Владимир Быстряков: «На приеме, устроенном Карденом в Нью-Йорке, Караченцов сидел в зале на троне, а именитые гости — Синди Кроуфорд, миллиардер Рокфеллер и другие — представлялись ему, кланяясь»
Народному артисту России Николаю Караченцову исполнилось 67 лет. С момента аварии, в которой актер сильно пострадал, прошло семь лет. Увы, полностью восстановить координацию движений и речь Николаю Петровичу пока не удалось. Когда актер смотрит фильмы со своим участием, он… плачет. И только встреча с друзьями вызывает на его лице легкую улыбку. Об этом «ФАКТАМ» рассказал известный украинский композитор Владимир Быстряков, вернувшись из Москвы, куда ездил повидать друга и поздравить его с днем рождения.
«Кажется, что жизнь, которую Коля сейчас проживает, его мало интересует. Он ведь жил в основном своей работой»
— Владимир Юрьевич, как себя чувствует Николай Петрович?
— После реабилитации в Израиле, кажется, немного лучше. Врачи посоветовали ему отказаться от ряда лекарств, которые он принимал прежде — в частности от антидепрессантов. Поэтому ушла сонливость, повысился жизненный тонус. Коля по сравнению с тем, что было раньше, разговорился, хотя все это относительно. Без «перевода» жены Людмилы Поргиной понять его сложно.
В программе, которую накануне дня рождения Коле посвятило НТВ, он даже пытался вместе с тренером воспроизвести несколько танцевальных па. Однако тем, кто знал Колю здоровым, активным человеком, смотреть на все это крайне тяжело. Кажется, что жизнь, которую он сейчас проживает, его мало интересует. Он ведь жил в основном своей работой. И когда человек этого лишается в один миг, это большая трагедия.
Чтобы подбодрить, ему рассказывают, что он вернется в рок-оперу «Юнона и Авось», будет занят в новых версиях «Приключений Электроника». Но Коля-то прекрасно все понимает — вряд ли…
— Вас он узнал?
— Ну конечно! Он вполне адекватный человек. В прошлый раз (мы виделись год назад) подписал мне свою книгу: «Папа, спасибо за совместные труды». «Папой» меня называли в ансамбле все девчонки, и он эту традицию подхватил…
— Вы дружите уже более 30 лет. Помните, как познакомились?
— Случилось это в начале 1980-х годов. Я в качестве композитора обслуживал мультобъединение Киевской студии научно-популярных фильмов. Написал музыку к мультику «Алиса в Зазеркалье», а исполнять песни пригласили Ростислава Плятта, Марину Неелову, Семена Фараду, Татьяну Васильеву, Николая Караченцова…
И вот мы с режиссером приехали в Москву и стали ждать актеров на озвучку. К студии подкатил чей-то ржавый «лимузин» — первая купленная Караченцовым «шестерка». Из нее вышел он сам — тогда еще совсем молодой, но ого какой уже известный! Уставший после репетиций, съемок на ТВ, общения с журналистами, по-деловому спросил меня: «Ну что тут у вас, маэстро?» Я стушевался, засуетился, стал совать ему ноты: «Вот тут поем, здесь оркестрик пропустим вперед, в этом месте снова поем…» — «Стоп-стоп-стоп, — произнес Караченцов. — А это вот что за нотка? «Ми» второй октавы? Нет у меня сегодня такой нотки! Скончалась на репетиции, царствие ей небесное! А эта «фа» тоже второй октавы? В смысле — еще выше? Ну этой у меня ва-а-ще никогда и не ночевало! Ты, товарищ, не композитор! Ты — альпинист!»
Я стоял взмокший, красный, проклиная и «Алису», и свой композиторский «дар», и все высокие ноты на свете, и судорожно искал выход из тупиковой ситуации. «Николай, а давайте я за вас все это спою, а вы только распишитесь в ведомости!» — вдруг его ошарашил. От неожиданного предложения Караченцов в мгновение преобразился. «А ну-ка, сыграй еще!» — в кураже сказал мне. И о чудо! Вдруг все ноты нашлись: и «ми», которая скончалась на репетиции, и «фа», и все остальные…
После записи по ночным московским улицам Караченцов вез меня на Киевский вокзал. Почему-то врезался в память совершенно крохотный руль его машины. Об этом руле, подаренном знакомыми каскадерами, он с гордостью говорил: «Один такой в Москве!» Хотя я сильно подозревал, что он с какого-то… детского импортного автомобиля.
«Ослепительно-белый костюмчик сидел на спортивной Колиной фигуре, отшлифованной теннисом и танцами, как влитой»
— Спустя годы вы вместе объездили немало стран…
— Однажды судьба забросила меня вместе с Колей аж в Новую Зеландию! Мы посетили племя «бывших людоедов», которые развлекали нас танцами, боевыми играми и устрашающим высовыванием языка за все немыслимые пределы. А на следующий день принимающая сторона решила организовать встречу Караченцова с самым крутым местным кутюрье — примерно уровня Версаче.
Модельер самолично встречал нас на пороге. В офисе потолки под десять метров, сверху донизу — огромные «фотки» звезд в костюмах «ОТ НЕГО». Одних только Майклов я насчитал пять: Джексон, Джордан, Горбачев… И тут вынесли костюмчик для Караченцова. Как говорят в Одессе, это было что-то! Ослепительно-белый костюмчик сидел на спортивной Колиной фигуре, отшлифованной теннисом и танцами, как влитой. Коля смотрел на себя в зеркало и, судя по всему, еще никогда себе так не нравился, как в этом шедевре!
Восторг продолжался до той минуты, пока дизайнер негромко проинформировал нас о цене костюмчика. Он стоил несколько десятков тысяч долларов! Коля заметно изменился в цвете лица и стал похож на Гарри Каспарова, получившего на пятом ходу мат от дебила-любителя. В отчаянии посмотрел на меня, и я понял: друга надо выручать!
— Что же вы предприняли?
— «Коля, — сказал я, — а вот тут ведь явно… МОРЩИТ! Ну-ка, согни руку!» «Версаче» засуетился так, будто его уличили в неуплате налогов. Немедленно нам предложил еще с десяток костюмов — один лучше другого! Но, как назло, все они явно… «морщили». Из приличия Коля сетовал: все из-за того, что фигура у него нестандартная. Я с ним охотно соглашался: мол, если бы заранее организовать индивидуальную примерку…
Ситуация накалялась, нужно было срочно «выходить из окружения»! Я отправился бродить по салону. После основательного «шмона» набрел на рубашоночку «всего» за 600 долларов. Дешевле в ателье у дизайнера ничего не было! Рубашечка так «подошла» Коле, что мы взяли ее даже без примерки. Когда мы вышли от модельера, я сказал Коле: «Больше никаких кутюрье — будешь ходить только по секонд-хэндам и только со мной!»
*Николая Караченцова и Владимира Быстрякова связывает 30-летняя дружба
— Караченцова ведь боготворил сам Пьер Карден. О впечатлении от рок-оперы «Юнона и Авось» с Караченцовым в роли графа Резанова он рассказывал мне несколько месяцев назад во время своего визита в Москву.
— Пьеруша, как Коля по-свойски называл Кардена, был действительно потрясен постановкой. И пригласил Марка Захарова, Сашу Абдулова, Колю Караченцова и Елену Шанину в Нью-Йорк. «Что тебе, Вова, сказать? — рассказывал мне Коля, возвратясь. — До того я видел множество презентаций. Но перед карденовской померкли все тусовки. Представь, Вова, огромный зал одной из фешенебельных гостиниц Нью-Йорка «Уолдорф Астория». Через весь этот зал длин-н-ная красная дорожка — от дверей до… трона, на котором, по замыслу Кардена, должен восседать я самолично, потому как я — главный герой «Юноны» граф Резанов. Поначалу я смутился, мол, рядом и Захаров, и Шанина, и Абдулов — актер экстра-класса… Но Марк Захаров мне сказал: «Не порть карденовскую задумку — иди и садись в «королевский» стульчик. Не шебуршись! Ведь не в заводской самодеятельности тебе предложено поучаствовать, а в самом что ни на есть приличном обществе».
Коля сел. А вскорости и гости стали возникать в глубине широко распахнутых дверей. И тут он конкретно обалдел! По замыслу Кардена, прибывшие следовали по вышеупомянутой дорожке к трону и представлялись Караченцову как венценосной персоне, а уже потом расходились к своим местам за столиками.
— А гости-то, небось, сливки общества?
— Ну что вы! Весь цвет Нью-Йорка, вся его элита, богема! «Вова, ты не представляешь того ощущения, когда к твоему «королевскому» трону приближается дама и, слегка поклонившись, рекомендуется: «Синди Кроуфорд!» — вспоминал тогда Коля. — Ее сменяют Ким Бессинджер, Джулия Робертс, миллиардер Рокфеллер-четвертый. А я-то и первых трех никогда живьем не видел — только в телеке! Короче, через полчаса непрерывного знакомства с прибывшими у меня уже рябило в глазах от титулов, званий, драгоценностей и декольте разной, порой самой немыслимой глубины. И тем не менее дух захватывало! Ведь все это происходило, как в сказке, со мной — пацаном, прожившим почти все свое детство в интернате».
«По пустынной ночной улице шло двое подвыпивших верзил. Один другому говорит: «О, Караченцов! Давай его сейчас замочим и… прославимся»
— Что за история, как Караченцов рассеял сто тысяч с балкона?
— Лет десять назад снималась картина, где в одной из сцен Коля, игравший главного героя, с пятнадцатого этажа гостиницы в Дагомысе бросал сто тысяч отксеренных рублей. И полетели фальшивые «соточки», разносимые ветром по окрестным улицам, и завизжали тормозами машины, и ломанула толпа отдыхающих на невиданную халяву, и размели весь стотысячный «фальшак» в момент!
А через день съемочной группой заинтересовались в соответствующих органах. Выложили перед киношниками несколько изъятых у населения помятых «соточек» и радостно сообщили: мол, вашими деньгами уже вовсю расплачиваются вечерами в барах, а утром на рынке. И не хотите ли, господа киношники, «присесть» по полной за такое творчество? И уже вовсю запахло статьей.
Спасти ситуацию смог только Коля, включив все свое отшлифованное годами обаяние. И тогда прониклись правоохранители любовью к киноискусству, и сидели аж до самого утра под гитарочку да под водочку. Еле их спровадили — все фоткались да целовались.
— В обаянии Караченцову действительно не откажешь…
— И сегодня я был поражен, сколько людей его поздравляло! Среди них — старый друг и коллега по ремеслу Максим Дунаевский, Валентин Дикуль, у которого Коля проходит курс восстановительной терапии… К слову, было много поздравлений от друзей, которые не смогли приехать. В прямом эфире Коле признался в любви к его таланту Евгений Евтушенко, который сейчас находится в США. Телепривет и замечательную шляпу — с высокой тульей, крест-накрест перевязанной лентами, — прислал Вячеслав Зайцев, который в момент съемок оказался в отъезде. Караченцов даже примерил ее! Теплые слова прозвучали от Армена Джигарханяна, Льва Дурова, Инны Чуриковой, Аллы Суриковой…
— Многие из тех, кто смотрел передачу, говорят, что она оставила двоякое ощущение. С одной стороны, поражаешься воле к жизни актера и его открытости — далеко не каждый человек в подобном состоянии согласился бы на съемки. С другой стороны, не все разделяют мнение его супруги о том, что такому больному человеку все это нужно: посещение спектаклей, участие в программах…
— Люда молодец. Она, собственно, и держит Колю на свете. А в публичности, считаю, ничего плохого нет. Это возможность напомнить, что актер жив, что ему плохо сегодня, нужна поддержка, помощь.
— Материальная?
— Любая! Лечение, реабилитация — все это ведь очень дорого стоит. На все требуются деньги, деньги, деньги… А доходов-то особых в семье нет. Например, один Колин киевский знакомый, с которым он не раз играл в теннис, посмотрев передачу, спросил меня: «Володя, что я могу для него сделать? Может, что-нибудь ему передать в Москву?» Скажите, разве это плохо?
— Караченцов, будучи еще здоровым, верил в мистику?
— Лет десять назад, — продолжает Владимир Быстряков, — накануне того, как он должен был на своей машине встречать жену с гастролей, раздался звонок от незнакомого человека из Канады. «Николай Петрович, не выходите сегодня из дому — вы должны… погибнуть». Вместо Коли поехал Андрюша Кузнецов — его коллега и родственник. И попал в аварию! Разбился, к счастью, не сильно. Разве не мистика?
А потом было еще две интересные истории, когда жизнь Коли висела на волоске. Он мне лично рассказывал. Лет пятнадцать назад в гримерку после спектакля к Караченцову зашла незнакомка, стала разговаривать, а он, обернувшись спиной, как раз смывал грим. И вдруг она заявляет: «Все равно ты будешь мой!» Он оборачивается. А на него смотрит… дуло пистолета. Коля ей: «Женюсь-женюсь, конечно…». Так и удалось ее успокоить. После этого в театре выставили охрану.
Еще один случай, когда он поздно вечером возвращался домой. По пустынной улице шли двое подвыпивших верзил. Один другому говорит: «О, Караченцов! А давай его сейчас замочим и… прославимся!» Коля рассказывал: похолодел тогда, не мог в себя прийти. К счастью, эти «геростраты» прошли мимо.
— Помните последнюю встречу — до аварии?
— Было это на фестивале в Сергеевке — под Одессой. Мы даже сфотографировались под пальмой с дельфинчиком. Это фото пляжного фотографа у меня хранится в альбоме. А следующая встреча уже была совсем при других обстоятельствах — когда Колю выписали из больницы после комы, я навещал его.
— Николай Петрович когда-нибудь говорил о том, каким видит себя в старости?
— Однажды, незадолго до аварии, он мне сказал: «Володя, нужно ускоряться. Раза в три все делать быстрее». Собственно, он и жил по такому принципу. Кажется, боялся чего-то не успеть…
Но, к счастью, жизнь продолжается. И хочется все-таки верить в лучшее.
Фото из архива Владимира Быстрякова.
1745Читайте нас у Facebook
