Владимир Ленин: "Как я ни присматриваюсь к лозунгу "Грабь награбленное!", не могу найти что-нибудь неправильное"
«Прошлое никогда не бывает мертвым. Оно даже не прошло», — сказал когда-то американский писатель, лауреат Нобелевской премии по литературе Уильям Фолкнер. Сто лет назад, в 1917 году, в ходе распада Российской империи украинцы начали борьбу за независимость. Национальная революция, стартовав в феврале 1917-го, после отречения царя Николая II от власти, добилась провозглашения независимости. Но вскоре Украина утратила суверенитет. Спустя столетие наша страна борется за независимость уже с наследниками империи, жаждущими ее восстановления. Мы опять учимся в жестокой школе прошлого и сдаем кровавый экзамен на знание истории и ее уроков. Увы, но и сто лет спустя нет никакой уверенности в том, что Украина застрахована от повторения катастрофы. Такой страховкой может стать лишь понимание причин и следствий того, что произошло век назад.
По случаю столетия революционных событий 1917—1921 годов, изменивших наш мир, «ФАКТЫ» начинают серию публикаций о том, что произошло век назад, о личностях и мифах того времени, об исторических параллелях между прошлым и современностью.
По разным оценкам, красный террор уничтожил до 18 миллионов человек
Авторитарный президент нынешней России, который мечтает править самодержавно, как царь сто лет назад, распорядился по-новому осмыслить события 1917 года и представить обществу правильную трактовку двух революций. Вероятно, чтобы граждане РФ не мучились над неудобным вопросом, которым, кстати, задаются не только россияне. Как же так получилось, что в могущественной Российской империи образца начала XX века все было прекрасно и цивилизованно, а в феврале 1917 года православная духовная монархия вдруг рухнула за три дня, а к октябрю к власти пришли какие-то отморозки и ценой жизни миллионов создали тоталитарную советскую империю?
По подсчетам профессора Анатолия Вишневского, ведущего демографа современной России, сто лет назад прямые боевые потери красных и белых составили около 2 миллионов человек. От эпидемий 1918 —1922 годов погибли более 7 миллионов человек. Голод в послереволюционной империи унес до 5 миллионов жизней. А красный террор, по разным оценкам, уничтожил почти 18 миллионов человек.
Наверняка современные придворные историки Кремля «правильно» обоснуют эти данные и найдут подходящую трактовку. И жители современной России будут отмечать столетие революции в условиях, когда им не позволят ничего знать о ее реальном течении и цене, не позволят признать лежащую в ее основе бесчеловечность. Ведь прикормленные властью историки вряд ли будут акцентировать на том, что развал Российской империи спровоцировала Первая мировая война. А поводом для нее стал захват Австрийской империей Боснии и Герцеговины. Эту аннексию российский царь воспринял как личное оскорбление. В результате началась война, которая по прошествии нескольких лет похоронила и Австрийскую, и Германскую, и Османскую, и Российскую империи, разрушив Европу. Об этом в России наверняка попытаются умолчать, поскольку данный факт, по сути, то же самое, что произошло в 2014 году с аннексией Крыма и поставило мир на порог новой холодной войны.
Кстати, о холодной войне. По воспоминаниям современников, в 1963 году во время Карибского кризиса президент США Джон Кеннеди читал книгу Барбары Такман, которая писала о последствиях аннексии Боснии и Герцеговины в 1914 году и последовавшего за ней разрушительного, катастрофического конфликта мирового масштаба. Не исключено, что уроки Первой мировой войны, осмысленные президентом США, помогли Кеннеди остановить агрессию СССР, заставить тогдашнего советского лидера Хрущева убрать ракеты с Кубы и в конечном итоге спасти мир, оказавшийся на грани третьей мировой. Интересно, какие книги читает нынешний хозяин Кремля, давший команду аннексировать Крым?
«Делать теперь нечего. Теперь шабаш»
В 1918-м, спустя год после февральской и октябрьской революций, русский философ Николай Бердяев писал: «С Россией произошла страшная катастрофа. Слишком изменилось выражение лиц русских людей, за несколько месяцев оно сделалось неузнаваемым. Кажется, что в России произошел небывалый по радикализму переворот, но более углубленное познание должно открыть в революционной России образ старой России, духов, давно уже обнаруженных в творчестве наших великих писателей, бесов, давно уже владеющих русскими людьми». По словам Бердяева, еще писатель Федор Достоевский в романе «Бесы» предупреждал: «Революция в России может быть только безрадостной, жуткой и мрачной. В ней не будет как такового народного возрождения, а главную роль будет играть Федька-каторжник: «В сущности, наше учение есть отрицание чести, и откровенным правом на бесчестье всего легче русского человека за собой увлечь можно». Большевики увидели в «Бесах» пасквиль на революционное движение и внесли в перечень книг, осужденных общественным «прогрессивным» сознанием. «Сейчас же, после фактического опыта русской революции, даже враги Достоевского должны признать, что «Бесы» — книга пророческая. Достоевский увидел своим духовным зрением, что русская революция будет именно бессмысленной и беспощадной и иной быть не может». Стоит отметить, что клеймо «клеветнического» с романа «Бесы» Достоевского в СССР сняли только в 1970-х годах…
Писатель Иван Бунин в «Окаянных днях» так описал свой последний приезд в Петроград в апреле 1917 года: «Невский был затоплен серой толпой, солдатней в шинелях внакидку, неработающими рабочими, гулящей прислугой и всякими ярыгами, торговавшими с лотков и папиросами, и красными бантами, и похабными карточками, и сластями, и всем, чего спросишь. А на тротуарах лежал навозный лед, были горбы и ухабы. И на полпути извозчик неожиданно сказал мне то, что тогда говорили уже многие мужики с бородами: «Теперь народ, как скотина без пастуха, все перегадит и самого себя погубит». Я спросил: «Так что же делать?» «Делать? — сказал он. — Делать теперь нечего. Теперь шабаш».
Спустя 90 лет писатель и поэт Виталий Коротич опубликовал собственный анализ последствий Октябрьского переворота. «Подыскивая слово для определения рванувших тогда к власти, не хочу пользоваться ни их выдумкой «рабочие и крестьяне» или «трудящиеся», так как это неправда, ни бытовавшим в революционные годы «хамы» или недавно воскрешенным «быдло». Мне кажется, у нас есть словечко для обозначения такой публики — нахрапистой, не шибко культурной, но настаивающей на своем праве быть именно такой — «жлоб». Захватившая власть в стране жлобократия была убийственна, отшвырнув прежние жизненные стандарты и не заменив их ничем жизнетворным. На улицы рванула духовная чернь, взрывавшая сейфы в банках, грабившая усадьбы и дравшая драгоценные оклады с икон. Не странно, что одновременно с вещественными грабежами шли грабежи духовные с лозунгами вроде «Сбросим Пушкина с корабля современности!» или «Расстреляйте Растрелли!». Люди, звавшие себя революционерами, но утолявшие свой повстанческий пыл в грабежах винных подвалов и выгребании товара из разбитых витрин, ничего не боялись, формируя пресловутый «диктат среды», беззаконного массового насилия, вроде бы отмазывавший от личной ответственности: «Все так делают!». Шпана, пришедшая во власть, при этом привычно звала народ жертвовать жизнью во имя Великой Утопии, но сразу же выстраивала для себя системы защиты от собственного народа в виде разных ЧК.
Большевики искореняли умение граждан самостоятельно оценивать ситуацию, что считалось важным качеством прежних элит. Насаждалась холопская вера в мудрое всемогущество, неподсудную власть Системы, подкрепленную мощью ее репрессивного аппарата… Моральные нормы Ленин определил четко: «Наша нравственность выводится из интересов классовой борьбы пролетариата… Мы в вечную нравственность не верим и обман всяких сказок о нравственности разоблачаем».
По мнению Виталия Коротича, «большевики врали, что отныне элитой в обществе станут простые труженики — рабочие и крестьяне, а кухарки научатся управлять государством. Но для начала они рекомендовали обогатиться, пошастав по чужим закромам, ибо, мол, праведно нажитых богатств не существует. В 1917 году жлобократия стала беззаконием, а не тиранией, как многие считали. Тирания — это хоть какие-то законы; у большевиков их долго не было даже формально».
«Для расстрела нам не нужно ни доказательств, ни допросов, ни подозрений. Мы находим нужным и расстреливаем, вот и все»
Публицист цитирует писателей, которые были свидетелями революционных изменений: «Никто не знает, кто его может арестовать и за что», — писал Короленко. Иван Бунин пытался понять причины направленной ненависти, глядя на новых хозяев жизни в Одессе: «Встретил мальчишку-солдата, оборванного, тощего, паскудного и вдребезги пьяного. Ткнул мне мордой в грудь и, отшатнувшись назад, плюнул на меня и сказал: «Деспот, сукин сын!»
Группы населения, составлявшие самую влиятельную, авторитетнейшую его часть и никогда не существовавшие по отдельности, стали не нужны, потому что обществу отныне надлежало быть однородным, как манная каша. Наивных купцов, подкармливавших революционеров, я и не вспоминаю. Их-то, бывших на виду, жлобы-победители призывали грабить в первую очередь.
Ясно, что нормальные рабочие и крестьяне грабить не шли, но и работать им не давала «диктатура среды», регулируемая рукастыми люмпенами, рванувшими на передний план. Ленин пожимал плечами в отношении публики, не спешившей нажиться за чужой счет: «Попало здесь особенно лозунгу «Грабь награбленное!» — лозунгу, в котором я, как к нему ни присматриваюсь, не могу найти что-нибудь неправильное».
Грабежи были занятием выборочным, далеко не всенародным, но жлобократия, заменившая прежнюю элиту, гуляла, ничего не боясь. Дзержинский формулировал вопросы классовой справедливости категорично: «Для расстрела нам не нужно ни доказательств, ни допросов, ни подозрений. Мы находим нужным и расстреливаем, вот и все». Вот и все.
…Сто раз описано, как в 1919 году после смерти Свердлова вскрывали его сейф с бриллиантами, спрятанными «на всякий случай». Главным держателем «аварийного общака» была вдова Свердлова Клавдия Новгородцева, набивавшая бриллиантами ящики комода и сундук. Супруга Калинина присвоила себе соболью шубу убитой императрицы, а супруга Молотова взяла венчальную корону Екатерины II для подарка жене американского посла. Новые хозяева жизни вели себя, как шпана, у которой были главари, но не элита.
Выморив прежнюю общественную элиту, хозяева страны были последовательны: они прикончили и элиту крестьянства, спровоцировав этим лютый голод, голодомор. Что касается рабочих, то судить их будут и за краткое опоздание в цех, а уголовным преступлением объявят даже попытку самостоятельно сменить место работы.
Дабы упорядочить мысли граждан и пресечь вредное умствование, супруга вождя Надежда Крупская категорически предписала всем политпросветам изъять из библиотек и впредь запретить произведения десятков философов, среди них Платона, Декарта, Канта, Спенсера, Шопенгауэра, которые про большевиков знать не знали, но, по мнению Надежды Константиновны, могли навредить им. Даже философские сочинения Льва Толстого подлежали изъятию.
Немецкий генерал Гофман вспоминал о подробностях первой после Октября встречи перед переговорами советской и германской делегаций самого высокого уровня о перемирии: «Против меня сидел рабочий, которого явно смущало большое количество столового серебра. Он пробовал то одну, то другую столовую принадлежность, но вилкой пользовался исключительно для чистки зубов». Кто был ничем, становился всем, добывая будущее право для советского лидера постучать туфлей по трибуне ООН, а для первого российского президента — спьяну подирижировать оркестром в Берлине»…
Хочется процитировать еще одного классика: «Дух материальности, неосмысленной воли, грубого своекорыстия повеял гибелью на Русь… У добрых отнялись руки, у злых они развязались на всякое зло… Толпы подонков общества потянулись на опустошение своего же дома под знаменами разноплеменных вожаков, самозванцев, лжецарей, атаманов из вырожденцев, преступников, честолюбцев…» Думаете, это тоже о большевиках? Нет, это писал в XIX веке историк Сергей Соловьев о Смутном времени — периоде в истории России конца XVI начала XVII веков… О происходящем сейчас в Восточной Европе и не только можно сказать то же самое. Видимо, трагическая повторяемость истории осталась неосмысленной. И не только российскими потомками, но и украинскими, на протяжении столетия борющимися за право быть независимыми. Об этом читайте в следующих номерах «ФАКТОВ».
3835Читайте нас у Facebook
