«Я имитировала собственное похищение, чтобы спасти свою жизнь»: отважная блогер о пережитом в пыточной фсб во время оккупации Херсона

«Подсыпали в воду наркотики»

— Вас пытали?

— Молодых заключенных сильно избивали и, что самое невыносимое, пытали с помощью электрического тока, — отвечает Елена Наумова. — Ко мне физическую силу не применяли (разве что один раз врезали по лицу). Но морально ужасно издевались. Даже применили пытки наркотиками. На допросах мне связывали руки и ноги, поливали их водой, крепили электрические клейма и угрожали, что сейчас включат ток. В конце концов не делали этого, но все равно такое очень тяжело пережить: находишься в постоянном психологическом напряжении, все время ожидаешь, что сделают тебе очень и очень больно. Даже когда я находилась в камере, издевательства продолжались. Здесь следует сказать, что, когда кто-то из тюремщиков стучал в дверь камеры, заключенный вынужден был сразу же натянуть себе на голову пластиковый пакет.

— Чтобы не видеть гнусные физиономии тюремщиков?

— Да. Эти ублюдки очень боятся, чтобы их не узнали. Так вот, они специально через короткие промежутки времени стучали в дверь, чтобы поиздеваться, потому что каждый раз мне приходилось натягивать себе на голову пакет.

— Пожалуйста, расскажите подробнее о пытках с помощью наркотиков. Вам их вводили насильно?

— Вечером подсыпали в бутылку с водой. А я этого не знала, выпила. Галлюцинации были ужасные: словно из какой-то расщелины возникает скелет дикобраза, из трещины выползает гигантская гусеница, мне казалось, что стена становилась розовой от тысяч червей, которые будто по ней ползали. До этого я ни разу не пробовала наркотики, но нетрудно было понять, что их мне подсыпали в воду. Утром палачи ехидно спросили: «Как вы себя чувствуете?»

— Это была самая страшная из пыток, которые к вам применяли?

— Нет, самое страшное — это допросы в кабинете. Представьте, я сижу с пакетом на голове, ничего не вижу. И не знаю, в следующий момент прилетит мне удар по голове или не прилетит. Подключат ток или не подключат. В первые дни очень тяжело было дышать в пакете, потому что он был еще новым, без дырочек. В камере я сворачивала его в несколько раз, прислоняла к стене и клала на него голову. Стена там шершавая, поэтому в пленке появились крошечные отверстия. После этого дышать с пакетом на голове стало легче.

— Чего от вас хотели добиться следователи?

— Прежде всего им был нужен мой телефон с контактами людей, с которыми общаюсь. Я успела его спрятать, и когда «группа захвата» в масках приехала меня арестовывать, на виду лежал «чистый» телефон, в котором было минимум контактов.

— Мучители заставили вас сказать, где спрятан телефон?

— Да, заставили — с помощью грязных угроз: «Мы тебя бомжам отдадим!» «Мы тебе монтажную пену зальем туда-то и туда-то». «Мы тебе руки и ноги поломаем». Все в таком вот духе. Я сильно испугалась и сказала, где телефон. Они поехали, привезли. А еще заставили (не только меня, а практически всех «политических») сделать на камеру заявление о том, что раскаиваюсь в том, что говорила в своих патриотических стримах. Потом мой ролики и ролики других активистов крутили на пропагандистских каналах. Это оккупантам нужно было, чтобы запугать херсонцев, прежде всего местных блогеров.

«В камере спала на перевернутых стульях»

— Вы сказали, что эфэсбэшники арестовали также ваших друзей — молодую пару Валерия и Ольгу. Вам удавалось общаться с ними в тюрьме?

— Валерия держали в соседней с моей камере. Он мне очень помог. У него был туристический коврик. Так он разорвал его пополам и просунул половину мне.

— Как это — просунул?

— Там через все камеры проходит труба. Между ней и стенами есть щели. Именно через такую щель Валерий сумел протиснуть мне кусок бесценного в той ситуации коврика. Почему эта вещь была мне очень нужна? Нары или кровать оккупанты в камеры не поставили. В мою бросили два старых грязных стула. Как сможешь, так и пристраивайся на них спать. Для молодой здоровой женщины это было бы очень непросто. А с моей не слишком здоровой спиной и подавно.

— Вы ставили стулья рядом и ложились на них?

— Нет, такой вариант не подходил — двух стульев мало, чтобы лежать на них. Я их клала спинками на пол. Разворачивала друг к другу и ложилась на эти спинки. Но между ними оставался промежуток бетонного пола. В этот промежуток я стелила пластиковый пакет. А на восьмые сутки Валера просунул в мою камеру тот кусок туристического коврика. Думаю, что благодаря этому я в результате не простудилась. Заболеть можно было легко, потому что ночи тогда уже стали холодными. Чтобы хоть немного согреться, я накидывала на плечи пластиковый пакет.

— Если там щели в стенах, то, наверное, вас держали не в тюрьме, а в подвалах какого-то здания, которое оккупанты использовали как пыточную?

— Именно так. Это были подвалы института «Украгропромпроекта».

— Валерия били на допросах?

— Били, причем очень жестоко. Его жену Олю тоже избивали. Из камеры Валерия часто доносился скрежет железа о бетон. Поначалу не понимала, что там происходит. Впоследствии узнала: тюремщики даже в камере не снимали с молодого человека наручники. Цепью его пристегивали к трубе, проходившей вдоль стены. Когда Валера двигался, был слышен металлический скрежет. Только на ночь его отсоединяли от трубы. Месяц Валерия держали в подвале, а затем еще месяц заставляли рыть окопы.

— А что было с его женой Олей?

— Ее выпустили в тот же день, что и меня, — 2 сентября. Вернее, были вынуждены выпустить, потому что она сильно заболела из-за игнорирования тюремщиками элементарных гигиенических правил содержания заключенных. Дело в том, что всех нас заставляли есть одной ложкой (причем почему-то чайной). Еду приносили ежедневно. Кормили узников по очереди, вручая каждому одну и ту же ложечку. Олина камера была последней. Она пользовалась ложкой после всех остальных. Неудивительно, что подхватила ротавирусную инфекцию. У Оли так сильно подскочила температура, что она была едва жива.

Я когда поняла, что одна ложка на всех, то отказалась от нее — решила, что лучше буду есть руками. Пользование ложкой имело еще и такой неприятный нюанс: у тебя за спиной стоял надсмотрщик. Как я уже говорила, заключенному запрещалось видеть физиономии кого-либо из тюремщиков. Поэтому в присутствии надзирателя есть приходилось с пакетом на голове. Он раз в день приносил открытую банку невкусной тушенки, ставил ее на стул. Ложка торчала из открытой банки. Я стала отдавать ему ложку, он уходил, я снимала с головы пакет и ела.

Добавлю, что, когда меня арестовывали, сказали взять с собой немного еды и воды. Первые два дня тюремщики меня не кормили — питалась теми 300 граммами печенья, которые взяла из дому.

— Вас выводили на прогулки?

— Нет. Водили только не допросы. В камере круглосуточно горела тусклая лампа. Трудно было понять, который час. Каждое утро проводили перекличку. На нее не выводили — просто стучали в дверь, спрашивали: «Фамилия? Когда ела?» Надо было обязательно ответить: «Вчера».

— Зачем это «когда ела»?

— Тюремщики таким образом проверяли, не сошел ли заключенный с ума (из-за сильного стресса такое вполне возможно).

Читайте также: «На ужин давали „деликатес“ — немытые вареные шкурки от картофеля, перемешанные с какой-то непонятной рыбой»: рассказ о пребывании в российском плену

— Простите за вопрос: вас выводили туалет?

— В туалет — нет. На четвертые сутки мне выдали ведро. После этого я еще неделю провела в камере. До того, как мне выдали ведро, я должна была пользоваться для особых нужд пластиковыми бутылочками и коробочками, которые лежали в мусорном пакете (он остался в камере от предыдущего заключенного).

Однажды ночью мне удалось уговорить солдата, чтобы провел в туалет. Так я смогла один-единственный раз опорожнить ведро. Тюремщики его не выносили и не давали возможности делать это заключенным. Кстати, когда меня посадили в камеру, там уже стояли 2 пятилитровые баклажки с мочой.

Допросы продолжались четыре дня. А потом неделю меня не трогали. Говорили только: «Скажи нам что-нибудь, чтобы мы тебя отпустили». Но я им ничего не сказала.

— У вас был оберег?

— Мой оберег — молитва. Когда вели на допрос и когда находилась в камере, повторяла про себя: «Господи, прости и сохрани». Боженька меня спас.

— Вам официально предъявили какое-нибудь обвинение?

— Да, обвинили в «экстремизме». В последний, четвертый день допросов спросили: «Ну что, Крым — это Украина?» «Да», — отвечаю. «Херсон, Запорожье — это Украина?». «Ты наговорила на статью об экстремизме — от 3 до 5 лет. Дяде Грише деньги давала? — «Давала, 20 гривен» — «А это спонсирование ВСУ — статья до 20 лет лишения свободы». Волонтера Дядю Гришу (Григория Янченко. — Авт.) если не по имени, то визуально знает вся Украина — о нем много раз рассказывали СМИ: этот инвалид на коляске собирал деньги для ВСУ на улицах оккупированного Херсона.

Наконец, написали бумагу о том, что они меня депортируют на один год. Предупредили: если буду и дальше «много говорить», то депортируют на 10 лет.

— Куда?

— На подконтрольную украинским властям территорию. Меня отпустили, посадили под домашний арест, сказали, чтобы готовилась уехать из Херсона.

«Все три месяца, начиная с момента ареста, нервы были постоянно напряжены, иногда меня трясло»

— За 11 дней неволи вы, вероятно, сильно похудели?

— Еще как сильно. На мне была летняя юбка. В тюрьме она стала слишком большой, чуть не спадала с меня. Приходилось завязывать края. Килограммов 7−8 точно потеряла.

— Оккупанты «депортировали» вас из Херсона?

— Нет. Эта история обернулась так, что я была вынуждена уйти из дома, имитируя собственное похищение, перейти на нелегальное положение. Родственникам (даже сыну, давно уже живущему и работающему в Польше) ничего не сказала. Просто исчезла, чтобы спасти свою жизнь.

— Россияне или их приспешники из так называемой «днр» хотели вас убить?

— У меня создалось именно такое впечатление, судя по их действиям. Сначала они переносили дату «депортации». Потом в очередной раз заявились ко мне и говорят: «Ну все, в конце недели поедешь». Спросила, на какое конкретно число заказывать перевозчика. «Мы тебя сами вывезем». Что значит — сами? Зачем им брать на себя эти заботы? Они ушли, а меня начало трясти — было понятно, что эти ублюдки нацелились вывезти меня в какое-то глухое место и убить. Я очень нервничала, вышла на улицу. Незнакомые люди — просто прохожие — остановились сказать: «Мы смотрели ваши стримы. Вы молодец». Эти люди обратили внимание на то, что я сама не своя. Спросили, что случилось. Я рассказала. «Мы вечером придем, попытаемся помочь», — заверили они. Пришли. Говорят: «Оставьте открытыми двери, чтобы создалось впечатление, что вас арестовала какая-то конкурирующая российская спецслужба. Мы спрячем вас, но при условии, что об этом не будут знать ни враги, ни свои». Я понимала, что родные и друзья будут шокированы моим исчезновением, но я должна была спасти свою жизнь.

— Где вы прятались?

— На квартире у одной отзывчивой патриотически настроенной женщины. Она весь день была на работе. Я убирала в квартире, готовила еду. А еще многое прочла в те дни книг из домашней библиотеки хозяйки — не менее 300 страниц ежедневно. Это помогало отвлечься от мыслей об опасности, успокоить нервы.

— На улицу совсем не выходили?

— Ни разу не выходила — все 8 недель, до 11 ноября, когда наши войска освободили город. Единственное, что позволяла себе — иногда покурить на балконе.

Читайте также: «Оккупанты приглашали Юрия в филармонию и предлагали сотрудничество, но он отказывался»: подробности об убитом рашистами херсонском дирижере

— Было очень тяжело все время находиться в квартире?

— Выдержать это было тяжело прежде всего психологически, ведь каждый лязг металла за окном или на лестнице, каждый стук вызывали тревогу: не за мной ли пришли? Когда я наконец вышла 11 ноября на улицу, было такое ощущение, что из пещеры на свет Божий выбралась.

Все 3 месяца, начиная с момента ареста 23 августа, нервы были постоянно напряжены, иногда меня аж трясло. Это был непрерывный трэш. Хотя я принимала успокоительные средства. Но они практически не помогали.

— У вас был план на случай, если бы заподозрили, что оккупанты вычислили, где вы находитесь?

— Такой план был. Несколько патриотически настроенных женщин наметили варианты моего секретного переезда в квартиру в другом районе Херсона.

— Ваш паспорт был у вас?

— Это хорошо, что о нем спросили. Паспорт оккупанты мне не отдали. Но на следующий день после освобождения Херсона ко мне на площади Свободы подошла девушка, говорит: «Ваш паспорт у надежного человека». Назвала адрес. Оказалось, что перед бегством из Херсона оккупанты вывезли политических заключенных за город, пугали расстрелом. Но наконец бросили им стопку паспортов и сказали убираться прочь. Первый же паспорт, поднятый молодой женщиной по имени Виктория, оказался моим. Она узнала меня по фотографии и взяла документ, чтобы мне вернуть.

Читайте также: «В третий раз Дмитрию сказали, что пойдет „на подвал“, если откажется сотрудничать»: из плена освободили главу общины на Херсонщине

Фото в заголовке предоставлено Еленой Наумовой

3661

Читайте нас в Facebook