Роман Карцев: "Цензура сейчас на телевидении куда сильнее, чем была раньше"
Роману Карцеву — 77, но его голос бодр, а шутки остры. Творческих планов — в избытке. Помимо рассказов Михаила Жванецкого, в его репертуаре Чехов, Хармс, Зощенко… Карцев лишь подходит к микрофону, а зрители уже смеются. Артист улыбается своей фирменной улыбкой, произносит пару фраз — и зал хохочет. Роман Карцев любит интеллигентный здоровый смех.
— Роман Андреевич, вот Михаил Жванецкий свои произведения читает. Вы же, когда выступали в тандеме с Виктором Ильченко, выучивали их наизусть. Скажите, это сложно?
— Сложно. Возможно, из-за этого Райкин года три не брал миниатюры Жванецкого. Помню, в его театре стоял огромный кованый сундук, в котором лежали тексты, присланные со всего тогдашнего СССР. Там же были и произведения Жванецкого, правда, на самом верху, поскольку Миша был, как говорится, при нас. Мы с Витей доставали из этого сундука миниатюры и «оживляли», поскольку Аркадий Исаакович их не брал. Думается, не брал, поскольку изначально не понимал столь необычный стиль. А в 1967 году он взял спектакль Жванецкого «Светофор», который стал одним из лучших в его репертуаре: острый, современный. Нынче мои сольные выступления из двух составляющих: половина — Жванецкого, вторая часть — моя.
— Вы говорили, что у Аркадия Райкина не было учеников. Тем не менее вы же чему-то научились.
— Естественно. За семь с половиной лет посмотрел абсолютно все спектакли Райкина. Внимательно наблюдал и отмечал, как это сыграно сегодня, а как, скажем, на следующий год. Профессионал сразу видит разницу, пусть в каких-то нюансах. Двух одинаковых постановок не бывает. Чем, собственно, и хорош театр, этим он отличается от кино.
Райкин очень хорошо относился к нашей троице. Был строг, но нам симпатизировал. Случались разные моменты, дошло до расставания, которое Аркадий Исаакович пережил непросто — я это знаю. Потом мы поддерживали с ним нормальные отношения, выступали на его юбилее. Тогда мне показалось, что он даже проникся к нам любовью.
Слава Богу, что мы попали в его прекраснейший театр, своеобразную академию искусства. Еще раз подчеркну: Райкин никого ничему не учил, мы просто впитывали, перенимали его опыт, отношение к работе. Признаюсь, он пускал меня на репетиции своих знаменитых монологов. Это не разрешалось никому! Скажу больше — у меня тоже есть 100 монологов и я тоже никого не допускаю на свои репетиции. Считаю это особым искусством, интимным, что ли… Полностью понимаю Аркадия Исааковича и до сих пор не осознал, почему именно я удостоился такой чести.
— Наверное, что-то он в вас разглядел.
— Когда я приехал в театр Райкина, мне было 22 года. Говорил с таким одесским акцентом, что Аркадий Исаакович просто хохотал, когда я что-то рассказывал. Но с кем поведешься, от того и наберешься. Понимаете, Райкин — это личность. Жванецкий — личность. Без таких людей невозможен настоящий театр. Без них просто нечего делать на сцене. Я говорю молодым актерам: «Берите Жванецкого, его произведения 40—50-летней давности и сейчас актуальны и интересны». Я ведь и сам читаю со сцены именно те, ставшие уже классикой, его вещи. У нас в театральной жизни нередко наблюдается серьезный перекос: режиссеры стремятся показать прежде всего себя. Им абсолютно нет дела до актеров. Это печально.
— Исполняя миниатюру Жванецкого о бывшем администраторе Одесской филармонии Дмитрии Козаке, вы сказали: «Это — уходящая натура».
— Дима всегда стоял на улице возле филармонии. Когда приезжали артисты, то радостно его приветствовали: «Дмитрий Михайлович, здрасьте — мы прибыли!» Он отвечал: «Какие прибыли? Одни убытки!» Мне он говорил: «Я тридцать лет в партии. Они меня вызвали на чистку! Они мне говорят: «Дмитрий Михайлович, вы тридцать лет в партии, вы руководите культурным заведением, вы не ходите на политзанятия. Какой пример вы подаете молодежи?» Так я им говорю: «Ученье Маркса — вечно?» Они: «Вечно!» — «Так я еще успею!»
Я составил список, перечисляю наиболее известные фамилии — не все, естественно, всех не перечислить. Просто, чтобы люди вспомнили, кто это был. Ведь сегодняшнее молодое поколение даже не знает, кто такие Чаплин или Райкин… Уходящая натура — их никто не заменит. Напрасно говорят, что незаменимых не существует, заменить их ох как непросто.
— Насколько я знаю, вы даже отказались играть спектакль, в котором когда-то был задействован Владислав Стржельчик?
— Это так. Не в моих правилах играть после тех, кто играл лучше либо хуже меня. Я даже не заменяю Жванецкого. Если он, скажем, заболел. Ведь публика пришла именно на него — не на меня. Не скрою, и себя отношу к той самой уходящей натуре. Ведь таким юмором уже никто не занимается. То, что показывают по большей части по телевидению — это так, хохотушки для подростков. Наш юмор исчезает вместе с нами — и Миша уйдет, и я уйду… Появится что-то новое, но такого уже не будет никогда. Это относится не только к юмору, а и к другим видам искусства. Возьмите, например, эстраду. Сколько у нас было великолепных композиторов-песенников! И что мы видим, слышим сейчас?! Раньше популярные песни пели простые люди — за столом, на отдыхе. Ничего не поделаешь, жизнь меняется. Где-то — в лучшую сторону, где-то — в худшую. Нужно терпеть и ждать.
— Во времена жесткой советской цензуры на телевидении появлялись довольно прогрессивные передачи. Вспомнить хотя бы «Вокруг смеха».
— Все дело в том, что цензура есть, она никуда не делась.
— Однако все хорошее, что она принесла с собой, могло бы и остаться.
— Согласен. Все дело в том, что людей, которые создавали те программы, уже нет. Создавать некому. Цензура же нынче на телевидении куда сильнее, чем была. Там говорят: «Читайте все, что хотите». Они все записывают, а после вырезают. Например, пригласили меня в программу «Юмор-FM», прочитал 12-минутный монолог о Чаплине. В итоге осталось 2 минуты. Сейчас цензура дичайшая! С Мишей Жванецким мы вместе уже 53 года, я знаю, что и как он пишет. Уверяю вас, совсем не то, что сейчас показывают по телевидению.
Мы с Витей Ильченко 30 лет играли спектакли, ни один из которых официально не был принят и разрешен. Однако мы играли — ездили в Новосибирск, куда-то за Урал. Страна огромная, никто не мог уследить. Приехали в Омск — играли, в Ленинграде играли, приехали в Киев — запретили, причем 18 спектаклей. Ведь именно там располагалось наше главное начальство. Но мы поехали в Одессу и играли там. Так что лучше нашей той страны, наверное, не было. Я написал такую вещь про Гришу Шульмана, который хочет уехать в Америку. Пишу: «Гриша, ты что, сдурел, какая тебе Америка нужна? Лучше нашей страны нет. Можно дать взятку милиционеру и решить все вопросы. Можно купить диплом и лечить людей. В Америке ты этого не сумеешь сделать». У нас ведь до сих пор не могут наладить борьбу с коррупцией, со взяточничеством. Уверяю вас, никогда не наладят. Это — природа.
Постараюсь воспроизвести диалог со своей внучкой. Говорю ей: «Знаешь, мы с Райкиным играли левые концерты». Она, естественно, спрашивает: «Это что такое?» Поясняю шутя: «Выйдешь из ворот — сразу налево. Сейчас это называется корпоративы, а раньше — левые концерты…» Артисты так жили, живут и будут жить: черный нал в конвертах. Считается даже, что это нормально. Поскольку это все равно копейки в масштабах разворовывания страны, с чем никто бороться не желает. Очень больная тема. Такая же, как борьба с алкоголизмом в России. Сколько телепередач данной теме посвящено. Могут посостязаться разве что с политическими ток-шоу. И одни, и другие — примитивное театрализованное действо. Одни и те же физиономии, конферансье, который ведет программу. Соловьев, выдающий шуточки под аплодисменты, — конферансье, остальные — приглашенные актеры. Есть специальное табло, которое загорается, когда именно, в каком месте нужно хлопать. Дурят людей, массы привыкают к этому.
— Вы написали две книги. Продолжение будет?
— Сразу скажу, что больше писать не буду. Не хочу становиться писателем. Просто что-то вспомнилось, захотелось рассказать. Когда Витя Ильченко умер, у нас были расписаны гастроли: Америка, Австралия, Израиль, Германия. Мне пришлось одному играть. Когда летел из Майами, что-то тоскливо стало, накатило, и я начал писать. Появилась повесть о Вите, как мы с ним встретились. Она пролежала с десяток лет, потом еще столько же ее печатали… Когда она вышла в свет, посыпались хорошие отзывы. Жванецкому очень понравилась. Другие знакомые, знающие толк в писательском деле, советовали продолжать писать. Благо воспоминаний — море! Постепенно я выдавливал из себя страницы, и получилась книга. Говорят, она легко читается, в отличие от бестселлеров, которые пишут все кому не лень, там чистая правда. В продаже ее сейчас нет — тираж быстро раскупили. Вожу экземпляры с собой на гастроли — для людей, которым она действительно нужна. Иногда устраиваем аукционы и деньги отдаем вдове Виктора Татьяне.
— Что сами читаете?
— Сегодняшнюю литературу не читаю. В основном — классику. Перечитываю Ильфа и Петрова, Хармса.
— Бываете в театрах?
— Если честно, хожу мало, хотя сам вырос именно на театральных постановках. Смотрю только хорошие спектакли. Таких, увы, немного. К сожалению, «Таганка» умерла, на мой взгляд. Драматические актеры старшего и среднего возраста нынче тоже мало ходят в театр. Полагаю, потому что практически нет личностей на подмостках. Сегодня хороших актеров можно по пальцам пересчитать. Раньше их было, как волос на голове. Сейчас повсюду кризис: в театре, на эстраде, в кино. Лишь изредка появляются хорошие фильмы, спектакли. Есть еще самородки, которые создают что-то. Но этого мало — так же, как денег, в которые нынче все упирается. Еще — связи с сильными мира сего, которые возьмут под свой патронат. Так случилось с Геной Хазановым — был талантливый артист, а стал тенью одной значимой фигуры.
— Не будем о грустном, лучше об… вернее, за Одессу.
— Этот город уникальный, больше такого нет на земле. Я поездил и видел разные города — красивый Париж, строгий Лондон, манящий Мадрид, но такого, как Одесса, нет. Прошлым летом был на своей родине, надеюсь побывать и нынешним. Центр города впечатляет: площадь с памятником Екатерине, оперный. Не напрасно количество туристов просто зашкаливает — все кругом забито, рестораны полные. На Дерибасовской пройти невозможно, в особенности когда там была книжная ярмарка «Зеленая волна». Много приезжих. Я у них спрашивал: «Почему именно Одесса?» Они отвечали: «А куда еще ехать? В Сочи очень дорого, в Крыму не отлажено, а в Одессе приехал, разместился и — на пляж». Действительно, одесские пляжи прекрасные, но уже платные.
— Вы же сами говорили выше о «силе финансов»…
— Я хорошо знаю Одессу. Там на базаре, на знаменитом «Привозе», можно было не за очень большие деньги купить практически все, что тебе нужно. Сейчас цены кусаются, стало очень дорого. Когда б только это! Напряжение в Одессе присутствует какое-то, после мрачных событий 2 мая двухгодичной давности. Вообще, в Украине это присутствует. Я очень переживаю за страну, которую объездил вдоль и поперек. Очень добрые, гостеприимные, хлебосольные люди. Что произошло, уму непостижимо, как все это перевернули! Считаю, что во всех таких ситуациях виновно руководство. К примеру, драки в парламенте не украшают державу. Ведь простой народ трудолюбивый. Украину всегда отличали высокие урожаи, надои, машиностроение.
Зато чувство юмора сохранилось или, скажем, почти сохранилось. Помнится, приехал в Одессу на «Юморину». Подбегает пацан лет восьми: «Дядя Рома, я вас первый раз вижу живым!» Спрашиваю: «Как у тебя впечатление?» Отвечает: «Думал, что вы хуже».
Фото в заголовке Сергея Тушинского, «ФАКТЫ»
3791Читайте нас у Facebook
