«Дом поднялся в воздух и начал на нас падать»: военкор Евгения Китаева о работе на фронте

«Еще в конце декабря я видела на улицах Бахмута детей»

— Евгения, уже год идет большая война. Как за это время изменились ваши ощущения?

— Для меня война началась не год назад, а еще задолго до этого, когда я как военный корреспондент начала ездить на восток Украины. Перед полномасштабным вторжением действительно было ожидание чего-то. Однако я надеялась, что от масштабных боев не будет страдать вся территория Украины. Но… Не сложилось. За этот год изменился формат моей работы — нет никакого ощущения безопасности, потому что нет уже тыла. Психологически и эмоционально стало труднее. Поскольку интенсивность боя высокая, фронт меняется. А города, где мы раньше чувствовали себя в безопасности, стали самыми горячими.

— Многие военкоры вспоминают, каким красивым когда-то был Бахмут.

— Мы раньше жили именно там, когда ездили в командировку на восток. Снимали один и тот же отель — его сейчас уже разбомбили. Бахмут — это город с сердцем, который сейчас просто разбит. Там красивые парки и очень уютно. Но все это изменилось.

— Как давно вы были в Бахмуте?

— Три недели назад. Несколько дней я работала в Бахмуте. С иностранными волонтерами мы ездили в ту часть города, которая находится за рекой Бахмуткой. Там ведутся бои. Мосты все были разрушены. Военные в разных местах устанавливают понтонные переправы, и волонтеры ездят по ним. Это была очень тяжелая эмоционально поездка. Именно тогда с нами работали два иностранных волонтера. Один из них, Крис Перри, на следующий день после нашей поездки был убит в Соледаре. Его последний рабочий день был с нами. Помню, как болела у него душа за людей, которые оставались в Бахмуте.

— Что заставляет их оставаться?

— Среди них есть маленький процент тех, кто ждет «русский мир». Остальные просто привыкли к тому, что почти год живут в подвалах. Они не знают, что происходит вокруг, оторваны от информации, у них «сломанное» мировосприятие. Еще в конце декабря я видела на улицах Бахмута детей. Сейчас их нет. Но, скорее всего, взрослые просто не выпускают их из подвалов.

Читайте также: «Пожилые люди умирали в подвале от удушья»: воинкор Алла Хоцяновская об ужасах оккупации

— Каким было ваше 24 февраля?

— До полномасштабного вторжения я была ведущей новостей у нас на канале. Отрабатывала, а потом на две недели ехала на восток. Возвращалась и снова садилась в кадр. 24 февраля 2022 года был мой рабочий день. Помню, как в пять утра мне позвонила редактор и сказала: «Женя, Бровары бомбят». Рюкзак у меня уже был собран. Я просто взяла его и отправилась на канал. В тот момент я жила на Позняках. Вызвать такси уже возможности не было, в метро доехать — тоже. Я пешком перешла через мост, и на машине меня подобрал шеф-редактор. В восемь утра я заскочила в гримерную, а в девять села в эфир. Новости в тот день шли без перерыва.

— Что вы тогда чувствовали?

— Я точно не боялась. Я волновалась за свою семью — родителей, сестру, племянника. Не понимала, насколько масштабно попрет россия. Помню, как после девяти утра, когда шел какой-то сюжет, продюсер «в ухо» мне говорит: «Женя, взрывы очень близко. Наши все побежали в укрытие. Что мы делаем? Я говорю: «Леся, мы остаемся, у нас новости!» Мы спустились в бомбоубежище где-то уже в середине дня, когда шли сильные бои в Гостомеле.

В первую ночь после начала вторжения я уехала домой. Помню, мне не спалось, я вышла на балкон, было около трех часов ночи. И именно в этот момент в дом рядом попала ракета. Вместе с соседями я побежала в подвал, а утром поднялась в квартиру, собрала вещи и больше не возвращалась. Пару недель я жила на канале. Проработала в кадре первые четыре дня и сказала, что я военный корреспондент и должна освещать события.

— Что было в то время с вашими родными?

— Знаете, за этот год большой войны самой страшной для меня была ситуация, когда мои родители оказались в тылу врага. Они живут в Черниговской области. Кацапы были в их городе, но не задержались, потому что шли брать Киев. Это был месяц, когда я не могла поехать к родителям или они ко мне, потому что там проходила линия фронта. А потом кацапы пошли назад и были уже очень злыми. Это было страшно. Они расстреливали всё вокруг — людей, дома. Но Бог сохранил мою семью. Не уцелел только дом моего деда в селе.

Читайте также: «Выводили мужчин на улицу, раздевали и смотрели татуировки»: военкор Ольга Калиновская о переживших оккупацию

«Я чувствую, что победа близка»

— Какова была ваша первая поездка на фронт во время полномасштабного вторжения?

— Это была Николаевщина. Затем Запорожская область, Донетчина и Луганщина. Тяжелая ситуация была в населенном пункте Грубивка — сейчас он оккупирован. Это были сложные съемки. Мы приехали на интервью, поговорили с ребятами, вышли на перекур и… прилетела ракета. Она была какая-то сверхзвуковая, потому что мы ничего не слышали. Только дом, от которого мы стояли на расстоянии 10 метров, поднялся в воздух и просто начал падать на нас. Обломки разлетались повсюду. Мы спрятались в каком-то подвале, но бойцы сказали, чтобы мы быстро уехали. Спустя время, когда мы созвонились, ребята рассказали, что в дом прилетела еще одна ракета и под завалами остались наши военные. Другим пришлось срочно эвакуироваться. Иногда я думаю: как только освободят Грубивку, я поеду разбирать этот дом.

— Наверное, на войне начинаешь верить в судьбу.

— Однозначно она есть! Потому что объяснений некоторым вещам просто нет. Еще мне очень помогает интуиция. Моя оператор Ганка Кудрявцева говорит иногда: «Ну, что там подсказывает твоя цыганская интуиция?» У меня действительно частично есть кровь ромов.

— Вас защищают надписи «пресса» во время работы на фронте?

— Я сняла эти надписи отовсюду еще в начале лета. Просто начала чувствовать, что они мне не помогают, а местные жители могут реагировать даже враждебно. К тому же я знаю, если кацапский снайпер увидит в оптике слово «пресса», его ничто не остановит от выстрела.

— Ваш творческий дуэт с оператором Ганкой Кудрявцевой едва ли не самый известный среди военных корреспондентов. Как вы нашли друг друга?

— Мы работаем вместе уже шесть лет. На фронте много тележурналисток, но у них операторы мужчины. Только мы с Ганкой единственная группа, где две девушки. Но мне очень с ней комфортно. Я начинала свои поездки на фронт с ребятами. Присматривалась, искала оператора — надежного партнера. Но уровень ответственности, взаимопонимания получился у меня только с Ганкой. Я даже не говорю ей, что нужно снимать, — она понимает сама и делает очень эмоциональные видео. Мне действительно повезло.

— Это была Ганкина идея сделать благотворительный календарь «Без цензуры», в котором снялись обнаженные журналистки «5 канала»?

— Да. Идея зародилась в курилке на канале. Собрались я, Ганка и наша шеф-редактор Ира Герасимова. Пока я смотрела в телефон, девушки что-то живо обсуждали. Потом мне рассказали. Я только сказала: «Девочки, мы с вами на такое нарвемся…» На что мне ответили: «Если это поможет на фронте, то какая разница?» Всё организовалось очень быстро — фотограф, модели, снимки. Желающих сняться было даже больше, чем 12 месяцев! Я рада, что мы это сделали и не побоялись. Помню, как написала сообщение Валерию Залужному с просьбой подписать календарь. Он сразу же отреагировал: «Приходите завтра в 9 утра». Сначала мы мечтали собрать миллион гривен, потом перевалило за два миллиона! Нам удалось это сделать.

Читайте также: «Не скажу, где и когда»: Дмитрий Комаров показал «Центр принятия решений»

— Что с началом большой войны ушло от вас навсегда?

— Знаете, я ни в чем не хочу себя ограничивать. Я точно стала еще более жизнерадостной. Больше замечаю какие-то детали, наслаждаюсь совершенно незначительными вещами. Пытаюсь жить моментами — раньше такого не было. Жизнь стала проще. Понятно, что есть психологические изменения, но работать над ними будем уже после войны. Очень важно держать в тонусе свое психологическое состояние, уметь переключиться. Это тяжело, но я заставляю себя. Чтобы работать дальше, не выгореть, не впасть в депрессию, дождаться победы.

— Скоро, думаете, она будет?

— Никто не может этого знать. Происходят глобально-геополитические переломы, перестраивается мир. Но я чувствую, что победа близка. И она точно будет наша!

Недавно один из самых известных украинских военных корреспондентов Андрей Цаплиенко рассказал в интервью «ФАКТАМ» о своем ранении, расставании с семьей и планах на день победы.

Проект «Репортеры на войне» создан при участии CFI, Французского агентства по развитию СМИ, в рамках проекта Hub Bucharest при поддержке Министерства иностранных дел Франции.

1270

Читайте нас в Facebook