зад!

Читайте также: Вживаясь в образ Росомахи, ходил дома с привязанными к рукам когтями — порезов было… — Хью Джекмен

— Вы говорите сейчас весьма откровенные вещи…

— А чего мне бояться? Большинство пожилых людей так делают. Можно назвать это старческим слабоумием, но я называю такую откровенность преимуществом своего возраста. Говорю то, что думаю. А что вы можете мне за это сделать? Состарите меня?! Я люблю стариков. Они самые честные сукины сыны в этом мире.

— Рэмбо образца 1982 года отличается от нынешнего? И если да, то чем?

— Физическим износом, усталостью. Его жизненные батареи скоро полностью разрядятся. И он стал циником. С возрастом мы все к этому приходим. А еще он хочет успеть выпустить из себя всю злость, которая в нем накопилась. Знаете, я хорошо помню, что чувствовал, когда умер мой отец. Во мне кипел гнев. Я не понимал, почему именно отец должен был умереть? А все вокруг успокаивали меня, говорили о всепрощении, о том, что на том свете отец обретет счастье и покой. А я сжимал кулаки до посинения и злился, злился. Гнев всегда ищет выход. Рано или поздно он выплеснется наружу. Когда такое происходит с Рэмбо и ему подобными, это страшно. А жизнь делает нас всех циничными, уверен. Джон убедился уже давно, что счастье, мир во всем мире невозможны. Еще в «Первой крови» он сказал: «Война естественна, мир — это случайность».

— Если бы у вас была возможность выбрать, кем быть — Рокки или Рэмбо, кого бы вы предпочли?

— Думаю, Рокки. В нем есть хоть немного оптимизма. И он умеет смеяться. Рокки знает, что не слишком умен. Он очень реалистично оценивает свои возможности. Он многого добился, но и очень много потерял. Тут недавно поклонники Рокки подсчитали, что из проведенных им 52 боев 27 он проиграл. Но он относится к этому философски. Рэмбо же не умеет проигрывать.

— Значит, Рокки?

— Да, вне всяких сомнений. С этим персонажем я готов идти до конца жизни. Мы вместе выросли, так почему же я должен отказываться от него? К тому же у Рэмбо нет семьи, а я без этого свою жизнь не представляю.

— Кстати, а почему у Джона нет ни жены, ни ребенка?

— Какие дети? У него даже собаки нет! Рэмбо полностью сфокусирован на себе. И он — изгой.

— Признайтесь, есть у него прототип?

— Нет, это собирательный образ. Я встречался со многими ветеранами войны во Вьетнаме, наблюдал за ними, разговаривал.

«Стараюсь есть каждый день одно и то же»

— Вы сказали, что не представляете свою жизнь без семьи. Вы так же строги с вашими дочками, как Рэмбо — с племянницей?

— Слушайте, у меня три дочери! Меня поймут только те отцы, у которых тоже есть дочки. Видишь, как твоя малышка наряжается и невольно ловишь себя на мысли: а ведь на нее будут глазеть сейчас какие-то парни. И кто они, ты понятия не имеешь. Я разработал специальный краш-тест.

— В чем он заключается?

— Когда дочери знакомят меня со своими ухажерами, я с ухмылкой альфа-самца очень крепко жму этим парням руку. Жму до тех пор, пока дурацкая улыбка не сползает с его лица. Уверен, он будет помнить мое рукопожатие до конца свидания. А может, и еще дольше. Дженнифер меня за это ненавидит. Называет психом. А я ничего не могу с собой поделать. Это всякий раз какое-то временное помутнение рассудка.

— Вы находитесь в прекрасной форме.

— Спасибо.

— Как вам это удается? Диета? Признайтесь, что у вас хранится в холодильнике?

— Куча мороженого! (Смеется.) Но оно не мое. Если я только прикоснусь к нему, меня убьют. Приговор приведет в исполнение любая из четырех женщин в моем собственном доме. Если серьезно, стараюсь есть каждый день одно и то же. Называю это ментальностью скаковой лошади. Скакунов тоже кормят одним и тем же в одно и то же время. И порции дают одинаковые. Это помогает вашему телу, организму в целом привыкнуть и оптимально эффективно расходовать энергию. Однако обязан предупредить, это очень тяжело. И я бы вовсе не рекомендовал это другим. Внешне выглядишь хорошо, а чувствуешь себя ужасно. В плане души. Ей всегда хочется чего-нибудь вкусненького.

— Выходит, в доме самой крутой звезды боевиков командуют женщины?

— Бьете по самому больному. Думаю, если бы у моих женщин было чуть больше мускулов, я бы оказался в серьезной беде. Проигрываю каждый спор. Всегда и во всем виноват. Любой из предметов мебели, который я выбрал сам, заслуживает стоять только на свалке. Черт, даже собаки в нашем доме и те женского пола. Но скажу честно, я уже привык. Меня считают неудачником? Никаких проблем! Ради Бога.

— Ваши девочки не просят о том, чтобы вы дали им роли в фильмах?

— Каждый раз. Это еще одна больная тема. Сначала отшучивался, говорил, что они слишком похожи на меня и зрители устанут видеть на экране одно и то же лицо. Затем разговаривал серьезно, объяснял, что актерская профессия только кажется такой легкой. На самом деле это тяжкий труд. Психологически не каждый выдержит. Теперь просто отмахиваюсь: мол, лучше покатайтесь верхом или поплавайте в бассейне. Недавно сказал дочкам, что каждая из них должна принять решение самостоятельно и, выбрав будущую профессию, быть готовой настойчиво учиться ей. Пока ни одна не сказала, кем решила стать.

— А вам приходилось испытывать трудности в начале вашей карьеры?

— Трудности — не то слово! Как вы знаете, у меня с рождения парализована часть лица. Режиссер говорит мне улыбнуться. А я не могу. Потом акцент. У меня был жуткий итальянский акцент. Я же вырос в «Адской кухне», самом криминальном квартале Нью-Йорка. «У вас акцент!» — говорили мне. Режиссеры не понимали вообще, что я сказал. Думаю, только Арнольд Шварценеггер может меня понять. У него были те же проблемы с акцентом. Слушайте, у меня родилась прекрасная идея. Нам с Арни следует открыть речевую школу. Если мы сумели избавиться от наших дефектов речи, то любой сможет.

«Моим кумиром был один из худших актеров в истории»

— Когда «Рокки» получил три «Оскара», в том числе в категории «Лучший фильм», что вы чувствовали?

— Это было в 1976 году, но помню все в малейших деталях. Стоял и не мог поверить, что это происходит со мной. Меньше года назад помогал парковать машины. И вот я сижу в зале, где вручают премии Американской киноакадемии, и фильм, снятый по моему сценарию, заработал три «Оскара»! В голове крутились разные мысли. Например: «У тебя были сотни плохих идей и одна — хорошая. И она сработала».

— Прошло много лет, и вас номинировали на премию «Оскар» за лучшую роль второго плана. Вы сыграли Рокки в фильме «Крид: Наследие Рокки». Но премия в итоге досталась не вам, а Марку Райленсу (фильм Стивена Спилберга «Мост шпионов». — Ред.), хотя фаворитом считались вы…

— Что я тогда чувствовал? Горечь. Я был зол? Нет. Я вдруг ощутил себя Рокки. Каждый раз он был очень близок к победе, и каждый раз она от него ускользала. Но он продолжал бороться. Что касается решения киноакадемии, честно, до сих пор не понимаю, как они выбирают. У вас есть пять актеров, которые сыграли пять разных ролей в пяти разных картинах. Как можно понять, кто из них лучше? Другое дело, если бы все пятеро сыграли, скажем, Гамлета. Тогда действительно можно определить, кто справился с этой задачей лучше других.

Читайте также: Джон Траволта: «Преступный мир куда честнее Голливуда»

— Когда вы решили стать актером, у вас были кумиры?

— Конечно. Желание сниматься в кино у меня возникло благодаря Кирку Дугласу. Я был в восторге от его ролей в «Спартаке» и «Викингах». Он мне нравился именно как актер. Что касается внешних данных, то тут моим кумиром был один из худших актеров в истории. Это Стив Ривз, сыгравший Геракла в двух фильмах. Его тело на экране выглядело идеально. И я взялся за себя, желая получить в итоге такие же мускулы. Я изменил свое тело, сконструировал его заново.

— Много ходит слухов о вашем соперничестве со Шварценеггером…

— Этот человек украл у меня все, что мог, и я каждый раз ему об этом напоминаю. Шучу. Мы с Арни не раз хохотали вместе, читая все эти сказки. Но соперничество между нами действительно было и остается. Это же замечательно! У каждого должен быть соперник, и прекрасно, когда им становится твой друг.

Ранее «ФАКТЫ» публиковали интервью с Леонардо Ди Каприо, в котором он рассказал о работе с Брэдом Питтом и Квентином Тарантино.

Перевод Игоря КОЗЛОВА, «ФАКТЫ» (оригинал Lex Martin/The Interview People)

Читайте нас в Facebook

Сделайте «ФАКТЫ»
избранным источником
в Google News