Мел Гибсон: «Если бы у меня была возможность начать все сначала, я бы никогда не стал актером»
Уже больше года известный голливудский актер, режиссер и продюсер Мел Гибсон находится в центре громкого скандала. Его бывшая подруга Оксана Григорьева утверждает, что он избивал ее. Более того, говорит, что Гибсон поднял руку и на их маленькую дочь, угрожал убить Оксану. В качестве доказательства своих слов Григорьева приводит записи телефонных разговоров с Гибсоном. Их расшифровки стали достоянием гласности еще до того, как дело попало в суд.
Скандал крайне негативно отразился на карьере Мела. С опозданием на год в эти выходные в американский прокат выходит фильм «Бобер», в котором он сыграл главную роль. Режиссер картины Джоди Фостер решила отложить премьеру, потому что понимала: фильм непременно провалился бы на волне травли на Гибсона. Больше года Мел отказывался обсуждать в прессе свои отношения с Григорьевой. И вот актер дал большое интервью известному американскому репортеру Эллисон Вайнер, которая специализируется на голливудских секретах. Откровенная беседа состоялась в Санта-Монике в главном офисе кинокомпании «Icon», принадлежащей Гибсону.
«Пленки соответствующим образом отредактировали»
— Мел, ты сожалеешь о том, что наговорил тогда Оксане?
— Конечно.
— А близкие обижались на тебя из-за этих слов?
— Я сам был сердит на себя, но близкие никакой злости не высказывали.
— Когда всплыли записи, многие недоумевали, как человек, который столько времени варится в этом бизнесе, мог оказаться в столь жуткой ситуации?
— А кто ожидает, что его будут записывать? Разве думаешь о том, что столь близкий человек может предать?
— Скажи, это твой голос звучит на пленках?
— Мой.
— Люди не могут понять, как ты мог говорить такие вещи! Они удивляются, что же это за человек. Многие начинают думать о тебе как о расисте и женоненавистнике.
— Я никогда не относился плохо к людям, основываясь на их расовой принадлежности, вероисповедании, а также в зависимости от того, какой у них пол и сексуальная ориентация. Не осуждаю тех, кто думает обо мне плохо, исходя только из того мусора, что содержится в записях, утечка которых была кем-то умышленно организована. К тому же над пленками кто-то поработал.
— Они поддельные?
— Нет. Но их отредактировали соответствующим образом. Нужно помнить, в каком контексте произносились мною эти слова. Мы бранились в самый горячий момент нашей ссоры, пытаясь разорвать по-настоящему болезненную связь. Это несколько мгновений — жутких, неприятных, причиняющих сильную боль, которыми завершился один день моей жизни, но они никоим образом не дают подлинного представления о том, во что я действительно верю и как отношусь к людям.
— Тебя не беспокоит, что зрители будут настроены против тебя настолько, что ты не сможешь больше сниматься?
— Мне все равно, буду я играть или нет.
— Это правда?
— Сущая правда.
— Разве тебе не причиняет боль, что люди так судят о тебе?
— Меня это не волнует. Легко могу отказаться от актерской карьеры. Нет проблем. Я уже проходил через это. У меня был длительный промежуток, когда только снимал фильмы, не играя в них. Это доставляло мне подлинное удовлетворение. И сейчас у меня хватает работы в этом направлении. Собираюсь возобновить сотрудничество с Рэнди Уоллесом, сценаристом «Храброго сердца». У него есть отличный сценарий, написанный много лет назад. Это будет приключенческий фильм в стиле романов Александра Дюма. И я не намерен играть в нем даже небольшую роль.
— Сейчас в Голливуде все обсуждают одну сплетню. Говорят, ты должен был сниматься в эпизодической роли в комедии «Мальчишник в Вегасе-2». Все уже было договорено, но вдруг съемочная группа восстала против твоего участия. И вместо Мела Гибсона взяли… Майка Тайсона. Человека, отсидевшего в тюрьме за изнасилование! Это правда?
— С этим нужно смириться. В этом самом кресле, где сейчас сидишь ты, сидел режиссер «Мальчишника» Тодд Филлипс. Мы поговорили с ним по душам. Тодд мне понравился, и я не держу на него зла. Он умный, талантливый. И все, кого он собрал в этом фильме, тоже прекрасные люди. Все в порядке.
— Разве тебе эта ситуация не кажется истинно голливудской? Это же лицемерие!
— Я не в обиде. Просто кое-что для себя понял. И иду дальше.
— Мел, прости, но я не могу понять твое «мне все равно». Не верю, что тебе плевать на работу, карьеру. На твои фильмы, в конце концов. На то, как к ним отнесутся зрители.
— Я не говорил, что меня не волнует мнение зрителей. Это все равно, если бы повар сказал, что ему плевать, понравится его стряпня или нет. Но я не стремлюсь к тому, чтобы сорвать куш в прокате. Часто хорошие фильмы не бьют рекорды по кассовым сборам, зато оставляют надолго след в сердцах людей. Вот это важно. И когда зрители, посмотрев мой «Апокалипсис» на языке, который они до этого никогда не слышали, говорят: «Вау!», с удовлетворением отмечаю: я свою работу выполнил хорошо.
— Но ведь эти пленки могут помешать тебе не только сниматься, но и снимать. Разве нет?
— Не знаю. Мне остается надеяться на людей вроде Роба Фридмана из кинокомпании «Summit Entertainment». Ему дали послушать те записи, он позвал меня и сказал: «Это чушь. Мы продолжаем работать». Скоро выйдет фильм «Как я провел летние каникулы», в котором я играю. И у него будет дистрибьютор. Это и есть индустрия развлечений.
«Я готов делать Джоди Фостер педикюр каждый день»
— А кто-то сейчас скажет: Гибсон прав, это и есть шоу-бизнес. Человека сначала арестовали за то, что он гнал машину, будучи пьяным, а потом еще оскорблял полицейских, оказавшись антисемитом. Затем он избил мать своего ребенка и грозил закопать ее в саду. Но он продолжает работать и снимает кино!
— Неужели я должен все бросить? Я же принес извинения. Признал, что поступил неправильно. Я должен работать. Очень много людей зависит от меня. Есть финансовые обязательства, сроки, контракты. К тому же были и есть друзья, которые не боятся открыто поддерживать меня.
— Ты говоришь сейчас о Вупи Голдберг?
— О ней в первую очередь. Мы были знакомы еще до того, как стали знаменитостями. И я ценю ее дружбу.
— Ей ведь тоже досталось за то, что она вступилась за тебя.
— Знаю. Потому и люблю Вупи.
— Джоди Фостер тоже защищала тебя. Однако список тех, кто выступил в твою защиту очень короткий. Какой была твоя реакция, когда ты это узнал?
— Меня это не встревожило. Почему кто-то должен меня защищать, вызывая себе на голову неприятности? Зато я узнал, кто мои настоящие друзья. Их оказалось не так уж мало. И я не хочу остаться перед ними в долгу.
— Поэтому снялся в фильме «Бобер»?
— Съемки проходили еще до скандала. Но согласился я на роль в этом фильме действительно из дружеских чувств к Фостер. Джоди — удивительный человек. Я готов делать ей педикюр каждый день! (Смеется.) Мы познакомились на съемках фильма «Маверик» много лет назад. Она поразила меня. Какой ум, доброе сердце! И она сумела сохранить эти качества, хотя попала в шоу-бизнес четырехлетней девочкой. Мы очень быстро подружились. И это удивительно. Трудно найти еще два человека со столь диаметрально противоположными взглядами на политику, религию, искусство. Но нам это не мешает дружить.
— Судя по всему, у многих в Голливуде взгляды на политику отличаются от твоих.
— Разве все должны думать одинаково? Я не виноват, что привык читать газеты между строк. А кто-то верит всему, что говорят политики, и оказывается в ловушке. Си-эн-эн превратился в копию «Фокс ньюс» и наоборот. Все новости подаются под одним соусом. Я не люблю кричать о политических взглядах. Тихо поддерживаю своих кандидатов. Не обязательно стучать в барабаны. Я голосую на выборах, но все чаще меня посещает мысль: а почему мы должны доверять этим людям? Ни один из них еще не сдержал своих обещаний. Всегда наступает разочарование.
— Тебе долго удавалось скрывать свою частную жизнь от чужих глаз. Взять хотя бы роман с Григорьевой. Пресса, поклонники даже не догадывались, что вы знакомы.
— Это никого не касается. Почему это кого-то должно интересовать? Моя жизнь, чувства — разве это часть шоу-бизнеса? Я так не считаю. Это другое. Есть граница.
— У меня сейчас возникло ощущение, что известность тебя тяготит.
— Это так. Когда я был моложе и впервые почувствовал себя знаменитостью, это были новые впечатления. Не буду лукавить, мне нравилось. Но новизна давно утрачена. Теперь хочется, чтобы о тебе все забыли. А это все равно, что пытаться загнать зубную пасту обратно в тюбик. Невозможно.
«Смерти все равно, в какой ты будешь форме, когда она придет»
— Тебе не кажется, что быть кинозвездой сейчас и тогда, 30 лет назад, разные вещи?
— Конечно. Поп-культура стала более агрессивна. Известному человеку теперь куда тяжелее защитить тех, кого он любит, от посягательств, вмешательства извне. Поэтому приходится постоянно носить маску. Публичный человек должен всегда выглядеть счастливым, улыбаться, шутить. А что за этим? Такие же семейные проблемы, болезни, неприятности, как у всех остальных. Для кинозвезд существует еще одна опасность. Зрители часто отождествляют актеров с их персонажами. Неужели не понятно, что Мел Гибсон и полицейский из «Смертельного оружия» — разные люди? Я не страдаю суицидальными настроениями и не являюсь маньяком.
— Мел Гибсон на красной дорожке тоже ненастоящий?
— И никогда им не был. Однажды легендарного Кэри Гранта спросили: «Приятель, каково это — быть Кэри Грантом?» Он ответил: «Почем мне знать! А кто такой ваш Кэри Грант?»
— Ты не жалеешь, что стал актером?
— Столько всего произошло за годы моей карьеры. И никто об этом не предупреждал. Мне же всегда хотелось одного — хорошо делать свою работу. Я и не догадывался, что у этой профессии есть темная сторона. Как у Луны. Но чтобы это понять, видимо, нужно пройти хотя бы часть пути. Скажу честно, если бы у меня была такая возможность, я бы непременно повернул назад и выбрал другую дорогу. Но мы уже сегодня вспоминали про тюбик с зубной пастой.
— Хочу вернуться к этим записям. До того, как они попали в интернет, ты достиг соглашения с Оксаной, так?
— На самом деле мне нельзя об этом говорить.
— Но ведь это было во всех газетах! Писали, что ты предложил Григорьевой 16 миллионов долларов, и она сначала согласилась. Потом неожиданно отказалась, и спустя пару дней записи стали достоянием гласности.
— Неважно, что все об этом знают. Главное, что я не имею права об этом говорить. Это юридические тонкости. И я не хочу сейчас рисковать. Во имя моих детей. О них я думаю постоянно, поэтому не подаю иски. Наша система правосудия, увы, небезупречна. Но я вынужден играть по существующим правилам. И верить в то, что в этом деле все же разберутся по справедливости.
— Поэтому ты признал в суде, что ударил Григорьеву?
— Я мог бы продолжать судиться годами, но сделал это признание ради детей. Нельзя было превращать все в цирк. Я принял удар.
— У тебя бывали серьезные семейные проблемы прежде?
— Брак есть брак. У всех возникают проблемы. Я уже говорил: это моя личная жизнь. Брак, развод никого не касаются. Это уже случилось. У меня и так осталось мало по-настоящему ценного в жизни. Так позвольте мне сохранить хотя бы это.
— Ты разговаривал с детьми об этих записях?
— Да. С каждым из детей, кроме младшей дочери. Она, хвала Господу, слишком мала, чтобы понимать происходящее. Но, видимо, настанет день, когда мне придется поговорить обо всем и с ней.
— В фильме «Бобер» ты выглядишь не очень хорошо. Я говорю о внешнем виде.
— Так ведь я играю человека, который пил, принимал всякие таблетки. Он и не должен выглядеть красавцем.
— А разве тебя не беспокоит, как смотришься на экране?
— Тогда от большей половины моих ролей следовало бы отказаться.
— Но ты же поддерживаешь себя в форме?
— Обязан. Мало кому понравилось бы увидеть, как мой подбородок упирается в пуговицу на моем животе. Я занимаюсь спортивной ходьбой, плаваю, делаю упражнения на тренажерах. Недавно перешел на электронные сигареты. Только нельзя превращать это в смысл жизни. Смерти все равно, в какой мы будем форме, когда она придет за нами.
— Стать снова отцом в твоем возрасте не было обузой?
— Ни в коей мере. Наоборот, это лучшее, что случилось со мной за последнее время. Дети — удивительные дары. Рождение ребенка позволяет заново пройти путь познания, что открывает новые перспективы. Все видится иначе. Вот у меня есть 30-летняя дочь и дочь, которой полтора года. Разве это не чудо?
2887Читайте нас у Facebook
