«После прививки стала сильно болеть голова»: Александр Каневский о своем опыте вакцинации

«Мы не понимали всего происходящего кошмара»

— Александр Семенович, что было для вас самым сложным во время карантина?

— Отсутствие общения с родственниками и друзьями, боязнь заразить их или заразиться от них. И, конечно, пришлось отменить свои творческие вечера и в Израиле, и в других странах. Но, знаете, паники, когда началась пандемия, у меня не было. Полагаю, это потому, что в самом начале мы еще не понимали всего происходящего кошмара и его длительности.

— Пришлось перестраивать свой привычный образ жизни. Как вы решали бытовые вопросы?

— Помню, первый месяц карантина я, как и многие, еще ходил в магазины. Правда, уже в маске. Но потом, когда мы стали узнавать ежедневное количество зараженных, то безопаснее было заказывать продукты на дом: мясо, рыбу, фрукты, а попозже — еще и выпивку, чтобы ежедневно пить за здоровье родных и друзей. Надеюсь, благодаря таким мерам удалось многих защитить от этого мерзкого заболевания. А потом все плавно переместились в сеть. И я в том числе. Там же проводил и встречи с друзьями. Телефон и компьютер стали моим единственным безопасным средством общения.

— Судя по тому, что написали три книги, вы полностью ушли в творчество.

— Я просто не выходил из дому — писал, писал, писал. В начале 2020 года вышла моя книга «…а бес в ребро!». Потом завершил еще две. Одна — сборник стихов «Стихи к чаю. Чайные, нечайные, отчайные и чрезвычайные». Там собраны лирические, сатирические стихи, поздравления, пародии. Другая — сборник рассказов и монологов, который называется «Круглошуточное дежурство». Теперь вот думаю засесть за книгу, которую давно от меня ждут украинские издательства, — о Тарапуньке и Штепселе. Ведь я остался последним, кто был с ними так близок.

— Сколько лет вы работали вместе?

— Почти двадцать лет. До смерти Юрия Тимошенко. Но я бы даже не стал называть это работой. Это была настоящая дружба, проверенная годами. А все началось с моего знакомства с писателем, моим соавтором, Робертом Виккерсом — удивительным, мудрым человеком, с которым мы были дружны до конца его дней. Писали монологи, сценки, миниатюры, сценарии эстрадных обозрений. Работали с филармониями Советского Союза, даже с «Союзмультфильмом». Наша известность не нравилось украинским идеологам, и филармонии стали получать негласные указания от партийных органов приглашать «национальных» авторов.

Но бороться с нами уже было трудно. Как высказался один из деятелей Министерства культуры Украины: «Мы пропустили момент их прихлопнуть». Вот в это время нам и пришло предложение написать для тогда уже суперзнаменитых Тарапуньки и Штепселя (Юрия Тимошенко и Ефима Березина). Наша интермедия им так понравилась, что они ее через неделю уже выучили и исполняли много лет, а нам сразу заказали новую программу. С этого все и началось. Я и сейчас не скрываю, что именно эстрада — моя первая любовь.

— Говорят, юмор дается в наследство.

— Вполне может быть. В шесть лет я сочинял стихи про новую крышку унитаза в нашей коммунальной квартире и про то, как дедушка часто ищет свои кальсоны. В достаточно раннем возрасте понял, что именно смех может давать силы выдержать самые сложные испытания в жизни.

Хорошо помню похороны дедушки — я учился в младших классах школы. Он лежал дома, комната была заполнена родственниками и друзьями, пришедшими попрощаться. Все они обнимали бабушку, сочувствовали, утешали. С каждым их появлением у меня в горле набухал комок, и я начинал плакать. И вот пришел мой старший двоюродный брат Рома. Бабушка бросилась к нему, обняла, запричитала: «Ромочка, нет уже твоего дедушки… Он умер! Умер!» Рома тогда прижал ее к себе и утешал, повторяя: «Ну бывает, баба, бывает!»

Услышав это, я почувствовал, что во мне возник внутренний смех, который не уменьшил горя, но помог уже сдержаннее пережить похороны.

«Я простил Киеву все обиды»

— Знаю, вы любите вспоминать Киев…

— Я давно простил Киеву все обиды и несправедливости, которые там испытал. Теперь стараюсь вспоминать только хорошее и светлое: моих молодых папу и маму, надежных друзей и мою первую юношескую любовь. Я благодарен Киеву за умение ненавидеть подлость и немедленно давать сдачу (как это было в драках на Крещатике), за жизненный оптимизм и немного авантюризма.

Помню, мне приходилось часто менять школы, но в каждой из них я неизменно становился редактором стенгазет, которые сразу превращались в юмористические. А в Киевском автодорожном институте, где учился, выпускал даже подпольный журнал «Цап-Царап», где были смешные стихи о сокурсниках, педагогах и ректоре. Правда, когда журнал попал к ректору, меня лишили стипендии. А по окончании института ректор предупредил: «При распределении просите направить вас не ближе Северного полярного круга, ближе я вас не распределю». Я ему ответил: «Очень хорошо — ведь вас там не будет». Иногда я говорю, что единственное смешное в моей жизни — это моя собственная биография. Правда, то, что происходит со всеми нами последний год, веселым уж никак не назовешь.

— Насколько жестким был карантин в Израиле?

— После первого карантина почти все было разрешено. Но с ростом заболеваний и смертей жесткость постепенно нарастала. Последний, третий, нынешний карантин, стал рекордным по запретам — у нас закрыто все, кроме продуктовых магазинов и поликлиник. Передвигаться пешком или на машинах разрешается только в радиусе одного километра. На улицах дежурят сотни полицейских, а за нарушения — огромные штрафы!

— Известно, что Израиль впереди всех по количеству сделанных прививок. Не было противников вакцинации?

— Конечно, были! Да и по сей день есть. Правда, с каждой неделей их становится все меньше и меньше. Люди узнают, что те, кто привился, в основном, чувствуют себя нормально, уверенно и после второй вакцины получат зеленые паспорта. Именно эта «корочка» откроет возможность ездить по Израилю и в другие страны.

— Вам уже сделали прививку?

— Да, у нас прививают по определенной схеме. В основном, начиная от самых старших возрастов, сверху вниз: сперва до шестидесяти лет, сейчас уже до пятидесяти пяти и так далее. Параллельно делают прививки в больницах и клиниках врачам, медсестрам и всему обслуживающему персоналу. Естественно, тем, кто согласен. Но их все больше, особенно после того, как на эту прививку первым пошел наш премьер-министр Биби Нетаньяху на глазах у всего населения страны. Это показали по телевидению.

— Что вы чувствовали после того, как привились?

— Я пока получил только первую порцию прививки. Спустя три недели пойду делать вторую, жду ее с нетерпением. После первой прививки у меня внезапно сильно стала болеть голова — со мной подобного никогда не случалось. Это ощущение продлилось около часа, а затем прошло.

— Что первое вы сделаете, когда станут возможны передвижения?

— Немедленно полечу в Киев, Москву и в Чехию повидаться с братом, дочкой, внуками и друзьями. Дожить бы до этого! Думаю, о встрече с близкими сейчас мечтают многие, кто разделен границами. Но это реалии, которые невозможно не учитывать.

— Мир, наверное, никогда уже не будет прежним…

— Конечно, после пандемии он изменится. Полагаю, первые месяцы будет царить осторожная радость, но со временем осторожность растает, останется только радость, которая захлебнется в празднованиях завершения всех карантинов. А затем отношение к этому вирусу и к прививкам от него станет таким же, как к вакцинам от кори, чумы, гриппа.

— Поскорее бы настало это время!

— Знаете, у болгар есть поговорка «День, прожитый без смеха, — потерянный день». Так вот, я желаю всем гражданам нашего курортно-прифронтового Израиля и дорогой мне Украины, чтобы они поскорее избавились от насилия этой эпидемии и чтобы в дальнейшем ни один день их жизни не был потерянным без смеха и улыбок! А я постараюсь внести хотя бы минимальный вклад в это пожелание.

Фото из альбома Александра Каневского

Читайте нас у Facebook

Зробіть «ФАКТИ»
обраним джерелом
у Google News