Иван Марчук: «Чудес не бывает! Разве что все-таки… Иногда случаются»
«Во многой мудрости много печали…» Ивану Степановичу Марчуку, художнику-мудрецу и провидцу, это известно лучше других. Но, вопреки всему абсурду и негативу нашей жизни, его картины излучают свет. И это чувствует каждый, кто побывал на нынешней выставке Ивана Марчука, открытой в киевском Нацио-нальном музее Т. Г. Шевченко. В нескольких залах разместились ранние работы мастера — керамика, графика, цикл живописи 60-х годов, красноречиво названный «Прощание с соцреализмом», и шедевры более позднего времени, вплоть до пейзажей, написанных уже в нынешнем году. Представлены около ста работ — лишь малая толика созданного Марчуком. Очевидно, кто-то посчитал, что незачем устраивать масштабные выставки гениального художника, отметившего юбилей…
«Новеллы я писал, как рисовал: берешь слово и разматываешь его, словно клубочек»
От музея на бульваре Шевченко минут десять ходьбы до мастерской художника. Иван Степанович встречает на пороге, одетый по-рабочему — его «роба» в радужных брызгах краски. На журнальном столике замечаю книгу поэта Ярослава Павуляка, уроженца Тернопольщины, — его стихи художник читал на открытии своей выставки.
— Из современных поэтов Славко Павуляк мне ближе всех, — объясняет Иван Марчук. — Познакомился с ним в Братиславе. Оказалось, он, как и я, учился во Львовском училище прикладного искусства. А в 1969 году установил в родном селе памятник Тарасу Шевченко, после чего начались его мытарства. Недавно Славко ушел из жизни… Он не академичный поэт, а бунтарь. Не интеллектуал, а мудрец. Вы только послушайте (читает вслух на память):
«Безлюдно скрiзь.
Заснули брами.
До неба мiсяць прилипає,
покривуляли вуличками
самiтнi скринi чи трамваї.
А десь в селi…
I тiло млiє,
а десь в селi в ту нiч вербову
тримає дiвчина на вiях
стотонну тишу вечорову».
— Иван Степанович, а вы сами писали стихи?
— Когда-то, еще студентом, целую поэму сочинил.
— Патриотическую?
— Нет, я ж не Павлычко. Лирику писал. Потом заметил, что в одном четверостишии стилистически повторяю Котляревского, и — как отрезало.
Еще несколько новелл сочинил. Как рисую — от точки, так и писал: берешь слово и разматываешь его, словно клубочек. Интересно так! С музыкой я меньше дружил, чем с литературой. Но на выставке в Москве в 1979 году искусствовед, анализировавшая мои картины, выдала резюме: «Судя по всему, у вас очень серьезное музыкальное образование». Я смутился: разве могу называться музыкантом? Наверное, там, наверху, это услышали (улыбается), и… родилась Дана.
— Вашу дочь, скрипачку Богдану Пивненко, называют «Паганини в юбке»…
— У нее живая скрипка, которая звучит. А на моих картинах — затихшие струны.
«У кого-то Библия, а у меня «Кобзарь»
— Это правда, что день юбилея вы провели за игрой в шахматы с приятелем в своей мастерской?
— А что здесь удивительного? Обычный день… В Тернополе собирались устроить торжественный вечер в театре, но я сказал: зачем мордовать людей, чтобы они выслушивали какие-то славословия в мой адрес? И подарков мне не нужно — я их сам люблю делать.
— Ну, а в родном селе Москаливка на Тернопольщине побывали?
— Приезжал… Давно там не был, думал, уже и забыли меня. Но столько людей собралось! Обнимают, зовут в гости. Подходит женщина: «I до мене зайдiть. Я — Валя». Присмотрелся и узнал: это та девочка, которую я рисовал, еще будучи студентом. В 50-е годы я всех в селе перерисовал. Вале тогда было лет семь — маленькая, закутанная по-зимнему… Сельские женщины быстро старятся. Руки, ноги покручены, зубов нет, ступни такие закаменевшие, что и гвоздями не пробьешь. А душа и сердце светятся добротой! Просто светятся…
Привез в село картину — наш пейзаж: летнее солнце, стена хаты в зелени. Раньше зеленого не рисовал, только сейчас начал. Люди стали гадать: чья хата? Идемте, говорю, покажу. Она у дороги стоит.
— Слышала, что одну из улиц в селе назвали в вашу честь.
— Центральную переименовали. А ту, на которой я жил, переименовывать нельзя — это улица Шевченко.
— Вы однажды признались, что знаете наизусть едва ли не весь «Кобзарь»…
— У кого-то Библия, а у меня «Кобзарь». Всякий раз, когда ни возьмешь Шевченко, как будто впервые его читаешь: настолько свежо воспринимается. И как же жаль его! Такую короткую жизнь прожил — 37 лет. Как Пушкин.
— Почему же 37?
— А десять лет солдатской казармы… не в счет. Впрочем, в советское время он прожил бы еще меньше.
— Скажите, какие шевченковские строки вам чаще всего вспоминаются?
— Его стихотворение «Менi однаково, чи буду…» Оно заканчивается так:
«Та не однаково менi,
Як Україну злiї люде
Присплять, лукавi, i в огнi
Її, окраденую, збудять…
Ох, не однаково менi».
Украину обкрадывают и распродают — целенаправленно, настойчиво, ежедневно. Дело за тем, чтобы распродать земли. Спрос ведь колоссальный: в мире глобальная проблема с продовольствием. Но на этой земле живут люди. А люди новым хозяевам не будут нужны. Поэтому пусть аборигены отправляются на заработки — в Италию, куда угодно, лишь бы освободили землю…
Мне недавно анекдот рассказали. Приходит человек к попу и просит: «Отче, у нас кiт помер. Похоронiть його!» Священник говорит: «Я не можу котiв вiдспiвувати». — «Дружина моя теж просить, вона кота так любила». — «Нi, не можу!» — «Ну що ж, панотче, тодi пiду до iншого. Бо жiнка передала з Iталiї тисячу євро на похорони». — «Ой, та постривайте! А що ж ви не сказали, що ваш кiт православний?»
Ну как, хороший анекдот?
— Грустный.
— На моей Тернопольщине, на Львовщине, на Буковине люди уезжают массово. Дети без родителей растут. А там, глядишь, и дети выедут. И Украину… переименуют. Чтобы название не мозолило глаза.
— И что, останутся только райские украинские пейзажи?
— Господь Бог дал нам рай, а разум отобрал. Поэтому в раю живем хуже, чем в пустыне. Пустыню, между прочим, Арабские Эмираты вон как преобразовали! Мы же — сами себе враги. Найдите двух украинцев, которые не враждуют, не завидуют друг другу. Нет такого. Разве что еще в селе встречается…
— Иван Степанович, напоследок хочу спросить: когда и где можно будет увидеть полную коллекцию ваших работ в стационарном музее?
— Не в Киеве, это уже точно. Мне предлагают четыре места — Москаливка, Ланивцы, Тернополь и Вишневец (где находится Вишневецкий замок).
— И к какому варианту вы склоняетесь?
— Никуда не склоняюсь. Только к земле.
— Нет, серьезно.
— А я и не шучу. Я землю люблю — не державу, а землю. Перед нею и перед женщинами нашими преклоняюсь. Украина сейчас — как «Титаник», у которого первые иллюминаторы уже под водой. Все надеются на чудо. Но ведь чудес не бывает! Разве что все-таки… иногда случаются.
1349Читайте нас у Facebook
