Севгиль Мусаева: "Если бы я знала, почему убили Шеремета, мне бы легче жилось…"
Известного журналиста убили демонстративно и нагло. Ранним утром 20 июля прошлого года он на машине своей гражданской жены Алены Притулы, владелицы интернет-издания «Украинская правда», выехал на работу. Как позже выяснили правоохранители, под днищем авто была прикреплена бомба. Взрыв произошел в центре Киева, на углу улиц Богдана Хмельницкого и Ивана Франко. Журналист получил травмы, несовместимые с жизнью…
Павел родился в Минске 28 ноября 1971 года. Отучился три курса на историческом факультете Белорусского государственного университета, потом поступил на факультет международных экономических отношений Белорусского экономического университета.
До 1992 года работал в отделе валютных операций одного из банков Минска, позже ушел на телевидение. В 1995 году Павла Шеремета признали лучшим тележурналистом страны.
Вскоре возглавил белорусское бюро «Общественного российского телевидения», в 1999 году перебрался в Москву, где стал ведущим программы «Время». Однако за две недели до президентских выборов покинул программу. «Ушел из „Времени“ и долго смывал этот позор», — написал он тогда.
В 2002 году стал лауреатом премии ОБСЕ за демократию и защиту прав человека в области журналистики.
Позже начал снимать документальные фильмы и программы в жанре журналистского расследования. В 2005-м инициировал создание сайта «Белорусский партизан», где резко критиковали Лукашенко и его сподвижников. Неоднократно участвовал в акциях белорусской оппозиции в Минске.
В следующем году стал одним из учредителей «Российского антифашистского фронта».
В конце марта 2010 года Шеремета лишили гражданства Беларуси, формальная причина — наличие гражданства РФ.
С 2012 года вел блог и писал материалы для «Украинской правды», где вскоре стал исполнительным директором. В том же году создал сайт «Историческая правда».
Почти год работал ведущим программы «Прав? Да!» на «ОРТ». Причина ухода: «Считаю аннексию Крыма и поддержку сепаратистов на востоке Украины кровавой авантюрой и роковой ошибкой российской политики».
В июне 2015 года запустил авторский проект «Диалоги» на телеканале «24». С сентября 2015 по апрель 2016 года был ведущим украинского «Радио Вести»…
«Павел одинаково общался и с дворником, и с президентом, и со студентами»
— Жизнь Павла оборвалась на взлете. Какие у него были планы? Ведь, насколько понимаю, он всегда являлся локомотивом, генератором идей, очень творческим человеком.
— Да, это так. В первую очередь, конечно, он хотел развивать школу журналистики «Украинской правды» (мы ее основали летом 2015 года для студентов вузов и молодых специалистов). Инициатором, вдохновителем и душой этого проекта стал Павел. Он горел желанием научить других тому, что умел сам.
— Он любил общаться с молодежью?
— Очень! И умел это делать. Все студенты школы говорили, что самыми вдохновляющие и интересные — именно лекции Шеремета, хотя лекторов было много.
— Как он вел себя с аудиторией? Как учитель, небожитель с журналистского Олимпа или…
— Он одинаково общался и с дворником, и с президентом, и с молодыми людьми.
Знаете, вот никто не может заменить этого человека и в моей, и в жизни многих других друзей и знакомых. Он уникален в своем роде. Это невосполнимая утрата, простите за штамп. Паша относился к тому типу людей, которые, едва появляясь где-либо, сразу меняют все вокруг. Он обладал удивительно позитивной энергетикой. Мог рассмешить даже в самых патовых ситуациях.
— Говорят, и сам был очень смешливым, готовым хохотать над любой шуткой.
— Ой, это точно. Знаете, он стал предметом наших подначек, когда разговаривал на украинском языке.
— Процитирую на эту тему его реплику в «Фейсбуке» от 18 июля 2016 года, за два дня до ухода из жизни: «Я живу в Киеве уже пятый год. Я не собираюсь менять гражданство и не изображаю из себя украинца. Этого никто и не требует. Но я вижу, как много людей бережно относится к своему родному, украинскому языку, что начинаю и сам переходить на украинский. Я уже почти все понимаю, но еще не говорю.
Я по утрам веду программу на одной из украинских радиостанций и каждый день в эфире читаю по 10 минут на украинском языке. Я не боюсь делать ошибки и выглядеть смешным.
Не бойтесь и вы, умные люди вас поймут и поддержат, а дуракам и объяснять ничего не надо. Дураков вообще не должно быть рядом с нами".
— У него получался такой суржик украинского и белорусского языков. Например, он говорил «за словами криниць» вместо «джерел».
А меня подкалывал (я даже какое-то время злилась на него) из-за длины моих платьев. Ему казалось, что она недостаточна, особенно когда мы вместе ездили на интервью (это очень эффективно на самом деле, мы дополняли вопросы друг друга). Но шутки были очень милыми, правда.
— Вы давно с ним знакомы?
— С 22 октября 2014 года — моего первого рабочего дня в «Украинской правде». Очень хорошо помню, как он зашел: «О, у нас новый главный редактор. Давай сделаем селфи и я его размещу в «Твиттере» (потом очень хотела найти это фото, но так и не смогла долистать до конца его страничку; Павел был очень активным пользователем соцсетей). Я очень нервничала, а Паша сказал: «Главное, не забывай, что ты женщина». То есть работа непростая, будет сложно, но успевай не только работой заниматься.
— Сразу попали под обаяние Шеремета?
— Не попасть было нереально. Честно говоря, сложно представить человека, которому Паша мог бы не нравиться. Он находил общий язык с любым собеседником, располагал к себе мгновенно. Таких людей мало.
— Собирался ли он обосноваться в Киеве окончательно?
— Собирался. Очень многое в его жизни изменили события, происходящие здесь и в России. Понимаете, Павел — один из самых свободных людей, которых я встречала. Он всегда поступал так, как хотел.
— Почитала его биографию, Павел часто менял места работы. Это о чем говорит?
— Он не терпел никакого диктата, чтобы ему кто-то рассказывал, что делать и как делать.
— Сам решал?
— Всегда выбирал свободу и человеческое достоинство.
— Что для него было важно в профессии?
— Иметь возможность говорить, о чем думаешь. Вообще, он журналист от Бога. Вот есть журналисты «по расписанию». То есть они работают в редакции с девяти до шести. А Паша был репортером круглосуточно.
Например, в субботу просто гуляем по городу. Павел видит плакат у здания министерства культуры: какого-то чиновника обвиняют в коррупции. Он фотографирует его и сразу же пишет твит. Если что-то происходило у него на глазах, тут же сообщал об этом миру.
В этом году мы учредили премию памяти Шеремета «За любовь к профессии». Это именно та фраза, которая характеризует Павла. Людей, которые любили бы свою профессию так же сильно, осталось немного в Украине.
— Павел рассказывал о своей работе в Москве, о конфликтах с кем-либо на российском телевидении?
— Знаете, очень много событий происходило в стране в тот период. Все было очень плотно. Мы обсуждали в основном текущие проблемы, реакцию на них, как в некоторых случаях защищаться, как работать. На тему России он тогда практически ничего не говорил. Зато как-то рассказал, как в 1997 году угодил в тюрьму в родной стране.
— Отсидел в местах не столь отдаленных три месяца. Его и оператора «ОРТ» Завадского арестовали за незаконное пересечение границы Беларуси и Литвы. Плюс Шеремету инкриминировали получение денег от зарубежных спецслужб и незаконную журналистскую деятельность. Тогда в его защиту выступил Ельцин.
— Паша говорил: «Я из интеллигентной семьи. Половина моих сокурсников либо белорусские олигархи, либо чиновники. А я попал в тюрьму. Научился выживать в совсем новой ситуации». Вот каково такому человеку оказаться на нарах?
— Да о чем речь!
— Расскажу одну историю. В ноябре прошлого года я ездила в Минск на журналистскую конференцию. Была в гостях у мамы Павла Людмилы Станиславовны.
Она показала любительское домашнее видео: Павел сразу после освобождения гуляет с маленькой дочкой. Зима, метель, малышка бежит впереди, а сзади маячит высокая мужская фигура. Его взгляд на видео… Там такое абсолютное одиночество. Он явно переосмысливал свою жизнь. Видно, что человек переживает серьезную личную драму, погружен в какие-то свои мысли, ведет внутренний диалог. Это было видно без объяснений.
— Павел часто писал в «Фейсбуке» фразу «поехал к маме». Чувствуется, что у них были теплые отношения.
— Очень. Я поняла, почему Павел был таким, когда пообщалась с его удивительной мамой. Она моложе душой, чем многие мои сверстники. Как она достойно переживает эту трагедию… Восхищаюсь силой ее духа.
Знаете, на вечере памяти Павла после его похорон она рассказала, что когда он родился, его рука была сжата в кулачок — изначально был борцом. «Мой сын вот так прошел всю свою жизнь», — сказала она.
У него ведь даже на страничке в «Твиттере» и «Инстаграмме» было написано «Правнук партизана, внук партизана, сам -- партизан». Это его точная характеристика.
— Каким он был отцом?
— Очень порядочным, любящим и заботливым. Он много дал своим детям Николаю и Лизе. Лиза недавно окончила школу экономики в Москве. Там очень сложно учиться. Несмотря на юный возраст, она сильная и самодостаточная личность. Настоящая дочь своего отца.
«В страшные времена человеческие отношения выше профессиональных»
— Последний раз на публике в России Шеремет появлялся на панихиде Бориса Немцова, которую вел. Они дружили? Оба красивые, сильные, умные.
— Оба жизнелюбы… Оба ушли в самом расцвете.
Павел всегда восхищался Немцовым. Они дружили, конечно. Когда Бориса Ефимовича убили, Паша немного сожалел, что «где-то не поддержал его, где-то недостаточно поговорил». Он написал в статье «На смерть друга»: «Я старался держать дистанцию, я ж ведь журналистом работаю. Сейчас это кажется глупым чистоплюйством, в страшные времена человеческие отношения выше профессиональных».
— Расскажите, пожалуйста, об отношениях Шеремета с бойцами «Азова». Почему из всех добровольческих батальонов он выбрал именно этот? Известно, что «азовцы» приезжали к Павлу буквально накануне его гибели. Они разговаривали поздно ночью возле дома.
— Павел общался с очень большим количеством людей, был очень коммуникабельным. Насколько понимаю, в свое время ему присылали материалы об «Азове», он заинтересовался и подружился с некоторыми. Общался с Сергеем Коротких (позывной «Боцман»), поскольку тот тоже из Беларуси. Он им симпатизировал и поддерживал их. Больше ничего сказать не могу.
— Редакция «Слiдство.Iнфо» и журналисты Organized Crime and Corruption Reporting Project сняли фильм-расследование об убийстве Павла. Там сказано, что некий Игорь Устименко (уволенный из СБУ «по состоянию здоровья» в 2014 году) и еще один человек с вечера 19 июля до поздней ночи 20 июля находились неподалеку от дома Шеремета. Вроде Устименко вел наблюдение за каким-то лицом. К тому же, по словам генерального прокурора Юрия Луценко, «в этом следствии была допущена конкретная ошибка в том, что, изъяв 201 камеру видеонаблюдения, еще одну, как оказалось, самую важную, не изъяли…» Для вас фильм стал откровением? Или нет?
— Знаете, с первого дня после убийства я постоянно даю какие-то показания.
— И не только вы. По данным правоохранителей, опрошено более трех тысяч свидетелей.
— Каждый раз, когда меня вызывали, теплилась надежда, что сообщат что-то новое: или что-то нашли, или какие-то факты.
Когда у меня спрашивали: «Может, вы еще что-то вспомнили?», просто возвращалась в тот день, в который не хотела возвращаться. По вопросам, которые задавали, понимала, что они топчутся на месте и им нечего сказать. Поэтому не стало большим откровением то, что расследование ведется плохо (а это главная идея фильма). Но я не думала, что все настолько катастрофически плохо.
— Луценко недавно констатировал, что прогресса в расследовании нет никакого.
— И Аваков сказал, что дело Шеремета входит в семь процентов дел, которые не раскрывают…
И я, и мои коллеги по журналистскому цеху, и сотрудники «Украинской правды» — все мы испытываем страх, отчаяние и бессилие. Хорошего человека цинично и открыто убили в центре города. И ты не смог его защитить. А сейчас ничего не могут сделать, чтобы найти тех, кто это сделал. Даже хотя бы назвать хоть какой-то мотив.
— Известно, что следствие рассматривает пять версий мотивов убийства: профессиональная деятельность в России и Беларуси; могли готовить убийство Притулы, однако ошиблись; критические публикации в «Украинской правде» и выступления на радио «Вести»; дестабилизация ситуации в государстве; конфликты, связанные с семейными и коммерческими делами.
Понимаете, я статьи Павла читала давно. Он классный крепкий репортер и аналитик. Но не могу сказать, что его материалы какие-то суперрезонансные.
— Я вам честно скажу, если бы я знала, почему его убили, мне бы легче жилось, спалось, работалось.
— Многие убеждены, что в деле Шеремета есть российский след. А вы?
— У меня нет стопроцентной уверенности в этом. Данная версия, наверное, может являться основной. Но я не хотела бы, чтобы… У нас очень многие вещи объясняются российской агрессией и всем остальным. У меня большое опасение, что это может быть хорошим прикрытием для чего-то. Мне сложно ответить на этот вопрос.
Наверное, не было дня в течение этого года, чтобы я не прокручивала в голове, какой мотив наиболее вероятен. Иногда кажется: это точно российский след. И тут же начинаю сомневаться. Потом кажется, что это месть Алене, изданию, что это акция устрашения. Каждая версия имеет право на существование.
— Известно, что Павел с Аленой жаловались на слежку. Когда она началась? Вы же точно были в курсе раньше остальных.
— Осенью 2015 года, когда на «Украинской правде» публиковались действительно резонансные расследования, касавшиеся окружения президента и премьера. Нам стала поступать информация о том, что за работой издания очень плотно наблюдают. Потом нам скидывали так называемые «тэшки».
— Это что такое?
— Аналитические записки о том, чем занимаются журналисты. Их готовит СБУ. Там были и наши заявки по журналистским расследованиям. Плюс мою почту несколько раз взламывали. Алена тоже жаловалась на взлом. А в какой-то момент они с Павлом заметили слежку под домом.
— Но если заметили, то она была непрофессиональной?
— Вероятно, причина в том, что Алена уже проходила через такое во времена «дела Гонгадзе». У нее обострено восприятие.
— Как Павел и Алена реагировали?
— Спокойно. Страха особого не было. Чему я удивлялась.
Давайте лучше расскажу еще об одном эпизоде. Мои родители после оккупации Крыма переехали в Киев. Людей вырвали с корнем. Они долго не могли адаптироваться. Паша всегда интересовался, как у них дела.
В прошлом году 18 мая на митинге памяти жертв депортации крымских татар, за два месяца до убийства, Павел подошел к моим родителям: «Мне Севгиль сказала, что вы готовите вкусную татарскую еду. Мы с Аленой приедем к вам в гости». Мама наготовила всяких изысков, накрыла очень красивый стол.
Паша привез вино. И когда открыл холодильник, чтобы его туда поставить, произнес в восторге: «Боже, это же безе» (он очень любил сладкое). Но мама ответила: «Нет, это манты, просто вылеплены так». Они действительно были такими искусными, что он подумал — это пирожные.
Он с таким удовольствием их ел, рассказывал о вине, какие там нотки. Паша знал в этом толк.
— Он был гурманом?
— Да. Знаете, когда человек любит жизнь, он любит все: красивых людей, вкусную еду, хорошее вино, застолье, общение.
Я видела, как мои родители первый раз за очень долгое время оттаяли. Все было так душевно и красиво…
Позже мама рассказала, что уже после похорон отец, открыв холодильник и увидев там наготовленные манты, расплакался. Мой папа плакал несколько раз в жизни: когда умерла его мама, когда расстреляли Небесную сотню и в тот раз.
Паша подарил ему бутылку белорусской водки. Но папа сказал, что никогда не притронется к ней. Это память о Паше.
Очень хочу сказать еще вот что. Когда случаются такие потрясения, ты стараешься держать удар и демонстрировать, что ты сильный. Мы в «Украинской правде» тоже очень старались показать, что по нам это не ударило. Теперь могу констатировать, что ударило. И очень ощутимо. Мы до сих пор находимся в каком-то замороженном состоянии и не можем выйти из него. Нас сковал какой-то страх, ощущение несправедливости, незащищенности. Я общалась с большим количеством журналистов. У них такая же реакция. Может, в этом и состоял замысел? Парализовать, запугать…
889Читайте нас у Facebook
