Сергей Никитин: «Для фильма „Москва слезам не верит“ я сочинил шесть вариантов песни „Александра“»
Имя одного из основоположников современной бардовской песни Сергея Никитина знакомо многим. Авторские песни в его исполнении звучат в кино («Москва слезам не верит», «Забытая мелодия для флейты», «Это мы не проходили», «Почти смешная история», «Тень», «Старый новый год»), на радио, телевидении. Голосом Сергея поет Андрей Мягков в «Иронии судьбы, или С легким паром».
— Сергей, свою первую песню вы написали полвека назад...
— Будучи школьником, услышал на магнитофоне Булата Окуджаву, и у меня возникло огромное желание петь для себя, друзей. Поступив после школы на физфак МГУ, я попал в атмосферу всеобщего сочинительства. Почему-то естественники тогда были особенно талантливы.
— Извечное: физики и лирики...
— Мне смешно, когда стремятся противопоставить физиков лирикам. Все едино. Например, дипломную работу я делал по музыкальной акустике, на ней, можно сказать, собаку съел. И я, и моя супруга Татьяна кандидаты физико-математических наук, чем в немалой степени обязаны... авторской песне. Когда я взялся за ноты, мне под руку попался сборник стихов Иосифа Уткина, приглянулись лирические строки «В дороге». Моим первым слушателем была мама Вера Сергеевна. Она не могла поверить, что музыку сочинил я сам.
Сколько себя помню, пел: насвистывал, наигрывал. Отец показал мне несколько приемов игры на гитаре и балалайке. К сожалению, он умер, когда мне исполнилось всего двенадцать лет. В четырнадцать я освоил семиструнную гитару, шестиструнная была инструментом академическим, для серьезных консерваторских музыкантов. А под «дворовую» семиструнку мы пели песни Петра Лещенко.
Настоящей революцией для нас стал фильм Марлена Хуциева «Весна на Заречной улице», где Николай Рыбников пел «человеческим» голосом. Кстати, гитара в этом фильме была Петра Тодоровского. Он работал кинооператором, и когда потребовался гитарист, кто-то сказал: «У нас Петя играет на гитаре». Гитара Тодоровского и голос Рыбникова в период казенной советской эстрады звучали почти как песни протеста — искренние, душевные, простые. «Когда весна придет, не знаю...» по стилю я отношу к авторской песне. Потом появились Булат Окуджава, Александр Городницкий, Юрий Визбор, Владимир Высоцкий, Юрий Кукин. Все они играли на семиструнных гитарах.
Черную с белой окантовочкой гитару (ее можно увидеть на старых фотографиях) мне подарили на двадцатилетие друзья-физики в 1964 году. Купили в комиссионке аж за семьдесят рублей — почти месячная зарплата по тогдашним временам. Я на этой гитаре много лет играл и записей немало сделал, но позже сменил еще три. Играю на семиструнной гитаре с минорным строем. Мне когда-то показали пять аккордов, остальные сам открыл. Последние лет тридцать пять на моей гитаре три струны металлические, остальные нейлоновые.
— Свой первый концерт помните?
— В Московском госуниверситете был дом культуры. Там проходили ежегодные смотры факультетов, конкурсы самодеятельности, на одном из которых я вышел на сцену в составе возглавляемого мною тогда квартета. Исполняли всякие-разные песенки, в числе которых и «крамольные». Помнится, одну из них — переделаную «Дубинушку» — пел вместе с нами и декан, смеясь от всей души. Потом прошло несколько лет, гайки закрутили. Помните, наверное, песню Александра Галича про то, как человек сидел на стопке пластинок с речами Сталина и все не мог понять, то ли гений он, то ли нет еще. Это как раз был период, когда «гениальность» Сталина возвращалась и культ личности становилось опасно критиковать. Помню, Юлий Ким собирал подписи в защиту Даниэля и Синявского, за что сам чуть не поплатился свободой.
К счастью, к тому времени мы уже закончили МГУ, жили самостоятельной и довольно-таки вольной жизнью. Наш институтский квинтет (вместе с моей женой Татьяной) как-то пригласили выступить на физфак. Конечно же, мы по традиции в завершение концерта грянули студенческую «Дубинушку». Некоторые студенты стали нам мимикой и жестами сигнализировать: нельзя, прекратите.
*Супруги Татьяна и Сергей Никитины сыграли ключевую роль в становлении жанра авторской песни
— В те годы вы сочиняли песни на стихи Пастернака, которого тоже относили к опасным.
— Опасным для ограниченных, недалеких граждан. Мне не было еще и двадцати, когда полюбил всей душой поэзию Бориса Пастернака.
— Вами написана прекрасная песня на его стихи «Снег идет». Но на вашем сайте рядом с другой строкой Пастернака «Мело, мело по всей земле...» указано: «Песня закрыта». Почему?
— Это не происки спецслужб. Поначалу показалось, что песня на великие стихи Пастернака получилась, и я на концерте в глубинке исполнил ее. Запись появилась в интернете, я прослушал ее несколько раз, не понравилось. Поэтому закрыл песню. Не стал уподобляться.
— Кому?
— Кто только не пробовал написать музыку на «Свечу»! В том числе и Алла Пугачева. Если помните, по телевидению частенько крутили соответствующий видеоклип. Лично я рассматриваю его как высший образец пошлости и искажения пастернаковского замысла. На месте родственников Бориса Леонидовича я бы подал на авторов этого клипа в суд.
— «Запретная волна» вас миновала?
— Возможно, просто повезло больше других. Мы стали известны не только в студенческих кругах, но и на телевидении, и с нами обходились как-то мягче. Хотя, конечно, бывало всякое. Однажды наш квинтет репетировал песню Виктора Берковского «Лошади в океане». В зале дома культуры МГУ сидел его директор, бывший полковник КГБ. Он меня спросил: «Сережа, а какой здесь подтекст?» (помните, там лошади гибнут). Я ответил: «Это зависит от слушателя. Вообще-то это произведение общегуманистического направления». Директор не нашелся что сказать, но потом пришел представитель парткома и запретил петь песню. Тогда я сказал: «Принесите, пожалуйста, бумагу от секретаря парткома, где он запрещает нам исполнять это». Бумагу так и не принесли, и песню мы исполнили.
Однажды в
— Признали политически неблагонадежными?
— Выпады подобного толка встречались не раз. Как-то мы с Татьяной выступали во дворце спорта в Лужниках, давали четыре концерта подряд для зала на 12 тысяч человек. В программе была песня «Переведи меня через Майдан», посвященная Владимиру Высоцкому. К нам в артистическую пришел представитель отдела культуры исполкома Моссовета и, вальяжно рассевшись, сказал: «Сережа, зачем вы поете о Высоцком? Не надо дразнить гусей». Я парировал: «Простите, кто эти гуси? Назовите их фамилии. Я готов защищать свою позицию. Уже вышла книга стихов Высоцкого „Нерв“ с предисловием Роберта Рождественского. Вы и это считаете вредительством?» Представитель как-то сразу сник, а я добавил: «Нас пригласили сюда выступать, мы не рвемся на сцену. Если хотите, отменяйте концерт».
— Сергей, вы не один десяток лет поете дуэтом с супругой. Почему в этот раз она не приехала с вами?
— Сорока на хвосте уже и до Одессы донесла: «Никитины разводятся». Не дождетесь! Сейчас здоровье Татьяну подвело — она лечится. Надеюсь, все будет нормально. Именно Таня — первый слушатель моих песен, мой главный редактор и отдел художественного контроля. Как только у меня рождается новая мелодия, я первым делом знакомлю с ней Таню. Помогает и сын — у него довольно строгий вкус. Оба не дают расслабиться. Порой кажется, что шедевр сочинил, а дашь им послушать — приходится переделывать.
— В какое время суток работаете наиболее плодотворно?
— К вечеру. Беру гитару, начинаю «разминать материал». Как правило, приходит стандартный вариант мелодии, но я продолжаю поиски. Часам к трем ночи, разочаровавшись, откладываю в сторону инструмент — укладываюсь. Пребываю в таком полусонном состоянии, и под утро в голову что-то приходит. Здесь самое главное — вовремя зафиксировать поступившую в мозг мелодию. Усаживаюсь прямо в трусах и записываю ее на магнитофон. Затем месяц работы — и что-то путное получается.
Бывают, правда, и приятные исключения. Не помнишь, как сочинял и сочинял ли вообще. Оно пришло откуда-то оттуда (подымает глаза кверху. — Авт.). Так было, например, с «Брич Муллой». Правда, подобных случаев за все время моего композиторства раз-два и обчелся. А создано порядка 400 мелодий.
— Под заказ для кинофильма сложнее писать, чем просто так?
— Когда ко мне обращались относительно песен для фильмов, я практически всегда склонял режиссеров к уже готовому материалу. Исключением стала песня «Александра» к кинофильму «Москва слезам не верит». Создал аж шесть вариантов.
— Ваш сын живет в Америке. Не скучаете?
— Александру уже за тридцать. Женат на американке, ее зовут Мэри-Бэт, она выучила русский язык, мы все ее очень любим. Саша по образованию филолог, окончил аспирантуру Стэнфордского университета, защитил диссертацию о футуристах — русских, итальянских и французских. У меня уже двое внуков — восьмилетняя Наташа и четырехлетний Данила. Не хочу, чтобы они забывали русский язык. Когда гостим у сына (работаем бабушкой и дедушкой и случается это не так уж и редко), общаемся непременно на родном нам языке. Иногда Александр выступает в концертах с нами. Он достаточно профессионально владеет гитарой, может играть в разных стилях. Бывает, чему-то учусь у него.
— Приходится жить на две страны?
— Даже на три, так как Татьяна часто бывает в Италии. Лет десять назад, будучи замминистра культуры России, она подорвала свое здоровье, и наши итальянские друзья пригласили ее подлечиться. Итальянским она владеет в совершенстве и сейчас работает в фирме, занимающейся адвокатскими делами и торговлей. Таня у них эксперт по России. Да и английский ее лучше, чем у многих итальянцев. Кроме того, она занимается артбизнесом: устраивает в Европе художественные выставки.
Однако Москва — это наше все. Там у нас много родных: две мои сестры, Танин брат, племянники, внучатые племянники, много друзей. Да и работы хватает: выступления, встречи. На выходе диск на стихи Юнны Мориц, других наших классиков. До сих пор толком не записаны песни на слова Давида Самойлова и Арсения Тарковского. На очереди проект «Мы — люди Севера». Сейчас известный московский режиссер Михаил Левитин зовет создать музыку к спектаклю. Еще мы пишем книгу о нашей жизни — своеобразную мозаичную картину из воспоминаний, фотографий, свидетельств прошлых лет, рассказов о детстве, размышлений на творческие темы...
— Сергей, правда, что вам довелось общаться с Леонидом Утесовым?
— Первая моя работа в театре была связана с дорогим нам с Таней человеком — Петром Наумовичем Фоменко, которого не стало в августе минувшего года. В
Читайте нас у Facebook
