Александр Злотник: «Познакомившись с Рождественским, я впервые увидел жизнь советского миллионера»
В семь лет он научился играть на баяне, а в 13 был принят в киевскую школу-интернат для одаренных детей. Его соседом по комнате был знаменитый Владимир Ивасюк. Александр Злотник закончил две консерватории — Киевскую и Одесскую. Написал музыку к двум тысячам песен, создал несколько мюзиклов, симфонические произведения и оперы. Он продолжает творить по сей день и говорит, что мелодии рождаются в его голове постоянно. Свой юбилей Александр Иосифович встретит с друзьями в одном из небольших концертных залов столицы. А поклонников порадует в конце января большим концертом во Дворце «Украина».
Александр Злотник несколько раз переносил нашу встречу. В конце концов пригласил поговорить в свой кабинет ректора Киевского института музыки имени Глиэра. Организационные моменты по празднованию своего 65-летия Александр Иосифович решал параллельно с вопросами строительства нового здания института. В ректорском кабинете центральное место занимает лакированный рояль. На нем ноты и альбомы по живописи — Злотник большой поклонник этого вида искусства. На столе для заседаний после ухода очередных посетителей — открытый коньяк, конфеты и витающий в воздухе запах дорогих сигарет. Приглашая к столу, Александр Иосифович говорит, что сладкого ему нельзя, но он иногда все же делает исключение. Глубоко затягивается очередной сигаретой и признается: «Увы, ни одной из своих привычек я еще не изменил…»
«Раньше играл в водное поло, плавал, а теперь даже зарядку не делаю»
— Это вы намекаете на свой возраст?
— Ну да, вроде бы пора подумать и о здоровье. К сожалению, уже 37 лет курю. Один раз, правда, бросил на семь месяцев, а потом снова закурил. Первый раз сигарету взял, когда начал работать на Киевской киностудии, писать музыку к картинам. Бывало, сидишь в монтажной с режиссером, а он курит одну за другой. Ну как тут удержаться. Поначалу просто брал сигареты, чтобы дышать через фильтр, а мне тут же огонек подносили. Один раз отказал, второй. Потом мне это надоело, ну и пошло-поехало…
— И сколько в день выкуриваете?
— Скажу, не поверите, от двух пачек. Раньше хоть спортом занимался. Играл в водное поло, плавал, а сейчас даже зарядку не делаю. Понимаете, я такой человек, который если чем-то занимается, то уже серьезно.
— Судя по курению — верю. Что еще из плохих привычек имеете?
— Ну, чарку могу потянуть. Но это не системно, а лишь когда есть повод. Правда, поводов много. Здесь меня спасает только машина. Когда я за рулем, ни капли в рот.
— Сколько вам было лет, когда смогли купить себе собственное авто?
— Машина у меня появилась в 25 лет — «Жигули» первой модели. Но я ее не покупал, отец отдал. После 30 лет, поехав однажды в Германию, я смог уже сам приобрести подержанный «Фиат». Моей следующей машиной была «Альфа Ромео», собранная на заводе в Турине с особой акустикой и 18-ю колонками. Потом я ее продал. Сейчас езжу на корейской легковой машине самого высокого класса. Признаюсь, люблю скорость, но стараюсь ездить внимательно. Материальное благополучие пришло ко мне в достаточно зрелом возрасте.
— Правда, что первую квартиру вам помог получить Иосиф Кобзон?
— Да, мне тогда исполнился 41 год. Я уже был членом Союза композиторов Украины и мог претендовать на квартиру на Троещине с дополнительной площадью — 20 метрами для кабинета, как было положено творческим работникам в советское время. Тогда я с семьей — женой, сыном Ильей и собакой Рошфор — жили на съемных квартирах. Как-то на концерте во Дворце «Украина» за кулисами стояли Иосиф Кобзон, Юра Рыбчинский и я — травили анекдоты. Зашел разговор о жилье. И я сказал, что квартиру снимаю. Кобзон меня страшно выругал и тут же занялся решением вопроса. Поговорил с премьер-министром Виталием Масолом, и буквально через три недели мне позвонили и предложили посмотреть квартиру.
Мне досталась трехкомнатная квартира площадью 90 квадратных метров на улице Воровского. Я был счастлив! Выбирая, лишь попросил, чтобы жилье было на последнем этаже, а в дверь можно было пронести рояль. Со своим инструментом я расставаться не собирался. Мой рояль попал ко мне от композитора Бориса Буевского. По возрасту он почти такой же, как и я. Рояль жив до сих пор и теперь стоит в новой квартире. Мои самые сокровенные мысли он слышит первым. А современный инструмент, электронный, у меня в загородном доме. Люблю работать с утра. Поднимаюсь, смотрю на природу, подпитываюсь и начинаю сочинять. Мне не всегда нужен инструмент, лишь бы была нотная бумага. Хотя, бывает, приходит муза, я хватаю листок, сам расчерчиваю и пишу.
«Никогда не занимался накопительством, всегда жил на широкую ногу»
— Муза часто вас посещает?
— Мне всегда есть, что писать. Но, конечно, самый большой стимул — финансовый. Это никто не отменял.
— Помните свой первый приличный заказ?
— Он был для фильма Родиона Ефименко «Кто «за», кто «против». Мы встретились случайно в Доме кино. Родион подошел ко мне, посмотрел внимательно и вдруг говорит: «Ты напишешь музыку для моего фильма». Спрашиваю: «Откуда вы знаете, что я напишу?» А Ефименко отвечает: «По глазам вижу». Тогда я только закончил Киевскую консерваторию, преподавал, делал аранжировки, но в кино не работал. К картинам допускались исключительно члены Союза композиторов, а я им не был. Ефименко провел мои сочинения через худсовет, хотя никто не мог понять, откуда появился такой композитор Злотник. Тем не менее договор со мной подписали и я прорвался в кино. Это был 1977 год. Заплатили мне по минимуму. Минута композиции стоила 30 рублей. За две серии картины я получил 1800 рублей. Для меня это были огромные деньги! Вообще, в кино очень выгодно работать. За музыкальный фильм можно было получить три с половиной тысячи рублей. А я в течение года писал музыку к четырем картинам.
— Тогда я не понимаю, почему до 40 лет вы не имели собственной квартиры?
— Я никогда не занимался накопительством. Признаюсь, жил на широкую ногу. У нас часто собирались компании. Если мне надо было попасть в другой город, я не задумываясь брал такси, билеты на самолет. Обедал и ужинал в ресторанах…
— Вы ведь стали работать и с московскими режиссерами.
— Моей первой российской картиной была «Цветы луговые», сценарий к которой написал Валентин Ежов. Он же автор «Сибириады», «Белого солнца пустыни», «Баллады о солдате». «Цветы луговые» был музыкальным фильмом, стихи писал Роберт Рождественский. Тогда Роберт был большим поклонником трио «Мареничи», с которыми я работал. Мы создали вместе пять песен. Я давал ему музыку, а он писал стихи. С Робертом Ивановичем было очень легко работать. В то время Михаил Суслов уже сказал свою знаменитую фразу о том, что место Владимира Маяковского в советской поэзии занял Роберт Рождественский. При этом Роберт четко понимал, что происходит вокруг, и был невероятным циником. Мы работали с ним дома, на его даче в Переделкино. Тогда я впервые увидел жизнь советского миллионера.
А в Москве Роберт жил по адресу Горького, 7, рядом с телеграфом, и из окон его квартиры была видна Красная площадь. Помню, как меня поразил банкет у него дома в честь 50-летия. Нас было человек двадцать. Для всех накрыли одинаковый сервиз: три тарелки, одна в другой, три ножа справа, три вилки слева и еще три ложечки сверху. Я не знал, что с этим всем делать! Потом подошли Ян Френкель, Женя Мартынов, Жора Мовсесян. Их посадили и тут же принесли точно такие приборы. Причем все это было серебро с позолотой. Роберт курил только «Мальборо», что в советское время было пределом мечтаний. По дому валялись блоки «Мальборо», и это было предметом моей легкой зависти. На даче в Переделкино вся мебель была палехская. Эту красоту тяжело себе представить! Мы знаем шкатулки палех, а тут мебельный гарнитур! Но пришел 1992 год, и случился сумасшедший денежный обвал. Роберт мгновенно из миллионера превратился в обычного человека. Свою квартиру на Горького он вынужден был сдавать, а сам жил в Переделкино. На Роберта развал Союза очень повлиял, он переживал и, думаю, поэтому не так много и прожил.
— Говорят, закат популярности трио «Мареничи» начался как раз с юбилейного концерта Роберта Рождественского.
— Да, он проходил в Колонном зале Дома союзов. «Мареничи» должны были петь три наши песни: «Надо однажды», «Нельзя терять друзей» и «Не смейтесь над первой любовью». Концерт снимала редакция музыкальных программ Центрального телевидения. Ждали приезда «Мареничей», а их все не было. Вдруг меня зовут к телефону. Звонит Антонина и говорит: «Олександре, ми не приїдемо, тому що вирiшили спiвати виключно українською мовою».
— Ничего себе!
— Конечно, Роберт очень на них обиделся. И когда по Союзу поползли сплетни о якобы их отъезде за границу, Рождественский не предпринял никакой попытки помочь «Мареничам» вновь «выплыть».
«Песню «Гай, зелений гай» я, Юрий Рыбчинский и Назарий Яремчук сочиняли всю ночь — до шести утра»
— Откуда пошел этот слух?
— «Мареничи» должны были давать концерт в Ивано-Франковске. Тогда каждый из них за выступление получал немного — по 19 рублей. С ними работал администратор, в «дипломате» которого постоянно болталась бутылка коньяка. Он заливал глаза и не очень хорошо соображал в особо важные моменты. В этом состоянии он, думая, что встречается с представителем местной филармонии, сказал, что артистам нужно в конвертике еще 300 рублей. А перед ним стоял начальник управления культуры области. Тут же в министерство культуры доложили о том, что «Мареничич» хапуги. Их сняли с эфира и на полгода лишили возможности выступать за пределами Волынской области. Слух о том, что «Мареничи» уехали, распространил их же администратор, с которым артисты решили расторгнуть отношения. В общем, отомстил. Очень жаль, что так случилось, это было действительно феноменальное трио.
— Ровно 35 лет назад Валентина Толкунова исполнила вашу песню «Звiдки в тебе очi синi?», сделав вас популярным композитором.
— Это было на фестивале «Киевская весна» в 1978 году. Я предложил Вале песню на украинском языке на стихи Игоря Лазаревского. Она тут же выучила слова и записала ее. В то время пианистом Толкуновой был выдающийся концертмейстер Владимир Ашкенази, который перешел к ней от Клавдии Шульженко. Он был небольшого роста, а пальцы громадные, каждый, как у меня два! Он просто накрывал ими всю клавиатуру, но играл блестяще. Тогда с Валей я даже спел вторым голосом. Она впервые вывела меня на сцену во Дворце спорта. До сих пор помню свои ощущения. Я чувствовал себя как на корабле, от волнения все качалось перед глазами. В зале 10 тысяч зрителей, эмоции зашкаливали. Такое забыть невозможно. В моей жизни было несколько подобных эмоциональных моментов.
— Например, успех, когда Назарий Яремчук исполнил вашу с Юрием Рыбчинским песню «Гай, зелений гай»?
— С ней была связана интересная история. Впервые я услышал Назария, когда он получил приз зрительских симпатий на фестивале «Болгарская лира», исполнив песню Раймонда Паулса «Я тебя рисую». Помню, подумал тогда: «Зачем ему петь на русском языке, если он из Буковины — региона, где такая богатая мелодика?» И решил написать для него что-то ритмичное. Нас познакомил муж Софии Ротару Анатолий Евдокименко. Я сказал Назарию, что у меня есть для него мелодия, а слова напишет Юрий Рыбчинский. Я лишь попросил Юру, чтобы в песне были слова: «Гай, зелений гай» и «Грай, музико, грай». Я знал, что у Назария очень красиво получается звук «а». И вот мы втроем встретились у Юрия Рыбчинского дома. Сочиняли до шести утра. Юра закончил последнюю строчку, Назарий взял еще «горячий» клавир, а мы потянулись за «рукописом».
— «Рукописом»?!
— В то время так называли самогонку. Выпивать на рабочем месте строго запрещалось. Бывало, звонишь в министерство культуры или редакцию, говоришь кодовое слово: «Приезжай ко мне, у меня есть два очень интересных «рукописа». И все становилось понятным. Так вот, выпили мы тогда у Юры по рюмочке «рукописа» за счастливую судьбу песни, Назарий уехал в Черновцы, а через месяц «Гай, зелений гай» стал просто бомбой! Помню, я приехал в Черновцы, зашел в ресторан, ко мне подлетел музыкант из оркестра, бухнулся на колени и провозгласил: «Спасибо, кормилец! Мы за вечер раз 20 за деньги вашу песню играем».
— Думаю, вы очень счастливый человек…
— Наверное, да. Со мной по жизни шли многие великие люди. Ведь на самом деле жизнь человека складывается из взаимоотношений. К тому же у меня прекрасная семья: жена, трое детей. Младшая Софийка, похоже, пойдет по моей стезе. Ей 12 лет, у нее прекрасный голос, и если дочь захочет стать певицей, то я не буду возражать.
4538Читайте нас в Facebook
