Василь Шкляр: "В Кривом Роге ко мне подошли молодые ребята и попросили: "Покажите, где умереть за Украину"
«Отец» украинского бестселлера Василь Шкляр — один из самых известных и читаемых современных писателей. Несколько лет назад его роман «Черный Ворон», посвященный борьбе холодноярских повстанцев в 20-е годы минувшего века, буквально взорвал отечественный книжный рынок. В 2011 году писатель стал лауреатом Национальной премии Украины имени Тараса Шевченко, однако отказался принять ее в знак протеста против политики тогдашнего министра образования и науки Дмитрия Табачника. А нынешней осенью в свет вышел новый исторический роман Шкляра «Маруся», сразу ставший лидером продаж. Книга повествует о драматичной судьбе «украинской Жанны д’Арк», 16-летней девушки, возглавившей тысячу казаков-повстанцев, боровшихся за независимость Украины. Описанные автором события почти вековой давности у многих вызвали ассоциации с Майданом и нынешней войной на востоке страны.
О своей необыкновенной героине, мистике в творчестве и связи времен «ФАКТАМ» рассказывал Василь Шкляр.
— После романа «Черный Ворон» меня часто спрашивали, буду ли я еще писать «повстанческие романы», раз нашел такую «золотую жилу». Я категорически отвечал «нет», так как на эту тему исповедался сполна, а сериалов не пишу. И вообще, в литературе больше всего боюсь повторения. Играть на одной струне мне неинтересно, — говорит Василь Шкляр. — Но тут возникла уникальная героиня — атаманша Маруся. В женском образе я увидел возможность под другим ракурсом осветить эту тему, найти новые краски, новые стилистические ходы. Все думали, что речь идет о Марусе Никифоровой, которая была у Махно, или о Марусе Черной, еще одной атаманше, носившей такой псевдоним. Но те женщины не были нашими национальными героинями. Настоящей украинской амазонкой, одержимой идеей независимой Украины, была Александра Соколовская, совсем юная гимназистка.
— Трудно представить себе, как 16-летняя девушка могла возглавить тысячный повстанческий отряд — 300 конных и 700 пеших казаков!
— Так сложилось, что ее три брата, атаманы Олекса, Дмитро и Василь, погибли в 1919 году. После смерти последнего повстанцы решили: «Нет Соколовских — пускай Соколовская атаманит». Уже сама по себе эта фамилия обрела некую магическую силу. Маруся была легендарной личностью. До нее повстанцы защищали от красных захватчиков, в основном, свой край, свои села, не отрываясь далеко от насиженных мест. Она же заявила своему войску, что отныне им придется начать другую войну. «Мы пойдем на Киев!» — сказала атаманша.
Это был 1919 год, драматический и переломный этап в освободительной борьбе Украины. Тогда объединились Галицкая армия и войска УНР Симона Петлюры. Измученные, обескровленные, при нехватке оружия, амуниции и лекарств, они выбили красных из Киева. В этом походе на столицу Украины к ним и присоединился отряд Маруси.
Одновременно к Киеву с левого берега Днепра подошла армия Деникина. Но украинцам поступил от высшего командования странный, чтобы не сказать преступный, приказ: город осадить, но не стрелять! То есть, ни в коем случае не вступать в бои с белыми, которые, мол, могут стать союзниками в борьбе с красными. Эта ситуация во многом напоминает нынешнее «перемирие» на востоке Украины. Объекты удерживать, но не стрелять!
Тогда, 31 августа 1919 года, в Киеве тоже собрался «Майдан», причем на том же месте, что и наш недавний, перед зданием городской Думы, где теперь майдан Незалежности. И публика точно так же разделилась надвое: большая часть была под украинскими желто-голубыми флагами, а пророссийски настроенные киевляне держали триколоры и пели «Боже, царя храни».
Поздним вечером деникинцы двинулись по улице Институтской в сторону Крещатика, но галичане преградили им путь. Однако начальник штаба украинского командования настоял на том, чтобы стрельцы не препятствовали проходу белогвардейцев на майдан: дескать, надо вести только мирные переговоры. Так деникинцы постепенно заняли выгодные позиции и, нарушив все обещания, коварно разоружили украинские войска. Именно на том месте, где галичане пытались остановить белых в 1919-м, во время Евромайдана выросла первая большая баррикада на Институтской, которую мы называли «Львовская брама».
— Откуда вы черпали информацию?
— К сожалению, о жизни Маруси сохранилось очень мало документальных свидетельств и воспоминаний. Но о «киевской драме» 1919-го немало писали ее непосредственные участники. События прослежены почти поминутно. Большой находкой для меня оказались воспоминания сотника 2-го куреня 8-й Самборской бригады Осипа Станимира. Именно его курень охранял тогда киевскую Думу. Повстанцам запретили входить в Киев, ибо они, как «ненадежный элемент», вполне могли не подчиниться приказу «Не стрелять!». Но Маруся со своими конными казаками все-таки вошла в древнюю столицу. Осталось яркое свидетельство о том, как она на белом коне въехала прямо на Бессарабский рынок.
*Портрет Маруси (Александры Соколовской). Художник неизвестен
Благодаря отрывочным упоминаниям в различных источниках мне удалось воссоздать и портрет атаманши. Девушка одевалась по-казацки. Она ходила в сапогах со шпорами, в чумарке (короткий кафтан, казакин. — Авт.), на красном шлыке ее папахи синими школьными чернилами было написано «Смерть ворогам України!». Над уголком рта у нее была родинка…
Воспоминания земляков и родственников о Марусе передавались из уст в уста, поэтому они в большей степени превратились в легенды. Так, существует предание о якобы трех могилах атаманши. Есть несколько версий гибели Соколовской. Но родственники не верили, что Марусю убили. Они говорили, что она ушла за Збруч, за границу, и там могла прожить до глубокой старости. Свидетельств тому — никаких, но люди не склонны верить в смерть своих героев. И лозунг «Герои не умирают!» рожден не сегодня.
В целом судьба семьи Соколовских сложилась трагически. Как я уже говорил, три брата Маруси погибли в один год. Позже их отца, дьяка Покровской церкви Тимофея Соколовского, двое неизвестных зарубили топором на глазах у его жены Явдохи. После этого женщина онемела и никогда не покидала собственный двор. Только в 1937 году, когда умирала, она вдруг заговорила и попросила привести к ней священника для исповеди. Мать тоже не верила в смерть дочери Саши (то есть Маруси), как и многие люди, приписывавшие этой девушке некую сверхъестественную, магическую силу. Никто не хотел верить, что она могла попасть в руки врагов.
— Ваши романы проникнуты мистицизмом. А в жизни у вас случались мистические вещи, совпадения?
— Есть у меня роман «Репетиция сатаны». Он до сих пор не издан. По сюжету там погибает персонаж из среды украинского политического бомонда по фамилии Кушнаревский. Спустя некоторое время его прототип, известный политик, действительно погиб. Так часто бывает — слово материально. Помню, еще в одном из первых своих рассказов я описывал смерть персонажа, характер которого рисовал с реального человека. И вскоре тот умер. Теперь я в своих сочинениях опасаюсь касаться некоторых вещей…
— Есть ли сейчас такие же герои, как ваши холодноярцы, как Маруся?
— Мне часто задавали этот вопрос, и я всегда отвечал: «Нет, нас вытоптали, деформировали на генетическом уровне, и я таких людей не вижу». Правда, потом добавлял, что уже подрастает поколение, рожденное при независимости, и такие ребята скоро появятся. Несколько лет назад во время презентации «Черного Ворона» в Кривом Роге ко мне подошли совсем молодые ребята и попросили: «Покажите, где умереть за Украину». Тогда никто и подумать не мог, что будет такая война… Я улыбнулся и говорю: «Хлопцы, подождите, придет время — я вам скажу».
Потом этих парней встретил на Майдане, а сейчас они воюют на Донбассе. И я вижу, что это уже люди из иного теста, другой кости. У них адекватное чувство национального и человеческого достоинства. Я поддерживаю с ними постоянную связь и сейчас снова собираюсь ехать на Донбасс. Радует то, что они и там читают, просят привезти «Марусю».
Вообще люди, испытывающие потребность в чтении книг, — это особая порода. Мы как-то беседовали с Мирославом Симчичем, бывшим сотенным УПА, разбившим батальон карателей НКВД генерал-майора Николая Дергачева в Карпатах. Так вот, этот 92-летний ветеран рассказывал, как он между боями не мог оторваться от книги. Целое поколение героев Украинской повстанческой армии воспитывалось на документальном романе Юрия Горлиса-Горского «Холодный Яр». Они брали себе псевдонимы героев этой книги. Симчич (у него был псевдоним Крывонис) перед боями читал «Мазепу» Богдана Лепкого. Такие ребята есть и теперь. Они даже на блокпостах читают. И на Майдане, в библиотеке «Украинского дома», читали «Черного Ворона».
— Для многих участников Евромайдана вы стали моральным авторитетом…
— На сцену выступать я не рвался, хотя и приглашали. Когда тебя просят показать, где умереть за Украину, стоит призадуматься, не так ли? Бывало, ребята даже подталкивали к сцене: «Идите, скажите!». В день, после которого побили студентов, я уже даже встал на первую ступеньку сцены, но тут, грешный, подумал: «А что сказать? Какой призыв бросить?». За словом всегда стоит большая ответственность, и если бы я тогда выступил с призывом, а студентов потом избили в мое отсутствие, никогда бы себе этого не простил.
Позже ребята снова говорили: «Да выйдите»… Но я отвечал: «Так там уже политики дерутся за то, кто первым выступит». Действительно, сложилась своя иерархия в руководстве Майданом: тому дать слово, тому не дать. Хлопцы говорят: «Мы вас на руках понесем». «Ладно, — смеюсь, — давайте ночью».
Я на Майдане был, в основном, по ночам — чтобы посидеть у бочки с огнем, подышать партизанским дымом. И подходили ребята со словами «Пане Василю, идите домой. Вы уже свое дело сделали. А мы тут за вас справимся». И теперь, когда прохожу Майданом и вижу все эти лица, портреты «Небесной сотни», есть ощущение, что с ними всеми общался. Помню штурм Майдана 11 декабря. Меня предупредил священник отец Михаил из села Вербиж Коломыйского района, что ночью будет штурм. И снова хлопцы говорили: «Зачем вам все это?». До двух часов пробыл там, потом поехал домой… И вдруг включаю телевизор, а там Руслана кричит, что «уже начинается». Быстро помчался с братом назад, и по дороге мы видели, как из всех уголков Киева к Майдану бежали люди. Невозможно передать те ощущения.
— Нынешние события на востоке Украины у вас ассоциируются с Гражданской войной 1917—1921 годов?
— Я, в отличие от многих историков, называю ту войну не гражданской, а российско-украинской. Ведь не украинцы стали воевать друг с другом, а именно Россия пошла войной на Украинскую Народную Республику и, начиная с похода Муравьева, до 1921 года топила ее в крови. Фактически та война никогда и не прекращалась, она только обретала разные формы: голодомор, репрессии, русификация, культурно-информационная экспансия и так далее. Вооруженное сопротивление оккупационной власти продолжалось, по сути, пока не погиб в марте 1930 года последний холодноярский атаман Андрей Блажевский.
Потом вспыхнула освободительная борьба на Западной Украине… И не случайно, когда взорвался наш Майдан, наша нынешняя революция, мы увидели людей со знаменами Украинской повстанческой армии и Холодного Яра. Все это звенья одной цепи, единой борьбы, которая еще не закончилась.
— Вопрос, который волнует многих. Вы, человек с обостренной интуицией, можете сказать, чем это все закончится?
— Абсолютно достоверного ответа вам сейчас никто не даст. Одно скажу точно: финала, которого бы нам всем хотелось: остаться в прежних границах и вымести всех врагов, — конечно, не будет. Все разговоры о возврате Крыма в ближайшее время — это популистская болтовня. Крым только формально был частью Украины. То же и с Донбассом.
Еще в начале 90-х годов я говорил: если не заниматься этими регионами, не интегрировать их в лоно Украины на уровне культуры, то лучше от них отказаться, так как в будущем они станут фактором великого противостояния. Тогда мои «крамольные» мысли вызвали немало нареканий и обвинений со стороны наших моральных авторитетов. К сожалению, мои пророчества стали явью. Мало верю в искренний патриотизм населения Донбасса. Даже теми из них, кто хочет сейчас оставаться в Украине, движут прагматические (читай меркантильные) соображения, и только. Естественного тяготения к украинству там нет, исключение составляют единицы. Выходцами из Донбасса являются несколько известных украинских поэтов и писателей: это Владимир Сосюра, Василь Голобородько (наш современник, которого могут выдвинуть на Нобелевскую премию), Иван Свитлычный, прозаик и философ Мыкола Руденко. Ну и еще Василь Стус — он хоть и не родился, но жил на Донбассе.
Смешно читать в Минских договоренностях об особом статусе региона с сохранением собственных культурных традиций. Что нужно сохранить? Пьянство, наркоманию, бандитизм, склонность к тюремной романтике? Ведь в массовом сознании укоренилось и такое понятие: если не сидел в тюрьме, то ты не мужчина… Поэтому у меня есть очень большие сомнения относительно какой-то нормальной интеграции Донбасса в нынешнем виде в состав Украины. А что такое, позвольте спросить, особый статус на три года? И чем отличается число «три» от числа «триста» на хронометре вечности?
15501Читайте нас у Facebook
