Художник-гример нина тихонова: «иннокентий смоктуновский приносил в гримерку корочки хлеба, которые собирал в столовой, а я кормила ими птиц»
Ей доверяли свое лицо знаменитые актеры Бернес, Андреев, Олейников, Окуневская. Ее приглашали работать режиссеры Донской, Браун, Савченко, Маслюков и Маевская, Параджанов, Муратов, Мащенко. В модных в те временам дифирамбниках они оставили много добрых слов в стихах и прозе -- в благодарность за профессиональное чутье, понимание и поддержку во время съемок. Она работала на съемках фильмов «Годы молодые», сказки «Андриеж», «Военная тайна», «Кровь людская -- не водица», «Педагогическая поэма», «Инспектор уголовного розыска»…
«Когда Марка Бернеса на съемках зазывали в разные компании, он всегда отказывался: «На работе не пью»
-- Вы очень волновались, когда впервые пришлось гримировать известного актера?
-- Поначалу нам, ученицам, доверяли дежурить по поддержке грима массовки. Когда же разрешили гримировать массовку, я случайно сама пригласила присесть Чайку Днепрову и загримировала ее, не зная, что она играет одну из главных ролей в фильме «Трактористы». А как-то мне пришлось лишь промокнуть пот с лица Бернеса, и от волнения я слишком сильно надавила на него салфеткой. Бернес взял меня за руку: «Деточка, сначала учатся на болванках». Я в слезах убежала. В тот же день он с улыбкой, заметив у меня в руке салфетку, сам подошел и моей рукой протер себе лицо.
-- Позже вы встречались с Бернесом?
-- Конечно. Я с ним работала в фильмах «Стебельков в небесах», «Максимка», «Третий удар», «Истребители». Почему-то красить волосы в блондина он доверял только мне, даже когда работал с другим гримером, мог прийти подклеить усы, попросить что-то подправить. Как-то во время съемок на теплоходе фильма «Максимка» он подошел ко мне, расстроенный, сжимая кулаки. Курсанты, а их было около пятисот на судне, развлекались, ставили пластинки с любимыми песнями. Узнав, что на теплоходе Бернес, решили сделать ему приятное и часто крутили песню в его исполнении со словами: «Без внимания обращается к человеку человек» -- другой у них не было. Бернес побледнел: «Мне стыдно, что я ее когда-то спел». Как потом выяснилось, об этом знал Крючков, он и подначивал моряков заказывать эту песню. Розыгрыш-месть Бернеса был изощренней. Крючков, заядлый рыбак, не упускал случая порыбачить в открытом море. По ходу движения судна он выбрасывал самодур -- леску с крючками. Сам занят съемками, а несколько глупых рыбок, глядишь, и зацепились. Однажды Крючков от радости созвал чуть ли не полсудна. Тянет самодур, а он тяжеленный, каждый крючок блестит рыбиной. Матросы помогли ему поднять улов. Бернес сдержанно улыбался в сторонке, ожидая, пока все увидят, что богатый улов -- уже соленая селедка.
Моряки любили и Крючкова, и Бернеса и по-доброму относились к их розыгрышам. Бернеса звали в разные компании, но он умел всегда отказывался: «На работе не пью». А вот Алейников, когда ему говорили: «Выпей со мной, всю жизнь буду помнить, что пил с Ваней Курским», отказаться не мог. О пьяных похождениях Алейникова и Андреева я узнавала от Бернеса или от них самих. Как-то два друга, утомленные длительной пьянкой, на съемках в Киеве набрели на универмаг, разбили витрину и прилегли… Когда об этом сообщили в милицию, узнав любимых актеров, их отпустили без составления протокола. В отделении милиции Андреев на глазах у блюстителей порядка выпил содержимое чернильницы со словами: «Теперь вы не можете ничего написать».
В гримерной всегда был технический спирт. Андреев мог забежать ко мне с возгласом: «Послушай, Нина, я смешон, конечно!», и я понимала, что он мечтает сыграть Арбенина в «Маскараде», но в данный момент просто ищет, чего бы выпить. И когда он остановил свой выбор на фиолетовом флакончике, стоящем на полке, я не смогла переубедить его, что это не чернила, а денатурат, и он с жадностью опустошил флакон… Андреев подарил мне два альбома-дифирамбника с надписью «маме Нине». После фильма «Падение Берлина» его вызвали в Москву. Во время беседы Сталин ему сказал: «Вы мой любимый актер, но я слышал, что вы позволяете себе лишнее». «Больше не буду», -- пообещал Андреев и обещание сдержал.
«Ролану Быкову не давали ролей в кино -- лицом и ростом не вышел»
-- Сколько вам было, когда вы пришли на киностудию?
-- Пятнадцать. В 1938 году я попала на Киностудию А. Довженко. Сначала работала на подхвате, потом в библиотеке. Как-то, сидя без заказов, не заметила, что зашел Морец Уманский, главный художник студии. Он наклонился и через плечо дорисовал ножки балеринам, которых я рисовала в тетради. Потом забрал меня в цех декораций. Я-то думала, что там картины рисуют, ходила за ним, как нитка за иголкой, но когда увидела, что он из пульверизатора облака подправляет, разочаровалась. В гримерном цехе меня встретили без энтузиазма. Профессия гримера была тогда сугубо мужской, как парикмахера или портного. Я была первой девушкой-гримером на киностудии.
Когда нас, неопытных девушек, набирали, наставники не уставали повторять нам, что останутся только те, кто сможет полюбить актера больше, чем себя… Я проработала на студии сорок три года. Внешне я свои симпатии никак не проявляла, но среди всех актеров, с которыми мне пришлось работать, больше всех восхищалась Роланом Быковым и Иннокентием Смоктуновским.
Как-то актер Юлий Панич предупредил меня: «Завтра к нам придет такая звездочка, что ты обязательно влюбишься». И правда: Ролан Быков зашел, по-детски растерянно улыбнулся и сразу покорил мое сердце. Ему не давали ролей в кино, хотя играл он превосходно -- лицом и ростом не вышел. Его пробовали на роль ученого Веника в фильме «Пути и судьбы». Услышав об этом, я пообещала режиссеру Якову Базеляну, что сделаю из него красавца. Подтянула нос, наложила и подвила кудри, спрятала лысину. Лично мне такой Быков не нравился, но на эту роль его утвердили. Каждый раз я должна была повторять в точности грим, и надо мной уже стали подсмеиваться, что, мол, будет доложено, что я подолгу вожусь с носиком. Мы подружились, и Ролочка мне доверял. Как-то Быков привел Лилю Князеву и спросил, что я о ней думаю. Пришлось подробно рассказать, как именно я бы ее одела. Когда Лиля появилась в следующий раз, я заметила, что она одета проще, но с большим вкусом.
-- Говорят, это вы его в режиссеры благословили?
-- На съемочной площадке Быков моментально перевоплощался, не давал продохнуть режиссерам, постоянно что-то выдумывал. Только они переварят его идею, как он подбрасывает новую. Было обидно наблюдать, что актер видит сцену лучше, чем режиссер. Я не удержалась: «Ролочка, со своим ростом ты будешь бесконечно играть детей, а потом не заметишь, как начнешь играть стариков. У тебя море идей, почему бы тебе самому не попробовать снимать?» Перед премьерой первого своего фильма, «Айболит-66», Быков со сцены объявил: «У меня есть друг Нина Тихонова, она мне посоветовала попробовать снимать кино, посмотрите, что из этого получилось».
Всегда восхищавший меня как актер Иннокентий Смоктуновский в жизни он был очень сложным человеком. В гримерной все на виду. Смоктуновский был искусным комплиментщиком. Мог в один момент изобразить на лице восторг от встречи, найти приятные слова, но как только человек выходил, становилось понятно, что он ничего подобного не испытывает. Таскал в гримерную недоеденные корочки хлеба. Если он видел, что кто-то не доел хлебушек, заискивающе спрашивал, можно ли забрать, но птичек этими сухариками приходилось кормить мне. Он пережил войну, голод и вспоминал об этом со слезами на глазах. На съемочной площадке он совершенно менялся, сыграть плохо рядом с ним было невозможно. Я работала с ним в фильме «Дамский портной». Прочитав сценарий, увидела героя ребенком и философом одновременно и сделала ему легкий пушок.
-- А с Параджановым как вам работалось? Ведь он был не сахар на съемочной площадке…
-- Работать с Сережей Параджановым было легко и интересно. Ну, легко -- это я преувеличиваю. Его фильмы можно было смотреть без слов. Каждый кадр был по-своему значим и символичен. До заключения Параджанов был добрым романтиком. Красивым женщинам он сыпал в бокалы цветы -- фиалки, подснежники, лепестки роз. Как-то во время съемок (мы жили в общежитии) он попросил меня зайти. Сережа ждал гостей, пообещал, что у нас будет заезжий скрипач. Меня же попросил из костюма соорудить ему фрак. Мы заправили брюки в другие брюки таким образом, что свисали по бокам фалды. Параджанов облокотился о дверцу скрипучего шкафа, в руки взял веник. Открывается входная дверь -- Параджанов в «смокинге» с веником у подбородка, двигает спиной дверцу шкафа, руками имитируя игру на скрипке. Гости рассчитывали увидеть настоящего музыканта, но смеялись и хлопали от души. Он умел смеяться, даже когда было грустно. Часто вспоминал об отце, который держал антикварный магазин: «Папа так располнел, что, когда ссорился с мамой, не мог поменять носки», или «Когда он был тамадой, вставая, двигал стол на гостей».
Параджанов был ассистентом по реквизиту в фильме «Максимка». По смете не были предусмотрены многие вещи. Режиссер Владимир Браун хотел оживить улицу южного города, и Параджанов без лишних слов помчался в зоопарк. Сам заплатил за стаю белых голубей и двух осликов, оплатил услуги сопровождающих. А через несколько дней его нашли лежащим в коридоре павильона без чувств. Как установила «скорая», в голодном обмороке… После тюрьмы я его не узнала. Стал озлобленным на весь мир человеком. При последней нашей встрече сказал: «Я знаю, ты добрая, когда я умру, мне на могилу подснежники принесешь».
«Людмила Хитяева, приезжая в Киев, всегда дарила моему сыну игрушки»
-- Признайтесь, Нина Александровна, кинозвезды были очень капризные?
-- Я была совсем юной, когда мне довелось гримировать Татьяну Окуневскую в фильме «Майская ночь». До чего была прелестная женщина! В ее доме, когда она жила с Горбатовым, стоял белый гипсовый амурчик, весь исписанный стихами и признаниями поклонников. Она играла панночку-утопленницу. Каждый ее прыжок с обрыва сопровождался затаенным дыханием и облегченным громким выдохом мужчин, едва она появлялась над водой. Снять должны были одним кадром. С каждым дублем она все дольше задерживалась под водой. Когда выходила на берег, приклеенные длинные ресницы на глазах висели, словно занавески. Я поправляла их, завивала, переживала, что причиняю ей боль.
-- Она вам рассказывала о своих поклонниках?
-- Вернувшись из Югославии, Окуневская вскользь упомянула, что у нее появился новый поклонник -- Тито. Выглядела она шикарно. Я запомнила ее в белых брючках -- в то время женщины редко носили брюки. Пожаловалась, что шляпки измялись в багаже. Я обрадовалась, что могу помочь. Конечно, подругами мы не были.
-- А с кем-то подружились?
-- С Людмилой Хитяевой во время съемок фильма «Карантин». Съемочная группа было небольшая, но необыкновенно дружная. Встречаясь, мы радовались друг другу. Мне кажется, такое настроение создавала Хитяева. Приезжая в Киев, она всегда привозила моему сыну игрушки. Как-то она у него спросила: «Кого еще не хватает в твоем зоопарке?» Оказалось, нет волка. Выяснилось, что эту игрушку наша промышленность не выпускает. Она написала письмо министру. И у моего сына появился чуть ли не первый экспериментальный резиновый волк. Она всегда получала удовольствие, делая что-то приятное другим. Как-то разговариваем в гримерной и слышим, как кто-то скребется в дверь. Оказалось, это Леонид Быков. Он был необыкновенно скромным человеком. Его гримерная была закрыта, и ему негде было разгримироваться: «Заходите, здесь все для актера!» -- пригласила его Хитяева…
Читайте нас в Facebook
