Георгий Натансон: «Во время съемок фильма «Мичурин» мы с Александром Довженко спали прямо в саду»
Еще при жизни Георгия Натансона называли живой легендой. Отметив в 2011 году свое девяностолетие, режиссер продолжал снимать кино, ездить на фестивали и с удовольствием делился опытом с молодыми коллегами. Его карьера в кино началась во время Второй мировой войны. Георгий Натансон работал ассистентом в картинах Ивана Пырьева, Александра Птушко и Сергея Образцова. Именно Натансон открыл для кино Аллу Ларионову и Татьяну Доронину. Он работал с Андреем Тарковским над фильмом «Иваново детство», снимал картины, ставшие киноклассикой: «Старшая сестра», «Они были актерами», «Валентин и Валентина», «Еще раз про любовь». Георгий Григорьевич любил вспоминать свое прошлое, признаваясь: «Кино — вся моя жизнь».
Пять лет жизни Георгия Натансона были связаны с Александром Довженко, у которого он работал ассистентом. Мне посчастливилось несколько раз разговаривать с мастером по телефону. Последние годы жизни Натансон редко выходил из своей московской квартиры, где жил вместе с дочерью. У режиссера были проблемы со слухом, но узнавая, что звонят из Украины, он с удовольствием соглашался на разговор. Замечательный рассказчик, Георгий Григорьевич мог в середине беседы неожиданно возмутиться: «А чего это вы, деточка, так кричите?! Я вас прекрасно слышу!» Больше всего он любил вспоминать о работе с Довженко, помня далекое прошлое в мельчайших деталях. А в конце разговора непременно добавлял, что все ждет, что его наградят премией имени знаменитого украинского режиссера.
«Алла Ларионова мне очень нравилась. Но, кроме поцелуев, у нас с ней ничего не было»
Георгий Григорьевич не уставал признаваться в любви к Украине. Мы говорили с ним год назад, и режиссер с болью отзывался о том, что происходит между нашими странами. Признавался, что если бы был моложе, с удовольствием бы приехал в Украину.
— Я каждый день мечтаю о том, чтобы воцарился мир, — говорил Георгий Григорьевич. — Ведь моя семья наполовину украинская — супруга родом из Киева, жила возле знаменитого Бессарабского рынка. Да и я частенько бывал в вашем городе. До сих пор помню, как трепетно отзывался о Киеве Александр Довженко. Так что моя судьба давно уже накрепко связана с вашей страной. Поэтому очень переживаю о том, что сейчас происходит. Ох, хорошо, что Александр Петрович не дожил до таких страшных времен…
— Сколько лет вы работали вместе?
— Чуть больше пяти. Александр Петрович часто вспоминал Украину. Говорил, что бесконечно в нее влюблен. Я работал с Довженко над фильмом «Мичурин». Мы снимали под Москвой. Во время съемок спали с режиссером прямо в саду, в палатке. У Довженко была бессонница, он звал меня к себе и рассказывал истории. Делился и воспоминаниями о встречах со Сталиным. Ведь до прочтения сценария «Украина в огне» Сталин довольно тепло относился к Довженко. Александр Петрович рассказывал, как однажды смотрел вместе с Иосифом Виссарионовичем картину «Чапаев». Сталину лента понравилась. «Теперь за вами, товарищ Довженко, фильм об украинском Чапаеве — Щорсе», — сказал вождь. Просмотр «Щорса» проходил в Кремле и закончился в четвертом часу утра. Довженко вспоминал, что Сталин его благодарил, они даже пели на пару украинские песни. А под утро Иосиф Виссарионович пошел пешком провожать Довженко домой. Режиссер жил на Метростроевской улице. Москва тогда была пустая, за ними медленно ехали машины с охраной. Распрощались Сталин и Довженко около крыльца дома режиссера.
— Вы бывали у Александра Довженко в гостях?
— Первый раз попал к нему в дом во время съемок «Мичурина». Меня позвал Александр Петрович: «Жорочка, я забыл дома в Москве сценарий. Вот вам ключи от квартиры, он лежит у меня в портфеле…» Приезжаю к нему домой, захожу в большую пустую квартиру, иду в кабинет и достаю из письменного шкафа сценарий. Поднимаю бумаги и вижу, что рядом лежат наган и орден Красного Знамени, который Довженко получил во время войны. Помню, Довженко рассказывал, как написал сценарий фильма «Победа на Правобережной Украине» и первым дал почитать его Никите Хрущеву. Работа понравилась, и через некоторое время Довженко вызвали в Политбюро ЦК КПСС на прием к Сталину. Он ему сказал: «Товарищ Довженко, вы украинский националист. Во время Отечественной войны воевали все народы Советского Союза, а вы пишете об украинцах. Это неправильно. Если бы не ваши седые волосы, мы бы с вами по-другому разговаривали». И при этом смотрит на Берию. Я, говорит, Жорочка, после того разговора со Сталиным пришел домой и так рыдал…
— Это ведь Довженко порекомендовал вас знаменитому режиссеру-сказочнику Александру Птушко?
— Именно. Он тогда приступал к съемкам картины «Садко». Птушко попросил найти ему для фильма красавиц славянского типа. Я сразу сказал: «У меня есть такая знакомая. Студентка второго курса ВГИКа Алла Ларионова. Я заприметил ее еще во время работы над «Мичуриным». Птушко не хотел смотреть студентку, но в конце концов сдался. А когда я привел Аллочку, признался: «Жорочка, ты обыкновенный гений. У нас есть Любава!»
— Признайтесь, у вас был с ней роман?
— Она мне очень нравилась. Но, кроме поцелуев, у нас с ней ничего не было. Съемки «Садко» проходили в городе Пестово Новгородской области, на водоканале. Ждали солнце, а небо заволокло тучами. Оператор говорит: «Я снимать не могу». Алла ко мне: «Жорочка, я замерзла». «Александр Лукич, — говорю, — отпустите нас, мы побродим вокруг». А сами давай бегать, дурачиться. Вдруг Алла падает, я ее поднимаю: «Ну, согрелась?» Она жарко: «Нет». И я целую ее в губы. А губы у нее были огромные, особенно нижняя — влажная, горячая. Мы целовались до безумия, и тогда Алла прошептала: «Вот теперь я согрелась». Но дальше этого случая у нас не пошло. Ларионова же училась с Колей Рыбниковым и тот от нее не отходил.
«В картине „Еще раз про любовь“ Александр Лазарев снимался в первой постельной сцене в советском кино»
— Вы разглядели талант еще одной замечательной актрисы — Татьяны Дорониной!
— Она сыграла главную роль в моей картине «Старшая сестра». В то время Доронина служила в театре у Товстоногова, в Питере, и моталась на съемки между двумя городами. Мы работали в павильоне в Москве. Татьяна все время опаздывала и самое страшное было просить ожидать молодую актрису уже знаменитого Михаила Жарова. Но, знаете, Доронину утвердили не сразу. На художественном совете «Мосфильма» про Таню, говорившую шепотом, сказали: «Этой девочке кино противопоказано». Досталось и Чуриковой, которая по сценарию должна была быть белокурой красавицей. О Соломине отозвались как об очень сером мальчике. Я тогда дошел до министра Алексея Романова, который возглавлял Госкино СССР, и утверждал актеров у него. Кстати, после первого просмотра материала Татьяна Доронина была совершенно не в восторге от фильма. Сказала мне: «Георгий Григорьевич, все ужасно. Это вне искусства, вы нас приземлили!» Я в шоке, а Доронина продолжает: «У меня есть добрая знакомая, мнение которой я уважаю. Давайте покажем ей материал». В назначенный день с Дорониной пришла худенькая приятная женщина, а с ней рыжеволосый крепыш. Стали смотреть материал. Когда зажегся свет, дама сказала: «Таня, это ге-ни-аль-но! Слушайся режиссера…» И рыжий ей вторит: «Мне материал нравится». Позже я узнал, что это были Эдвард Радзинский и его мама. В скором времени Доронина вышла за него замуж.
*"Татьяна Доронина сыграла главную роль в моей картине «Старшая сестра». Киноленту отправили на декаду кино в Рим и Милан. Успех был грандиозный! В газетах актрису сравнивали с Мэрилин Монро", — вспоминал Георгий Натансон
— «Старшая сестра» имела огромный успех!
— Картину отправили на декаду кино в Рим и Милан. Успех грандиозный! Белокурая, грудастенькая, жопастенькая Таня ходила по Милану, а за ней следом фоторепортеры. В газетах ее сравнивали с Мэрилин Монро. А через месяц после премьеры «Сестры» Эдвард Радзинский предложил мне экранизировать его пьесу «104 страницы про любовь». Так родился фильм «Еще раз про любовь». Эту картину направили на фестиваль в Колумбию, где она получила Гран-при. Кстати, изначально в картине возлюбленного Дорониной вместо Александра Лазарева должен был играть Высоцкий. Но мне и Радзинскому показалось, что Высоцкий не «монтируется» с Таней. Пробовался на эту роль и Миша Козаков. Но потом возник незабвенный Саша Лазарев, с которым мы недавно простились. Едва он появился на площадке, мы сразу поняли — это наш герой. Саша был высок, красив, строен.
— Кажется, что между Дорониной и Лазаревым вспыхнуло настоящее чувство.
— Что вы! Лазарев всю жизнь был влюблен в свою Светочку Немоляеву. Никаких романов на стороне. Хотя именно в «Еще раз про любовь» он снялся в первой постельной сцене в советском кино. Все страшно волновались, как это будет выглядеть, но у нас был замечательный оператор Володенька Николаев, которого Доронина просто боготворила. Постельную сцену снимали в павильоне. Посреди декорации — кровать, сверху — накрахмаленная простынь, пододеяльник, подушка. Татьяна Васильевна попросила: «Георгий Григорьевич, уберите с площадки всех, без кого можете обойтись».
Таня разделась, оставшись в одной рубашонке и трусиках. Красивенькая! Легла в постель, накрылась одеялом. Заходит Саша. Напряженный, в рубашке, брюках, ботинках. Говорю: «Саша, раздевайся, ложись…» Он подходит к постели: «Татьяна Васильевна, подвиньтесь, пожалуйста» — и поднимает одеяло. Я кричу: «Ты забыл снять брюки!» А он громко: «Георгий Григорьевич, я брюки снимать не буду!» «Саша, — говорю, — перед тобой в одной рубашке лежит красивая женщина, а ты в брюках в постель?!» — «Убирайте меня из картины, но брюки я не сниму». Так и лег, не сняв даже ботинки! Нам всем эта сцена казалась просто смертельной. Не помню, как прошептал: «Говорите текст…» Они включились в работу, а в конце монолога у Тани на глаза навернулась слеза. Сцена получилась одной из самых сильных.
— Чего же так Лазарев испугался?!
— Ой, это было смешно. Через год на каких-то съемках я спросил: «Не понимаю, почему ты тогда не снял ботинки?» — «У меня были… рваные носки», — смущаясь, ответил Лазарев.
*Во время съемок фильма «Наследство». Слева направо: оператор Виктор Якушев, актер Леонид Марков и Георгий Натансон
«Пырьев был известным хулиганом, матершинником, работать с ним было сложно»
— Вы были ассистентом у грозного Ивана Пырьева.
— Это одна из первых моих работ в кино. Я тогда еще был на третьем курсе. Пырьев снимал картину «Секретарь райкома», а я был ассистентом. Фильм снимался во время войны, в Казахстане, куда был вывезен наш ВГИК. Столько было звезд: Николай Черкасов, Марина Ладынина, Любовь Орлова. Я сам пошел на студию и попросил дать какую-нибудь работу. Стипендия была малюсенькая, а со мной в эвакуацию приехали мама и сестра. Заместитель директора студии Владимир Вайншток, который ставил фильм «Дети капитана Гранта» с Черкасовым, направил меня к Пырьеву. Он взял эту картину у другого режиссера, не справившегося с задачей. Но почти вся съемочная группа сбежала, потому что Пырьев был известным хулиганом, матершинником, работать с ним было очень сложно. Мне же идти было некуда.
Помню, впервые увидел Пырьева в огромном съемочном павильоне. Стояла осень, режиссер был в элегантном длинном черном пальто, на голове — залихватская кепочка, чуть сдвинутая на бок. Говорил немного хриплым голосом, но очень резко и всегда конкретно. Меня назначили помощником пиротехника. Дали семиметровую палку, на конце которой была прикреплена настоящая военная шашка. И вот я бегал с этой палкой, выполняя команды Ивана Пырьева: «Жора, зажигай». Супругой Пырьева была легендарная красавица Марина Ладынина. Правда, режиссер часто с ней ссорился. Когда это происходило, он оставался ночевать в павильоне на расстеленных газетах.
— Вам посчастливилось знать и Андрея Тарковского.
— Я был вторым режиссером на его картине «Иваново детство». К тому времени уже снял «Старшую сестру» с Татьяной Дорониной, и меня отправили на очередные съемки — «приглядывать» за молодым режиссером Тарковским. Андрей закончил свою дипломную работу «Только скрипка» («Каток и скрипка». — Авт.) и взялся исправлять картину «Иван», ставшую потом «Ивановым детством». Почти полфильма уже снял другой режиссер, но материал не понравился членам художественного совета. Андрей согласился закончить ленту. Вместе с Андроном Кончаловским они переделали сценарий, им даже выделили дополнительные средства на съемки. Меня вызвал к себе директор «Мосфильма» и сказал: «Если поможешь Тарковскому и картину примет Госкино, дадим тебе квартиру в Москве». Конечно, я согласился! Мое заявление на улучшение жилплощади лежало в дирекции киностудии уже семь лет, а я ютился в коммуналке. В общем, как только Госкино приняло «Иваново детство», мне тут же дали квартиру рядом с «Мосфильмом». Маленькую, скромненькую, зато отдельную. Многие говорят, что у Тарковского был тяжелый характер, но мне с Андреем работалось легко. Он меня называл стариком… Боже, как же давно это было. Неужели я так долго живу? Но, впрочем, никогда не сетовал на жизнь. И сейчас не буду. Так и напишите. Да, и звоните, непременно. Мне только и осталось, что вспоминать…
598Читайте нас у Facebook
