Эдита Пьеха первой в СССР стала исполнять твисты и шейки, первой сняла микрофон со стойки и начала разговаривать с залом, ввела моду отмечать на сцене свои дни рождения и творческие юбилеи. Нынешний год для певицы юбилейный. В конце июля она отпразднует 75-й день рождения, а сейчас отмечает 55 лет творческой деятельности. «ФАКТЫ» не могли обойти вниманием столь важное событие и, решив поздравить народную любимицу с творческим юбилеем, набрали номер ее мобильного. Пьеха была на примерке у своего дизайнера и попросила перезвонить после обеда. Ближе к вечеру Эдита Станиславовна заявила, что только-только зашла домой, даже переодеться не успела. «И вообще, у меня воспалились глаза, неважно себя чувствую, нет желания что-то хорошее говорить, — заявила певица. — Считаю, интервью по телефону — это как дети из пробирки». Но, пококетничав еще немного, Пьеха таки согласилась на интервью, да так разговорилась, что к концу беседы любезно пригласила в гости в Питер.
«Переболела туберкулезом. Выкарабкалась только благодаря тому, что кончилась война»
— Эдита Станиславовна, с творческим юбилеем вас. 55 лет на сцене — это серьезно. Помните, когда первый раз увидели свое имя на афишах?
— В 1957 году первая афиша появилась — после победы на Международном студенческом конкурсе, который проходил в рамках фестиваля молодежи и студентов в Москве. Я пела с ансамблем «Дружба». Завоевали золотую медаль и право выступать на профессиональной сцене. Кстати, в том же 1957-м состоялись и мои первые гастроли — по Крыму.
— Название для ансамбля вы придумали?
— Да, потому что мы все иностранцы там были: на гитаре и контрабасе играли немцы, я полька… Были литовец, латыш, из Биробиджана Зяма Мосацкий.
— Родились вы во Франции, росли в Польше. А что вас удивило в Советском Союзе?
— Я же провинциалка. Родилась в шахтерской глубинке на севере Франции. Запомнилась война: хлеб по карточкам, голод, холод, смерть папы, когда мне исполнилось 4 года. Затем от туберкулеза умер брат. Я тоже переболела, но, к счастью, выкарабкалась только благодаря тому, что война кончилась. А еще упреки со стороны французов, что мы их объедаем… Для меня это самые трудные годы жизни. Семь страшных лет под бомбежками. Пошла в школу, находившуюся в бомбоубежище, мне было тогда шесть лет. В 1946-м мы уехали в Польшу. Тоже шахтерская глубинка. Судеты — маленький городок на 30 тысяч жителей. Переводится как Божья гора. Судеты — солнце, горы, сосны, в общем, для меня это было такое место, в котором я начала жить. Закончив педагогический лицей, оказалась в Ленинграде, о котором знала лишь по урокам географии. Эрмитаж, Исаакиевский собор, «Аврору» видела на картинках в учебниках. Ходила по городу, почти не зная русского языка, и щипала себя: «Неужели это правда? Неужели я здесь?» Только, попав на первую лекцию (политэкономия капитализма), поняла, что это правда (смеясь).
— Быстро спустились на землю?!
— «Капитал» Маркса пришлось переводить со словарем по ночам, чтобы сдать экзамен. На учебу в институт попадали лучшие, а меня просто взяли. Повезло! Хотя председатель комиссии экзаменационной на третьем отборочном туре сказал: «Ваша эрудиция хромает, но вы чертовски интеллигентная девочка, не пропадете. Я подписываюсь, поезжайте в Советский Союз».
— В СССР тогда существовал «железный занавес».
— Я этого не понимала. У меня были свои проблемы. Знала плохо русский язык, должна была готовиться к сессии, необходимо было ее сдать, иначе это был бы позор для тех, кто меня отправил учиться. Я же Польшу представляла! Получала стипендию от польского посольства. Была влюблена в Питер. Сразу записалась в хор польских студентов, которым руководил Александр Броневицкий. Он сразу стал меня опекать, ведь я хорошо пела с детства. Мама у меня пела. Бедные люди все хорошо поют. Не то, что жены богатых.
«Из-за того, что в детстве не пила молока, у меня кости хрупкие. Уже шесть переломов было»
— Правда, что, став питерской студенткой, вы набрали 15 килограммов?
— Я впервые в жизни могла есть то, что хотелось. Во Франции был голод, я была худющая, в Польше вообще всё по карточкам. Когда умер брат-кормилец, нас могли лишить и жилья. И мама была вынуждена выйти замуж за нелюбимого человека — шахтера. Отчим нас вывез в Польшу, он был коммунистом. Помню, завели кур, и я получала каждое утро гоголь-моголь. Отчим где-то молоко добывал, в общем, выходили меня. Жили бедно. Кусочек хлеба со смальцем был как пирожное или торт.
А в Советском Союзе у меня была стипендия: сталинская — 500 рублей и еще 400 от польского посольства. Гуляй, душа! Я в студенческой столовой все перепробовала. Буквально за месяц на 15 килограммов поправилась. В январе после сессии поехала к маме. Она сказала: «Это что, в Советском Союзе таких поросят откармливают?» И на месяц посадила меня на диету: супчики овощные, салатики. Я сразу сбросила половину набранного веса и поняла, что не в еде счастье (смеясь).
— Позже приходилось сидеть на диетах? Вы всегда в отличной форме.
— Моя судьба — сплошная диета. До 2002 года неизменно весила 68 килограммов. Привыкла мало есть. А потом мне собака ногу сломала. У моей среднеазиатской овчарки голова килограммов 20, она головой случайно махнула в сторону другой собаки, а я оказалась рядом. Из-за того, что в детстве во Франции не пила молока, у меня кости хрупкие. Уже шесть переломов перенесла. Врачи сказали, если случится седьмой, это будет, наверное, уже последний. И не в мою пользу. Поэтому я боюсь упасть. Хожу, держась за кого-то. Вообще, я живчик была всегда, каждое утро 5-10 километров пешком проходила. А сейчас села на якорь. Из-за недостатка движения поправилась. И теперь я уже матрона. До этого была молодой женщиной, а нынче вес больше, чем надо, но сбросить невозможно.
— Не переживайте, в России всегда ценились женщины в теле.
— Не утешайте. Спасает то, что у меня рост 1 метр 73 сантиметра, поэтому выгляжу стройнее.
— Самый большой деликатес для вас какой?
— Рыбу люблю. Одна женщина, посмотрев на дату моего рождения — 31.07.37, сказала: «Я вам сейчас расскажу про вашу предыдущую жизнь. Вы в прошлой жизни жили на Аляске в княжеской семье…» А я ведь рыбу обожаю! Представляете? Хотя ни во Франции, ни в Польше ее практически не видела. Ну мороженая треска разве что. А мяса мне в детстве не давали, во Франции вообще не видела его. Я даже не пробовала фруктов. Яблоко первый раз съела в девять лет в Польше. Вот такая была жизнь, но не у меня одной.
«Когда Брежнев подарил букет роз, я спросила: «А поцеловать?!» И Леонид Ильич чмокнул меня в щечку»
— Вы объехали весь земной шар. Бывали и в экзотических странах, например, Гондурасе, Боливии. Чем они вас поразили?
— В Боливии мы были первыми советскими артистами, приехавшими туда. Поездку организовал ЦК комсомола. Концерты благотворительные — средства предназначались для Фонда помощи жертвам землетрясения. Тогда, в 1972 году, пострадали и Перу, и Боливия. Мы давали много концертов. В основном билеты реализовывались среди богатых людей.
А в Гондурасе мы вообще были первыми советскими людьми, когда-либо ступившими на эту землю. Давали концерты, средства от которых пошли в Фонд борьбы с безграмотностью. Какой-то мальчишка меня увидел и спросил: «Ю коммунисто?» Я ответила: «Си». Он кричит: «Кхы-кхы-кхы!» Сложил из пальцев револьвер и «расстрелял» меня. Там был огромный летний амфитеатр, а сцена отгорожена от публики сеткой. Я подумала: «Ну все, сейчас будут бомбы бросать». После концерта, который прошел на ура, мне песню «Наш сосед» пришлось трижды на бис исполнять. Вообще, Латинская Америка полюбила меня благодаря этой песне. Представляете, они «Соседа» как своего принимают: «Па-па, па-па-ра-па-па…» (Напевает.) Короче, этот же мальчишка, который «стрелял» в меня после концерта, подошел и сказал: «Брависсимо!» Взял мой чемодан. Я говорю: «Ю коммунисто!» А он ответил: «Но коммунисто. Советико артисто». Это было очень трогательно.
На Кубе я выступала несколько раз… «Наш сосед» и там побил все рекорды. Фурор был невообразимый. Через дня два уже вся Куба пела его на испанском языке. Представляете? Там мне присвоили титул «Госпожа песня»! Спросила как-то у переводчика: «Почему за мной бегают и мальчишки, и взрослые? И он ответил: «Эдита, ты красивая и хорошо поешь, а для нас это самое главное: петь и быть красивым».
— Вы с Фиделем Кастро знакомы?
— Нет, но видела его на расстоянии пяти метров. Его джип стоял на дороге, когда нас остановили военные. Я, кстати, и на испанском пела тоже.
— А сколько вообще языков знаете?
— Пела я на многих языках, а разговариваю на польском, немецком, французском, но лучше всего на русском. Английский не знаю и не люблю из-за американцев, которые всю жизнь перевели на деньги. Поэтому и английские песни не слушаю.
— А украинские песни поете?
— Пела «Водограй». Вот сейчас пакую чемоданы — собираюсь в Киев, где буду выступать на творческом вечере Ильи Резника. Илюша для этого концерта написал для меня новую песню. Всегда старалась исполнять песни на языке той страны, в которой выступаю. Даже в Афганистане пела на языке пушту. После этого ко мне подошел известный афганский политический деятель Тараки, приподнял мою челку и в лоб поцеловал. Представляете?
— Ничего себе!
— Это немыслимо, чтобы мусульманин подошел к женщине и публично ее в лоб поцеловал. Но Тараки учился в Америке, он немного западный человек такой. Это было до революции еще, до введения в Афганистан советских войск.
— Знаю, вы и с Брежневым целовались…
— Да-а, было такое. После выступления в советском посольстве в ГДР, где была встреча Брежнева с немецким лидером Эрихом Хонеккером, я спела «Огромное небо» (знаменитая песня о героическом поступке летчика, который отвел падающий самолет от города.- Авт.). А ведь случай же этот произошел над Западным Берлином. После моего выступления поднялся на сцену Брежнев с огро-о-омным букетом роз. Вручил его мне. Я так растерялась, говорю: «Спасибо». Леонид Ильич повернулся, откашлялся (копирует), и во мне проснулась девчонка. Я заявляю: «А поцеловать?» Он вернулся и в щечку меня чмокнул. Это было так смешно. Теперь я говорю, что целовалась с Брежневым.
869Читайте нас у Facebook
