Олег табаков: «первый мамин муж был советским разведчиком в германии»
«К моде отношусь спокойно. Стараюсь сам ее устанавливать»
- Что же вы жадный такой, Олег Павлович? Все вам мало: новые роли играете, новых детей рожаете…
- Это не жадность, а наличие возможностей. С ними у меня все в порядке. Жадность лишь ограничивает потенциал: приходится ведь растрачиваться на негативные эмоции, меньше сил остается на самореализацию. А я не кошусь злым глазом по сторонам и спокойно иду своей дорогой.
- Без опаски поглядывая в будущее?
- Наперед не загадываю, но и особых оснований для тревоги пока не вижу. Спасибо генам, они наш род не подводят: одна моя бабушка дожила до 87 лет, вторая — до 84.
- Хотите сказать, жадны вы до жизни, Олег Павлович?
- Я всегда говорю то, что хочу. Ты предлагаешь мне игру слов, а я ее не люблю. Слишком много работаю, чтобы размениваться на красивости. В конечном итоге, жадность к жизни — это, друг мой, потенция. Извини, что перехожу на физиологические определения.
- Вы же без этого не можете, без физиологии.
- А как иначе, если сводные брат с сестрой окончили при мне медицинский институт и их учебники естественным образом оказались моими настольными книгами? Кроме того, врачом числился Гуго Юльевич Гольдштерн, первый мамин муж. На самом деле он был советским разведчиком, работал в Австрии и Германии. Но суть в ином: медицинские термины, включая латинские, я знаю с детства. Вот тебе, к примеру, известно, что такое мускулюс глютеус?
- Наверняка что-нибудь ниже пояса.
- Угадал. Это название той части человеческого тела, на которой мы сидим. Задница, проще говоря.
- А почему вы вдруг о ней вспомнили?
- Случайно. Слово на язык подвернулось.
- Успокоили, Олег Павлович! А то, сами понимаете, тема сейчас модная…
- К моде отношусь спокойно. Стараюсь сам ее устанавливать. Что касается голубых, я не ханжа и уважаю чужой выбор. Впрочем, достаточно почитать дневники Чайковского, чтобы понять: это бремя, тяжкий крест. И гений Петра Ильича нельзя смешивать с его частной жизнью… Но ты, надеюсь, пришел не ради расспросов о геях?
- Первым с глютеусом начали… Можем о другой моде поговорить. Вами заведенной. Подозреваю, никому прежде не приходило в голову брать с артистов деньги за работу на стороне. А Табакова осенило. Теперь вы обкладываете подопечных оброком за кино- и телесъемки, участие в антрепризах…
- С терминологией поаккуратнее, хорошо? Мой прадед Иван Иванович Утин в молодости был крепостным и платил десятину за аренду земли. Надеюсь, понимаешь, что в Московском художественном театре (МХТ) и «Табакерке» в подвале на улице Чаплыгина никакого рабского труда нет и быть не может. Речь об ином. Я руководствовался желанием избавить актеров от необходимости врать, плутовать и жульничать.
- «Заплати налоги и спи спокойно»?
- Примерно так. Теперь каждый подписывает сезонный контракт, где среди прочего черным по белому указано: организации, предлагающие артисту работу на стороне, должны обратиться к руководству театра и выкупить его трудодни. Как ты выразился, «оброк» собираю не с актеров, а со структур, желающих воспользоваться их трудом. Все оформляется официально, через бухгалтерию, сумму рассчитываю на основе ставки.
- И сколько за день набегает?
- Цифра колеблется от тысячи до полутора тысяч рублей. Пока больше других заплатили за весьма скромную по степени известности Наташу Бочкареву, мою ученицу. Прислали перевод примерно на 130 тысяч рублей (24 тысячи
479 гривен. — Авт. ). За съемки в каком-то сериале.
- А у вас, Олег Павлович, сколько кинокартин за плечами?
- Бог его знает. Больше ста, это точно.
- Неужели полвека назад ваш тогдашний начальник Олег Ефремов требовал, чтобы вы сдавали в театральную кассу копейку за каждую роль?
- И не пытайся поймать на слове, не получится. Я никогда не врал Олегу Николаевичу и между струйками не бегал, хотя снимался много. Однажды за меня театру «Современник» даже заплатили — уникальный случай по тем временам. В 1959 году я был на время сдан Ефремовым в аренду режиссеру Александру Зархи, начавшему работать над фильмом «Люди на мосту». Александр Григорьевич хотел заполучить меня и согласился компенсировать театру некоторые неудобства. А директором той картины работал бывший начальник концлагеря по фамилии Стефанский. Когда стучали в дверь его кабинета, он говорил: «Введите!» Впрочем, дело не в Стефанском, а в том, что, возможно, из-за съемок у Зархи я не сыграл Алешу в «Балладе о солдате», хотя Григорий Чухрай звал в эту картину. А ты как думал? Всегда приходится чем-то жертвовать. Вариант, который предлагаю своим артистам, наиболее бескровный. Главное, повторяю, теперь им нет нужды лгать, терять достоинство.
- Сами вы сегодня пример подаете, платите?
- А как же! Последняя моя роль была в картине Эльдара Рязанова о сказочнике Андерсене. На полагающиеся за меня отчисления театр по сниженной цене выкупил у съемочной группы четыре костюма, в которых я играл в фильме. Тем самым мы пополнили гардероб МХТ. По-моему, выгодная сделка.
- Все артисты приняли нововведение безропотно?
- Нет. Алексей Гуськов, например, предпочел выйти из труппы.
- Отпустили с Богом?
- С пожеланием дальнейших творческих успехов.
- Роли, в которых занят актер, за ним сохраняются?
- Пока идут спектакли — да. Теперь Гуськов находится на разовых, так это называется на театральном сленге.
- Писали, еще Константин Хабенский пытался бунтовать, но вы пригрозили смутьяну увольнением.
- Не читай сплетен из бульварных листков, пригодных лишь для употребления в сортирах.
- По-моему, все давно перешли на туалетную бумагу.
- Кое-кто сохраняет верность старым привычкам… Если бы я решил уволить подчиненного, сделал бы это без всяких угроз. Костя продолжает играть в трех спектаклях и репетирует в четвертом.
- И к кино звезду «Ночного дозора» не ревнуете?
- Нет. Для меня кино — ничейная территория. На нее хорошо периодически совершать набеги, но домом для актера должен оставаться театр. Главное, чтобы здесь все было в порядке.
- Справляетесь, Олег Павлович?
- А ты посмотри на наши показатели! МХТ собирает за месяц от 12 до 16 миллионов рублей (от 2 миллионов 259 тысяч до 3 миллионов 12 тысяч гривен. — Авт. ). И в «Табакерке» экономические дела складываются вполне успешно. Отвечу так, чтобы не слишком раздражать коллег. Для меня загадка, почему другие не следуют нашему примеру, в том числе и в плане выстраивания контрактных отношений с актерами.
- Но у вас наверняка есть собственная версия происходящего.
- Моя оценка сильно отличается от точки зрения прочих представителей театрального цеха. Давно привык к этому и реагирую спокойно, даже не пытаясь ничего оспаривать. Я же вижу, что многих коллег охватила растерянность, они плывут по течению: дескать, зачем трепыхаться, раз Волга все равно впадет в Каспийское море? Негоже так себя вести. На дворе 16-й год капитализма, он диктует совершенно иные взаимоотношения, а люди по-прежнему тоскуют о социалистической халяве. О чем говорить, если в России до сих пор так и не удосужились создать профессиональный союз работников театра?
«Много лет назад на вручении премии «Золотая маска» оказалось, что на меня награды не хватило»
- А как же Союз театральных деятелей?
- Это эфемерное творение досталось нам в наследство от советской эпохи. Атавизм и рудимент, привет из прошлого, в которое нет возврата.
- Но вы ведь входите в Союз?
- Хочешь знать, плачу ли членские взносы? Да, но благами за 15 лет ни разу не пользовался.
- Из принципа, надо полагать?
- Именно! Мария Гавриловна Савина, актриса императорского Александринского театра, создавая сто лет назад ссудную кассу, думала о том, как помочь больным и бедным артистам. В этом я с удовольствием принял бы участие и сегодня. Но в чем, ответь, смысл существования нынешнего СТД? ЮНЕСКО давным-давно определила минимум, который должен получать человек, имеющий диплом высшего театрального учебного заведения. А теперь спроси меня, где в России дотягивают до этой планки?
- Можно, сам скажу? Конечно, в МХТ и «Табакерке» на Чаплыгина.
- Да, у нас платят даже сверх того, что положено по шкале, но, увы, это никак не влияет на среднюю температуру по больнице: положение в большинстве провинциальных и некоторых московских театров не назовешь благополучным. Ситуацию мог бы исправить Союз, но в нем, на мой взгляд, многое делается неверно. Напрочь отсутствует идея, способная объединить людей. Во всяком случае, не вижу ее. Не думаю, будто что-то радикально изменилось за те два с половиной года, которые не хожу на заседания правления.
- Почему манкируете?
- На моих глазах произошел инцидент, после которого я решил: на собраниях мне делать нечего.
- О чем речь, Олег Павлович?
- О процедуре выдвижения на Госпремию России. На награду претендовал действительно неплохой спектакль, многократно к тому моменту сыгранный, собравший хорошие отзывы прессы и зрителей. Все было по делу, пока в список номинантов не добавили фамилию человека, чьи заслуги в успехе данной постановки показались мне, скажем так, не чрезмерными. После этого и перестал захаживать в СТД.
- Ничего личного?
- За кого ты меня принимаешь?! Шкурного интереса не преследую.
- Но хоть что-нибудь хорошее в Союзе есть? К примеру, «Золотая маска» вам нравится, Олег Павлович?
- И с премией этой я ежегодно расхожусь в оценках.
- А она чем не угодила?
- Так сложилось… Может, старая обида во мне сидит, злопыхательство мешает трезво взглянуть на вещи? Много лет назад мне ведь присудили «Маску», на этом настоял тогдашний председатель жюри Анатолий Смелянский. Он посчитал мое исполнение роли Ивана Коломийцева в спектакле Адольфа Шапиро «Последние» заслуживающим награды. Коллеги Смелянского поддержали, но на Табакова не хватило… маски. В буквальном смысле! Вместо нее вынесли на сцену что-то непонятное на палочке, и очаровательная, нежно любимая мною на протяжении многих лет Рита Терехова попыталась это мне вручить…
- Какой вы злопамятный, однако!
- Шучу. Наградами меня не обходят, даже сопредельные государства отмечают знаками отличия. В силу почтенного возраста, наверное. И «Маску» потом я получил, уже нормальную, полноценную, так что дело не в ущемленных амбициях. Во мне же 102 кило веса, столь крупные люди злыми не бывают.
- Спорный тезис.
- Я просто не терплю свинства в любых его проявлениях.
- Но если в Союзе все так плохо, может, возглавите процесс и поведете за собою, Олег Павлович?
- Меня звали в СТД после ухода Михаила Ульянова, инициативная группа вела переговоры. Отказался.
- Почему?
- Совмещать руководство Союзом и работу в театре нереально. Зачем бы пришел в СТД? «Маски» раздавать, играть роль председателя? Нет, уволь. Если говорить серьезно, не наград нам не хватает, а мозгов, спокойного анализа театрального процесса.
- Нам — это кому?
- Мне, конечно, но и коллегам тоже. Давно пора навести порядок с контрактами, прописать права и обязанности актеров, воздать по закону и заслугам. Для этого не нужно много ума, требуется желание. Понимаешь, в любой ситуации надо сохранять чувство собственного достоинства и уважения к другим. Наверное, знаешь, что ежегодно 27 марта Фонд помощи и развития театра Олега Табакова вручает коллегам премии за наиболее интересные работы сезона. В 2004 году «Внешагробанк», в котором мы держали деньги, разорился, объявил себя банкротом, и в результате десятки миллионов наших кровных рублей уплыли в неизвестном направлении. Я мог бы извиниться перед лауреатами: мол, простите, уважаемые, но в этот раз материальной подкрепляющей не будет, довольствуйтесь красивыми бумажечками, грамотами и дипломами. Наверное, люди из вежливости промолчали бы, но так делать негоже, это наверняка ударило бы по престижу награды. Посчитал: в подобной ситуации честнее и правильнее приостановить присуждение премий на трудный период, чем заниматься имитацией. Нам понадобился год, чтобы прийти в себя. Сейчас награждение идет в полном объеме. Только так! По-другому я работать не умею. Если впрягся, то тяну, не халтуря.
- Кстати, о тягловой силе. Тройка вороных, которых в финале спектакля «Похождение» выводят на сцену, состоит на балансе «Табакерки»?
- Нет, лошади у нас на разовых. Девушки по вызову, так сказать…
602
Читайте нас у Facebook
