Лариса Тронько: «Петр Тимофеевич как-то сказал: „Я не могу прожить меньше, чем моя мать. Она умерла в 96 лет“. Так и вышло»

За два месяца до своей кончины 96-летний Петр Тимофеевич в интервью «ФАКТАМ» признался: «В жизни сделал немало». Действительно, достижений Тронько хватило бы не на одну, а на несколько биографий. Будущий академик родился в 1915 году, при последнем российском царе Николае II, пережил гражданскую войну, голодоморы 1921–1923 и 1932–1933 годов, участвовал в обороне Сталинграда и освобождении Киева, а после войны — в восстановлении столицы УССР. Работал в комсомольских, партийных и советских органах. Но призванием его была наука, особенно отечественная история. Так, Петр Тронько инициировал издание 26-томной «Истории городов и сел Украинской ССР», за что вместе с тремя коллегами удостоился Государственной премии СССР. Благодаря усилиям Петра Тимофеевича удалось восстановить ансамбль Михайловского Златоверхого монастыря и Успенский собор, воссоздать Золотые ворота в Киеве. Появление в столице УССР Мемориального комплекса «Музей Великой Отечественной войны», музея под открытым небом в Пирогово и Дворца «Украина» — это тоже его заслуга. О том, каким был Петр Тимофеевич в жизни, «ФАКТАМ» рассказала его дочь Лариса Тронько, председатель правления БО «Фундацiя Героя України, академiка Петра Тронька».

«Отец вспоминал, как бабушка Горпина гладила его по голове и причитала: «Будеш, синку, старцiв водити»

— Будущий академик пас в детстве гусей и овец в родном селе Заброды на Слобожанщине, обносил с ровесниками чужие сады и малинники, за что получал на орехи от своей бабушки, Горпины Тадеевны, — рассказала «ФАКТАМ» Лариса Петровна. — На склоне лет отец часто рассказывал о своем детстве. Вспоминал, как после очередной проделки стоял в углу и бурчал себе под нос что-то обидное о бабушке. А когда она спросила, что он бормочет, выкрутился, сказав: «Я люблю вас, бабо». После чего его мгновенно освободили от наказания.

*Лариса Петровна мечтает открыть Мемориальный музей Петра Тронько в 2015 году, к 100-летию со дня рождения отца (фото из семейного архива)

Таких светлых воспоминаний о детстве у папы было немного. Ведь по его судьбе прошлись и гражданская война, и голод 20-х и 30-х годов. Одного из дядей моего отца в 1919 году расстреляли деникинцы, а второго в 1943-м — немцы. Петр Тимофеевич со слезами на глазах рассказывал, что его всю жизнь преследовал душераздирающий крик матери, которая на похоронах чуть не бросилась в могилу умершего от тифа мужа. Ее и трех малолетних детей (Петру едва исполнилось пять лет) приютили мамины родители, в доме которых на тот момент проживало десять человек. Отец вспоминал, как бабушка Горпина гладила его по голове и причитала: «Будеш, синку, старцiв водити. Житимете, поки я жива, а куди ви подiнетесь, як мене не стане?» «Буду пасти гусей та овець», — ответил внук. Маленький Петрусь знал, что такое водить нищих: у слепого односельчанина Терешка поводырем был семилетний мальчик.

— Что Петр Тимофеевич рассказывал вам о Голодоморе?

— Село Заброды, где они жили, насчитывало 400 дворов. В 1932–1933 годах от голода там погибли 152 человека. Чтобы помочь семье выжить, отец устроился сначала на шахту в Дзержинске в нынешней Донецкой области, а потом работал на спиртзаводе в селе Кленовое. Тогда же председатель сельсовета обвинил дядю отца, его звали Самсон, в том, что тот спрятал от государства зерно. Из-за этого у семьи отобрали единственную корову, которая была кормилицей трех малолетних дочек. От отчаяния дядя Самсон повесился в сарае, а жена, увидев его там, сошла с ума.

Папа рассказывал, что в голодные годы спиртзавод в Кленовом, где его избрали секретарем комсомольской организации, не прекращал переработку кукурузы и пшеницы. Истощенные крестьяне несколько раз брали предприятие штурмом и, наполнив мешки зерном, убегали. К чести милиционеров, охранявших социалистическую собственность, они стреляли не по людям, а в воздух...

Когда Петра Тимофеевича назначили заведующим заводской столовой, он попросил поваров готовить еды больше, чем нужно было для работников завода, чтобы помочь выжить голодающим. Папа рассказывал, что на всю жизнь запомнил очередь изможденных детей в заводскую столовую. Хотя отец и был членом КПСС, Голодомор он считал большой ошибкой и виной Коммунистической партии и ее руководства. Об этом и еще о многом другом он рассказывает в своих воспоминаниях, которые сейчас готовит к печати созданная после смерти отца и с участием мамы и моим «Фундацiя Героя України, академiка Петра Тронька».

— В 1947 году первый секретарь ЦК КП(б) Украины Лазарь Каганович обвинил второго секретаря ЦК ЛКСМУ Петра Тронько в «национальной ограниченности и притуплении политической бдительности», за что его и освободили от должности. Что отец рассказывал о Кагановиче?

— Он вспоминал: «Каганович был страшным человеком. Смотрит на меня и вдруг говорит: „Ты чего так смотришь на Лазаря Моисеевича? Не любишь? Хочешь убить?“ У меня затряслись колени, пропал голос, ведь ему ничего не стоило отправить меня на тот свет — одно движение руки, один телефонный звонок. „Нет, что вы...“ У меня было три встречи с Кагановичем, и каждая из них оставила страшный осадок».

Каганович был не единственным критиком Петра Тронько. Чего стоили нападки печально известного украинофоба Валентина Маланчука, секретаря ЦК КПУ по идеологии, в связи с созданием Музея народной архитектуры и быта в селе Пирогово под Киевом! А как шельмовали отца за комплексную Всеукраинскую программу увековечивания запорожского казачества и создание заповедника на острове Хортица в Запорожье! Первому секретарю Компартии Украины Владимиру Васильевичу Щербицкому часто приходилось защищать Петра Тимофеевича от нападок главного идеолога страны Михаила Суслова, который патологически ненавидел Тронько и запретил ставить «памятник этим казакам-бандитам» на Хортице.

«Перед визитом к начальству Петр Тронько подбадривал коллег: «Не дачу ж собi йдемо просити!»

— А ведь по тем временам гнев таких высоких чинов, как Каганович или Суслов, мог обернуться весьма плачевным результатом...

— Действительно, многие часто задавались вопросом: как это Тронько удавалось избежать репрессий, работая под началом таких руководителей, например, как Лазарь Каганович (первый секретарь Компартии Украины в 1947 году. — Авт.)? Да, Петр Тимофеевич долгие годы ходил по лезвию ножа, часто рисковал, не раз готовился «сушить сухари», но панического страха у него не было. Так называемые коридоры власти отца никогда не вели его к личному обогащению и известности. Он был чистой воды бессребреник, никто и никогда не мог уличить Тронько в корыстных побуждениях. Помню характерное выражение, которым он подбадривал коллег перед походом в кабинеты высокого начальства: «Не дачу ж собi йдемо просити!» Кстати, собственной дачи у нашей семьи действительно никогда не было. Мы с мамой и сейчас живем на государственной даче в Конче-Заспе, куда переехали около 30 лет назад. Это старенький щитовой домик площадью 40 квадратных метров. А в родительской квартире на столичной улице Грушевского создаем Мемориальный музей-квартиру Петра Тронько.

— То есть Петр Тимофеевич был настоящим трудоголиком?

— О себе отец говорил: «Люблю перти плуга поперед себе». Он был одержим любовью к своему народу, его истории и культуре. Кроме пятитомника воспоминаний отца мы с коллегами из фундации готовим к изданию его служебные дневники. Петр Тронько всегда охотно помогал всем, кто к нему обращался. Так было, кстати, когда он единственный из членов Совета министров УСССР поддержал Олеся Гончара, когда в 1968 году началась травля писателя из-за романа «Собор». Но мне кажется, что главная особенность отца как личности — это уважение к человеку, независимо от возраста, национальности и должности.

— Выдающийся ученый-историк Петр Тронько 17 лет бессменно работал заместителем председателя Совета министров УССР по гуманитарным вопросам. А что он считал главными достижениями своей жизни?

— Вы их перечислили: соборы, музеи, многотомное издание Истории украинских городов и сел. А вскоре выйдет 90-й том начатой им всеукраинской историко-документальной серии книг «Реабiлiтованi iсторiєю» — о безвинно репрессированных украинцах. Отец инициировал также научное обоснование и празднование 1500-летнего юбилея Киева, многих других древних украинских городов. Мне нередко доводилось слышать, что сделанного им хватило бы на несколько замечательных жизней. Это действительно так, но хочу сказать, что Петр Тронько никогда «не бронзовел». Жизнь научила его скромности и порядочности.

— Петр Тимофеевич ушел в 96 лет. Он вел здоровый образ жизни? Каким он был в быту, в кругу семьи, на отдыхе?

— Отец говорил: «Я не могу прожить меньше, чем моя мать. Она умерла в 96 лет». Так и вышло. Он был «жаворонком», всегда начинал день с продолжительной физзарядки. Любил играть в шахматы и волейбол, смотреть футбол и хоккей, собирать грибы или просто прогуливаться в лесу, ходить в горы. Обожал рыбалку и охоту, мастерски варил уху. Петр Тимофеевич очень красиво пел народные песни и любил отдыхать в хорошей компании. Но при этом практически не пил спиртного и очень мало ел, хотя и любил сладости. Много читал и был легок на подъем — любил путешествовать, каждый год ездил в Харьков и на родную Богодуховщину. Собирал и хранил вышивки, изделия народных мастеров. Очень бережно и трепетно относился к памяти о родителях. У нас сохранились его любимые семейные реликвии: иконы, которыми венчали его родителей более ста лет назад, вышиванки и рушныки, вышитые его мамой. Их можно будет увидеть в мемориальном музее, который мы мечтаем открыть к 100-летию со дня рождения Петра Тронько в 2015 году.

В детстве я редко видела отца, он все время пропадал на работе. Если же я не слушалась и мама считала, что ему необходимо вмешаться, папа усаживал меня на руки и рассказывал о выдающихся людях. Чаще всего — о Зое Космодемьянской и Лесе Украинке. Самого себя Петр Тронько никогда ни мне, ни кому-либо другому в пример не ставил. Все, кто знал отца, охотно подтвердят, что он был необычайно скромным человеком.

Читайте нас в Facebook

Сделайте «ФАКТЫ»
избранным источником
в Google News