Перед выходом на сцену Николай Цискаридзе боится встретить за кулисами уборщицу с пустым ведром

Сегодня имя народного артиста России Николая Цискаридзе известно во всем мире. 20 лет назад, после окончания хореографического училища, он сразу же был принят в труппу Большого театра. Сейчас Цискаридзе ведущий танцовщик Большого, а недавно стал еще и главным педагогом балета в театре.

Несмотря на солидный для артиста балета возраст (Николаю 37 лет), на покой он пока не собирается. По-прежнему много гастролирует, преподает в Хореографической академии и ведет передачу на телевидении. Вот и в Киев танцовщик приехал с гастролями. Цискаридзе не особо любит давать интервью, но с «ФАКТАМИ» разоткровенничался. Мы встретились в перерыве между репетициями за кулисами Национальной оперы Украины. Николай строго-настрого предупредил: «Ни слова не спрашивайте о балете. Я его просто ненавижу».

«Всегда отдыхаю на Лазурном Берегу — у своих друзей»

— Тогда признавайтесь, Николай, вы в приметы верите?

 — Конечно, все артисты очень суеверны. В театре знают, что у меня есть один пунктик: я очень не люблю, когда навстречу идет женщина с пустым ведром. Уже не раз отчитывал техничек, которые шастают за кулисами с пустыми ведрами. Прошу уборщиц положить в ведро тряпочку, да что угодно. И все равно перед каждым спектаклем кто-то обязательно появится с пустым ведром. Был забавный случай, когда женщина шла с пустым ведром, но, увидев меня, так растерялась, что ничего не придумала умнее, как сесть в ведро! Она была в возрасте уже, сидит и кудахчет — встать не может. Я понял, что она сидит в ведре, лишь подойдя совсем близко. У меня ведь близорукость.

— С вами не соскучишься! А отчего линзы не носите, если слабое зрение?

 — Не хочу знать, кто стоит в кулисах. Не вижу — и мне хорошо.

 

 

*Когда на сцену выходит Николай, публика замирает. Многих зрителей не интересует, какой спектакль дают в Большом театре, — они идут «на Цискаридзе»

— Так же можно и в оркестровую яму свалиться.

 — Не-е, ну такие-то вещи я вижу. У меня не настолько плохое зрение, просто лиц не различаю. Оркестровая яма — это опасно. Если человек туда упадет, вряд ли уже встанет.

— А вот Николай Басков как-то во Дворце «Украина» свалился — и ничего.

 — Ну, Коля Басков! Ему необходим эпатаж. Я таким способом себе признание не зарабатываю.

— Вашу профессию не назовешь легкой. Случались серьезные травмы?

 — О-ой! Конечно. Однажды на ровном месте поскользнулся. Вначале думал, ничего, а оказалось, что получил очень серьезную травму. Пришлось долго лечиться, заниматься здоровьем. Но, с другой стороны, отдохнул. Это было классно. Я человек ленивый. Вот сейчас выступлю в Киеве — и в отпуск на три месяца.

— Куда поедете?

 — Я на Лазурном Берегу отдыхаю всегда у своих друзей. Там у них настоящий рай.

— Жару как переносите?

 — Не люблю зной. Для меня 22 градуса тепла — самая комфортная температура. Либо мороз — минус 25. Зиму обожаю. Летом отдых у меня ассоциируется исключительно с морем. Я, можно сказать, вырос на курорте, в Пицунде. Каждое лето мы останавливались в Доме творчества кинематографистов. Туда со всей страны приезжали артисты, режиссеры. С детьми некоторых из них я до сих пор дружу.

«Теть из телевизора» видел рядом часто. Но для меня они почему-то не были выдающимися людьми. Меня гораздо более потрясали Майя Плисецкая, Галина Уланова. Когда знаете человека только благодаря телеэкрану, возникает ощущение, что вы с ним лично знакомы. Но, встречая его в жизни, поражаетесь несоответствию экранному образу.

— В Плисецкой вас что удивило?

 — В жуткие 90-е годы я был молодым артистом Большого театра. Зашел в буфет, а Майя Михайловна сидела там и что-то ела. Тогда почему-то исчезли металлические ножи-вилки и появились пластиковые. Я увидел, как Плисецкая ест из пластиковой тарелочки. Одной вилочкой держит кусочек, а другой — пытается отрезать, потому что не было ножа. Я был так удивлен, что эта великая женщина, которая известна на весь мир, просто зашла в буфет перекусить.

— Вы ведь родились 31 декабря. Каково быть именинником в новогоднюю ночь?

 — Наверное, для мамы новогодний праздник был отчасти испорчен. Правда, потом он стал действительно двойным. Я же не люблю день рождения, поэтому и к празднованию Нового года отношусь равнодушно. А с возрастом тем более не до веселья. Никогда не хотел быть взрослым. Когда слышу от детей, что они хотят поскорее вырасти, думаю: «Господи, какие глупые!» Я, видно, осознавал, что у меня слишком счастливое детство, поэтому и не хотел взрослеть.

— А в передаче у Познера вы признались, что у вас было сложное детство…

 — Детство было счастливым до приезда в Москву. С этого времени надо было серьезно учиться. Это уже было не детство. Началась настоящая работа, конкуренция. Одно дело, когда сталкиваешься с подобным в 20 лет. И совсем другое — когда тебе чуть больше десяти. Мироощущение меняется сильно. Мой случай был очень сложным еще и потому, что я оказался «эксклюзивно способным» в балете, что вызывало зависть и, как бы поточнее выразиться, противодействие учащихся. Детей настраивали в основном родители. Я детей не обвиняю.

— Звездной болезнью тогда не захворали?

 — Я понял очень быстро, что все равно лучше всех этих детей, вместе взятых. Но звездной болезнью это не назовешь. Ребенка трудно обмануть: он чувствует, нравится публике или нет. Я видел, как у людей менялись лица при виде меня. Не могу сказать, что был смазливый мальчик. По сравнению с грузинскими детьми я обыкновенный. За щечку трепали кого-то другого, но стоило мне в классе вытянуть ногу, все симпатичные дети уходили на двадцатый план. О них больше не вспоминали.

— Вы когда жили в Тбилиси, в какие игры играли?

 — В основном устраивал дома театр. Мне очень нравилось всякие представления делать из того, что попадало под руку. Играл в солдатиков, потому что у меня было огромное количество оружия и солдатиков, которых дарили очень много.

— Билеты на спектакли продавали?

 — А как же. Как-то мы приехали в деревню, где жил двоюродный брат, который меня всегда катал на машине. Спрашиваю, где автомобиль, а он, оказывается, всмятку, разбит — брат в аварию попал. Я устроил концерт. Пригласил соседей и пел, танцевал часа полтора… Собрал со всех деньги и отдал брату, сказав: «Вот тебе на ремонт». Это были мои первые деньги, заработанные благодаря искусству.

— В школе учились хорошо?

 — Был отличником. С красным дипломом закончил и хореографическое училище. С моей мамой Ламарой Николаевной по-другому не получилось бы — она была преподавателем математики и физики в школе.

— Учились, значит, из-под палки?

 — Нет, просто хорошо учиться дешевле было (смеясь). Меня пороли сильно… Дневник не проверяли никогда, мама его не подписывала. Я делал это за нее. У нас с ней было все на доверии. Само собой подразумевалось, что должно быть только пять в дневнике. Четыре — значит, ничего не делал.

«Если бы на один день стал женщиной, провел бы его в разврате»

— Помните свою первую загранпоездку?

 — Это было в 1990 году. Я поехал в Японию. Знаете, что меня больше всего поразило? Количество продуктов! У нас же тогда вообще голодуха была. Нас привезли из аэропорта в отель, на первых четырех этажах которого размещался гигантский магазин. А в подвальном помещении был двухэтажный рынок. Эти первые часы пребывания за границей до сих пор помню отчетливо. Тогда мне не нужны уже были карандаши, фломастеры, но я такое количество накупил этого барахла. Потому что у меня никогда прежде подобного не было. И сейчас, когда мои друзья своим детям что-то запрещают, я ребятам обязательно это дарю. На собственном опыте знаю, что получить надо все в том возрасте, когда тебе хочется.

— У вас есть качество, которое хотели бы искоренить?

 — Я слишком эмоциональный, а хотелось бы не обращать внимания ни на что. Чтобы быть толстокожим крокодилом, не расстраиваться из-за чьей-то глупости, подлости и хамства.

— Поесть любите? Или, как все балетные, на диетах сидите?

 — Поесть обожаю. Я же грузин.

— Люди с Востока всегда славились своей гостеприимностью.

 — Если у меня есть время принять кого-то, то я радушный. Но гости часто приезжают тогда, когда меня дома нет. Они просто живут в моей квартире. Есть люди, которым могу доверить ключи. Если же вы под гостеприимностью имеете в виду мои кулинарные способности, то я у плиты не стою.

— Готовить не умеете?

 — Все умею. Даже штукатурить могу. Просто никогда этого не делаю, терпеть не могу. Я по своей природе барин, но меня заставили всему научиться.

— Машину тоже сами не водите?

 — Зачем? Есть водитель. Естественно, я умею водить, имею права, но никогда не сяду за руль. Вот на скутере по воде прокатиться люблю. Катера очень нравятся. Люблю скорость и всегда хочу быть первым. А на дороге это невозможно. Нельзя, выезжая на трассу, лихачить.

— У вас огромная армия поклонников. Наверняка, они вас подарками балуют. Вязаные носки, банки с домашней консервацией дарили?

 — Все было… Как-то в конце 90-х, когда был дефолт, мне принесли книгу, завернутую в старую газету. Когда я ее раскрыл, был в шоке. Это оказалась антикварная книга, которая стоила несколько тысяч долларов. И таких вещей дарили немало. Одна дама пожилая подарила (я тогда Нарцисса танцевал) не покрытый глазурью фарфор «бисквит» с изображением нарцисса. Он у меня в коммуналке на шкафу долго стоял.

А потом пришел мой знакомый, имеющий отношение к живописи, и говорит: «Ой, Коленька, а что там стоит?» Я говорю: «Подарили». Он посмотрел, а это работа французского скульптора Фальконе! XVIII век.

— Любите дорогие штучки?

 — Я сорока по своей сути. Обожаю смотреть на украшения. Но умею их и носить. Правда, никогда в обыденной жизни не надеваю драгоценности. Мне не нужно ничего доказывать, что-то из себя представлять. Это и так видно. Китч не терплю.

— Николай, скажите, если бы вы на один день стали женщиной, что сделали бы в первую очередь?

 — (Пауза.) Женщиной? Наверное, провел бы в разврате весь этот день.

3338

Читайте нас в Facebook