"Киборги": "Когда взорвали центральный зал нового терминала, толстые кирпичные стены как ветром сдуло"
На днях в столичный военный госпиталь доставили нескольких тяжелораненых бойцов 90-го аэромобильного батальона. Это они держали последнюю линию обороны Донецкого аэропорта или, как его теперь называют, «украинского Сталинграда». Десантники защищали участок аэропорта даже после того, как боевики взорвали опоры здания и наши воины оказались погребенными под грудами бетонных обломков. Многие «киборги» получили тяжелые ранения и переломы. Но и в таком состоянии они не выпускали из рук оружие, отбивая атаки российских наемников.
«Боевики не давали возможности даже вынести раненых из здания»
Бойцы с позывными «Итальянец» и «Чуб» лежат в одной палате хирургического отделения: у обоих осколочные ранения рук и ног, гематомы, ушибы. На подоконнике стоят свежие цветы, торты и пирожные — это от волонтеров. Они забегают в палату каждые пять минут: «Мальчики, что вам еще нужно?» Раненые мотают головами: мол, все есть, ничего не надо. Что меня поразило, у бойцов одинаковый взгляд — отрешенный, безжизненный. Когда я начала расспрашивать их о пережитом, мужчины не могли рассказывать спокойно: вертелись на койках, пытались вскочить на ноги, иногда их глаза наполнялись слезами…
— Не фотографируйте нас, — просит 32-летний «Чуб». — И фамилий не называйте. Сепаратисты внимательно читают украинские газеты, а потом используют всю информацию против нас, часто запугивают семьи бойцов… Два дня, проведенные в Донецком аэропорту, я буду помнить до конца своей жизни.
— Мы ведь знали, на что шли, — подключается к разговору 41-летний «Итальянец». — В середине января украинские военные контролировали только крошечный клочок на первом этаже нового терминала. Второй, третий, четвертый, пятый этажи здания, а также подвал занимали боевики. На ста квадратных метрах, которые удерживали наши ребята, стояли бойцы из группы огневой поддержки нашего батальона и еще несколько бойцов из 93-й, 74-й и 80-й бригад. Шли постоянные ожесточенные бои, хлопцы морально устали. Они очень сильно просили забрать раненых. Фактически два дня мы слушали по рации их просьбы: «Заберите «трехсотых»… Заберите «трехсотых». Но наш выезд почему-то откладывался, и только 19 января, в четыре часа утра, нам дали команду выдвигаться на терминал.
— Как вам удалось добраться до аэропорта? Ведь боевики почти ежеминутно обстреливают ведущую туда «дорогу жизни».
— Ехали в специальном тягаче, — объясняет «Итальянец». — Он хоть и бронированный, но «прошить» его из крупнокалиберного пулемета — раз плюнуть. «Сепары» стреляли непрерывно. Пять раз попали в тягач снарядами из реактивного противотанкового гранатомета. После каждого попадания так трясло, что мы думали, и гусеницы отвалятся! Но как-то проскочили. Только подъехали к новому терминалу, нас тут же стали забрасывать гранатами — они летели с третьего и четвертого этажей. К счастью, никто не пострадал — мы за секунду заскочили в здание. Увидев нас, хлопцы так обрадовались! Аж духом воспрянули.
С нами приехал санинструктор, мы его называли «док». Его задача была оказать первую помощь раненым, чтобы затем эвакуировать их. На том же тягаче должны были уехать бойцы, которые уже несколько недель находились в аэропорту. По сути, мы приехали, чтобы заменить их. Но боевики не давали нам возможности вынести раненых из здания. Так гатили из тяжелой артиллерии, что пол под нами ходил ходуном. На помощь должна была прийти наша тяжелая техника и артиллерия. Однако сепаратисты не подпустили ее даже к территории аэропорта. Поэтому и бойцы, и раненые, и погибшие остались вместе с нами в забаррикадированном со всех сторон крайнем углу первого этажа.
Сначала нас было 55 человек. Двадцатого января, на рассвете, с верхнего этажа по нам выстрелили из тяжелого орудия. Один из осколков пролетел через весь зал и попал нашему товарищу в горло — он умер мгновенно. Спустя несколько часов боевики подорвали центральный зал терминала. Мы так поняли, что взрывчатку заложили снизу, в подвале. Перед этим «сепары» обложили зал противотанковыми и противопехотными минами. Это все разом так бахнуло — на нашем этаже снесло все стены! А ведь они были толщиной в полтора кирпича. Но их как ветром сдуло.
Нас привалило кирпичами. Еле выбрались: слава Богу, тогда все остались живы. От взрыва наши баррикады рассыпались в пыль. Перед этим мы установили на них специальные сетки, чтобы брошенная в нас граната не закатилась за баррикаду. Понятно, что от сеток не осталось и нитки. Пришлось срочно создавать новую линию обороны.
«Приходилось собирать кусочки льда и рассасывать их»
— Из чего сооружали новые баррикады?
— Из всего, что было под руками, — поясняет «Чуб». — Ящики с боеприпасами, засыпанные пустыми гильзами мешки, обломки здания — кирпич, бетон, железо… Баррикады были нашей единственной защитой от террористов. Мы ведь удерживали только небольшой участок первого этажа. По нему бегали боевики и, прячась за колоннами, стреляли по нам. Время от времени палили из «рукавов» (устройства для сообщения самолетов со зданием аэровокзала. — Авт.). Плюс с верхних этажей забрасывали нас гранатами. Правда, без особого результата. Но после того как они взорвали центральный зал, у них появилась возможность бить по нам прямой наводкой. Начались такие перестрелки! Если «сепары» стреляли по нам с верхних этажей, то клали залпы так, чтобы пули, отскакивая рикошетом от бетонных колонн, залетали в наш угол. Но мы тоже не молчали: отвечали им тем же.
— Вы видели, кто по вам стрелял?
— Видеть — не видели, но слышали, — откликается «Итальянец». — Скорее всего, это были чеченцы. Каждый выстрел из подствольного гранатомета сопровождался выкриками: «Аллах акбар!» Они были хорошо вооружены. По нам «работали» из стрелкового оружия различных калибров, из подствольного и танкового гранатометов, из станкового пулемета… Двоих ребят серьезно ранило. Мы оттащили их в закоулок, где был минимальный риск попадания осколков. Тогда многие наши получили ранения. Но почти все остались в строю. Например, у ног нашего старшины разорвалась граната. Раны были страшные, а он все равно сидел с нами на баррикадах, отстреливался.
— Знаю, у вас не было ни света, ни воды. Как выживали?
— После того как террористы взорвали центральный зал, наш генератор накрылся. Сидели в полной темноте. Свечи были, но мы их не зажигали. Малейший огонек — и враг сразу определяет твою позицию. Правда, курили постоянно. Как? Накрываешься бушлатом, поджигаешь сигарету и так, под бушлатом, куришь. Еды у нас хватало, а вот с водой, правда, были проблемы. Когда после взрыва рухнули стены, то кирпичами раздавило все баклажки. Вода замерзла. Приходилось собирать кусочки льда и рассасывать их. Ночью пошел дождь: мы поставили наружу кусок уцелевшей баклажки и собрали в нее немного воды.
Но никто не жаловался. Хлопцы держались как настоящие «киборги». Из обломков битых кирпичей мы построили еще одну — чуть дальше первой — баррикаду в форме полукруга. И таким образом полностью закрыли подходы к нам. Боевики обстреливали нас целый день, мы успешно отбивали атаки. Это был прямой, тяжелый бой… Поняв, что так просто взять нас не получится, 20 января террористы в подвале заминировали балки перекрытий первого этажа, а затем взорвали их.
«После взрыва мы, пролетев не меньше десяти метров, приземлились в подвале»
— Слышала, что сепаратисты доставили взрывчатку в терминал обманом. Договорились с руководством штаба АТО, чтобы им дали коридор для эвакуации раненых и убитых. И, получив разрешение, завезли в аэропорт большое количество взрывчатых веществ.
— То, о чем вы говорите, происходило еще 15 января, — хмурится «Чуб». — Была договоренность: мол, обе стороны прекращают огонь, чтобы забрать из нового терминала «двухсотых» и «трехсотых». «Сепары» своих забрали, а сами не дали нам вывезти ни одного… Взрыв был такой силы, что рухнула почти вся конструкция здания, даже крыша. Сразу «легли» два нижних этажа — первый и второй, потом третий и четвертый. Мы, пролетев не меньше десяти метров, приземлились в подвале. Кто-то погиб сразу, а у кого-то — ни царапины.
Больше всех пострадали те, кто находился по центру нашего угла. Мало кого из них мы смогли отыскать вообще… Повезло стоявшим по краям. Лично меня спасло то, что за минуту до взрыва сильно захотелось спать. Отошел на край баррикады, присел на ящик — и тут что-то громыхнуло. Вспышка — и я начал падать. В глазах темнота. На лету цеплялся за что-то руками, от чего-то отпихивался ногами. Каким-то образом оказался под бетонной плитой. Она легла под углом сорок пять градусов, прикрыв меня от падающих сверху обломков. Слышу, кто-то подо мной просит: «Слезь с меня». Я отодвинулся. И тут снова: «А теперь слезь с меня»… Нам еще повезло, что две плиты упали рядом под наклоном. Обрушься они плашмя, никто из нас точно не выжил бы.
— Не знаю, какую взрывчатку использовали сепаратисты, но это было что-то очень мощное, — добавляет «Итальянец». — После взрыва балки перекрытий выглядели так, будто их разрезали гигантским ножом. За пару секунд до взрыва раненый старшина попросил, чтобы я оттащил его чуть в сторону — сходить по нужде. Он оперся на меня, мы сделали два шага — бах! — и так, в обнимку, провалились куда-то вниз. Летим — и нет ни конца ни края. Помню, я упал, потерял сознание… Очнулся и сразу стал смотреть по сторонам: где старшина? Вижу, лежит рядом. «Толян, ты живой?» — спрашиваю. «Вроде да», — говорит. Я ощупал себя — целый. Потом старшину — тоже нет переломов. Помог ему подняться на ноги, и мы стали вытаскивать из-под груды обломков ребят.
Это было жуткое зрелище: вокруг куски бетона, здоровенные металлические трубы, а под ними лежат наши хлопцы. Страшные, открытые раны… У некоторых ноги были вывернуты на 180 градусов — их буквально прижало к ушам. Живых вытаскивали, мертвых уже не трогали…
— У одного парня в нескольких местах были сломаны позвоночник и ноги, — продолжает после долгой паузы «Чуб». — Его вообще перемолотило, как в мясорубке. Он кричал страшно. Просил, чтобы его пристрелили… Раненых выносили через коридор, соединяющий подвал с первым этажом, и укладывали в уцелевшей рампе (площадка с навесом для разгрузки и погрузки самолетов. — Авт.).
Там же мы заняли крайнюю точку обороны — это двадцать квадратных метров. Оружия почти не осталось. Нам удалось найти под завалами несколько автоматов Калашникова и два пулемета. Тут же начался бой: боевики атаковали нас со всех сторон. Часть выживших бойцов отстреливалась, другие бегали вниз — искали среди обломков патроны и гранаты — и подавали их нам наверх.
Наши рации тоже остались под завалами. Чудом уцелели только несколько мобильных телефонов. С их помощью мы вышли на связь с руководством батальона и товарищами из других бригад. Запросили подкрепление и срочную помощь раненым. Медикаментов у нас не было: все индивидуальные аптечки сорвало взрывом. Наш медик Костя делал что мог, но травмы были такие, что ребята умирали у нас на глазах… Мы ждали подмогу девять часов.
— Как вам объясняли, почему не идет подкрепление?
— Никак, — срывающимся голосом отвечает «Итальянец».
— Объясняли, как обычно: мол, решаем вопросы, готовим команду, готовим прикрытие, — вздыхает «Чуб». — Эти байки мы слушаем уже давно. Поэтому понимали: особо рассчитывать на помощь нельзя. Надеялись только на себя.
— Снизу начали доноситься странные звуки, — вспоминает «Итальянец». — Очевидно, боевики начали минировать опоры подвала — как раз под нами. Я понял: еще полчаса, и все — нам конец. Достал из кармана мобильный, собрался звонить жене, чтобы попрощаться. Но в последнюю секунду сдержался. А ровно через минуту командование дало приказ отходить из аэропорта. Половина наших остались с ранеными. А мы начали выходить из терминала группами по нескольку человек. Думали: нащупаем безопасный коридор, выпросим на базе помощь и, не мешкая, вернемся уже с подкреплением.
— Выходили через взлетное поле, а это зона постоянного обстрела, — продолжает «Чуб». — Была ночь, и боевики нас не заметили. А то бы расстреляли, как зайцев на поляне. Самым тяжелым было пройти через перекрестный огонь. «Сепары» как раз обстреливали позиции украинских военных, расположенные неподалеку от аэропорта, из крупнокалиберного пулемета «Утес». Наши, понятно, отстреливались. И все эти снаряды летали прямо у нас над головами. Пока стреляют, падаем на взлетную полосу и лежим. Затихло — подскочили и бежим со всех ног. Двое ребят были с переломанными ногами. Но бежали наравне со всеми. Они не просто жить хотели. Они хотели спасти своих товарищей, которые лежали на бетоне, истекая кровью, без медикаментов, без обезболивающего…
Выскочив со взлетной полосы, чуть не напоролись на группу вражеских диверсантов. Хорошо, что у нас был с собой тепловизор. Вовремя заметили движущихся прямо на нас мужиков с автоматами, успели спрятаться. Возле бетонного ограждения аэропорта остановились, чтобы подождать идущую позади группу. И тут по нам начал «работать» пулемет. Заметили, значит — у боевиков, полностью окруживших территорию аэропорта, тепловизоры тоже имеются. К счастью, никого из наших не задело. Мы таки выбрались к своим. Хлопцы напоили нас горячим чаем, погрузили в БТР и повезли в ближайшую больницу. Потом мы узнали, что на рассвете еще двое наших сумели выйти из аэропорта. Всего оттуда выбрались 17 человек.
— А те бойцы, которые остались с тяжелоранеными, так и не дождались подкрепления…
Мужчины долго молчат. Видно, что с трудом сдерживают бушующие внутри эмоции.
— Мы таки выбили помощь, — тяжело вздыхает «Итальянец». — В аэропорт пыталась зайти наша тяжелая техника, но боевики не дали. Несколько многоцелевых бронированных транспортеров сгорели прямо перед новым терминалом. Шестнадцать бойцов вместе с нашим комбатом Олегом Кузьминых попали в плен. Что с Олегом сделали в Донецке, вы уже знаете… В Интернете на «сепарских» сайтах разместили видео с телами погибших из нашего батальона. Когда мы уходили из аэропорта, эти ребята были ранены, но живы. Боевики добивали их из автоматов.
— На одном из телеканалов, рассказывая о последних боях за Донецкий аэропорт, подчеркнули мистическую деталь. Якобы в тот момент, когда «киборги» покидали разрушенный терминал, украинский флаг разорвался на куски.
— Какая мистика?! Я вас прошу! — срывается «Чуб». — Кто там смотрел на этот флаг? Не до него было. Хлопцы — контуженные, раненные, поломанные — держали оборону. До самого крайнего момента…
— В мистику не верю, а вот в Бога — верую, — отзывается «Итальянец». — Я уже 15 лет хожу в церковь. И когда стало понятно, что выжить нам вряд ли удастся, позвонил жене и попросил ее молиться за нас. Супруга тут же позвонила нашему пастырю, а он — другим священникам. Потом я узнал, что, когда боевики взрывали здание аэропорта, за нас молились в сотнях церквей по всему миру, даже в Америке.
— Вот лежу здесь, в госпитале, и мучаюсь, — признается «Чуб». — Не раны болят — душа. В жизни часто так бывает: оглядываешься назад и понимаешь, что можно было все изменить. Можно было спасти хлопцев. Были варианты… Мы говорили ребятам, что идем за помощью. Обещали поставить всех на ноги, но любой ценой вытащить их оттуда. Нас заверяли: утром в аэропорт пойдут два бронированных транспортера. Однако они выдвинулись не через два часа, как нам обещали, а только через сутки. И все равно не дошли, их взорвали по дороге. Водителей еле спасли — вытаскивали из горящих машин.
— А я корю себя за то, что ушел из нового терминала, — говорит, едва сдерживая слезы, «Итальянец». — Наш старшина — тот, раненый, с которым я в обнимку летел во время взрыва, был мне как брат. Мне сказали, что он первый, впереди группы, вышел на взлетное поле. И я побежал за ним. Но когда догнал первую группу, ребята сообщили: по дороге старшина принял решение остаться с «трехсотыми» и вернулся назад. Узнай я об этом раньше, тоже вернулся бы… Не могу простить себе, что оставил брата там, на растерзание террористам.
*"Киборгами" украинских солдат, самоотверженно защищавших аэропорт, прозвали за боевые качества и храбрость (фото Сергея Лойко)
Фото в заголовке с «Фейсбука»
13542Читайте нас в Facebook
