Тарас Штонда: "В семь лет, наслушавшись Соловьяненко, я пел, подражая ему, на итальянском языке"
Творческий график народного артиста Украины Тараса Штонды расписан на год вперед. Через несколько месяцев Тарас улетает в Швецию, где будет петь в Мальмё в одном из ведущих оперных театров страны. А перед этим на сцене Национальной оперы Украины состоится премьера оперы «Моцарт и Сальери», поставленной специально на Штонду. Тарас cобирается отметить 25-летие творческой деятельности, признаваясь, что находится в самом расцвете сил.
*В опере Модеста Мусоргского «Борис Годунов» у Тараса Штонды главная партия
— Родители рассказывали, что я запел практически сразу после того, как произнес первые слова, — вспоминает Тарас Штонда. — В три года меня отдали в детский садик. Ехать к нему приходилось на трамвае. Мама говорила, что сажала меня на коленки, и я начинал громко, на весь вагон, петь. Мой репертуар состоял из песен, которые услышал дома на пластинках. Родители были большими поклонниками музыки. Дома был проигрыватель, и мама ставила украинские народные песни, русские романсы. Хорошо помню, как баском пытался воспроизвести дуэт Одарки и Карася из «Запорожца за Дунаем» и, знаете, неплохо получалось.
— У вас в три года уже был низкий голос?!
— Это удивительно, но у меня никогда не было тоненького детского голоска. Он всегда был низковатым. Правда, в семь лет я решил, что у меня тенор. Наслушавшись Анатолия Соловьяненко, пел, подражая ему, на итальянском языке. Это было как раз то время, когда меня отдали в музыкальную школу по классу фортепиано. Все ученики должны были ходить на хор, и я в том числе. Тогда я уже перестал петь в трамваях и общественных местах. Стал скромным, застенчивым мальчиком. И выступая вместе с хором, никак не выделялся. Солистом меня не взяли, а поставили в самый дальний ряд, где я что-то бубнил своим низким голосом. Так продолжалось лет до 15-ти. Мне даже стало казаться, что пение — не совсем мужское занятие. Перелом случился, когда родители на 16-летие подарили мне набор пластинок Федора Шаляпина. Это были музыка и голос, которые меня зачаровали. Я попытался что-то повторить, у меня немного получилось, и с тех пор пение стало единственной моей мечтой. Потом стал слушать также Бориса Гмырю, понимая, что к такому мастерству можно идти всю жизнь.
— Ваши родители были музыкантами?
— Нет, они работали на заводе «Арсенал». Папа, несмотря на то что имел техническое образование, был большим поклонником оперы. Он и сам имел неплохой голос и пел в капелле КПИ. Это аматорская капелла, но одним из ее солистов был даже Анатолий Мокренко. Папа до сих пор с гордостью говорит, что в Киеве нет ни одной площадки, где бы он не выступал в составе капеллы. По семейной легенде, прекрасный голос был и у моей прабабушки по маминой линии. В 1913 году в своей гимназии на улице Фундуклеевской прабабушка пела в концерте, посвященном 300-летию дома Романовых. Может, она бы и стала профессиональной певицей, если бы не началась Первая мировая война. Прабабушка умерла, когда я был еще совсем маленьким, но до сих пор помню ее голос, который тогда мне казался похожим на колокол.
— Помните свое выступление на сцене, которое принесло вам первый гонорар?
— Это была победа на конкурсе имени Глинки — большом престижном оперном конкурсе, который проводился ежегодно в разных городах Советского Союза. Я стал лауреатом в 1991 году в Алма-Ате. По сути, это был последний всесоюзный конкурс. Мне тогда исполнилось 24 года. Я получил денежную премию — около двух тысяч рублей. Но в то время Советский Союз практически распался, цены полезли вверх, поэтому ничего стоящего за эти деньги купить уже не смог. Вернулся домой и все деньги отдал маме. Я тогда был студентом четвертого курса консерватории и мой педагог Галина Станиславовна Сухорукова привела меня на прослушивание в Национальную оперу Украины.
— Получается, вы уже отпраздновали 25-летие творческой деятельности?
— Да, можно так сказать. Вначале меня слушали в одном из классов театра, в сопровождении фортепиано. Именно там, где сейчас у нас проводятся репетиции. Я был тогда такой себе свежеиспеченный лауреат всесоюзного конкурса. И, знаете, мне совершенно не было страшно — руки-ноги не тряслись. А вот когда поступал в Музыкальное училище имени Глиэра, нервничал катастрофически! Помню, вышел на сцену перед приемной комиссией и чувствую, что у меня дрожат ноги. Я не выдержал и в сердцах вслух произнес: «Что ж ты будешь делать, ноги дрожат!» Понятно, всех этим насмешил.
А в Национальной опере Украины после того, как я спел в классе и, видимо, понравился, мне предложили порепетировать с оркестром. И уже после второго испытания сказали разучивать оперную партию с концертмейстером театра. Это была знаменитая роль Короля Филиппа в опере «Дон Карлос» Джузеппе Верди. Мой первый урок в театре состоялся в январе 1992 года. Так что свой творческий юбилей я отмечаю именно в эти дни.
— Какая опера с вашим участием была первой на сцене родного театра?
— «Евгений Онегин» Чайковского. В ней я пел Князя Гремина, это очень ответственная роль. Тогда случилась забавная история. Я ведь высокий бас-баритон и не славлюсь стабильными низкими нотами. Они никогда не были моим козырем. И вот выхожу на сцену Национальной оперы в своей первой роли, пою знаменитую арию и понимаю, что могу не вытянуть финальную нижнюю ноту. И вдруг слышу, как кто-то за кулисами поет эту ноту вместе со мной. Я был просто потрясен! С этой вовремя подоспевшей помощью финал у меня получился отличный. Я пошел за кулисы, чтобы поблагодарить того, кто это сделал. Оказалось, мне помог артист хора нашего театра Анатолий Горбаченко. Он обладал очень низким басом и для него эта нота не представляла никакой сложности. Таким образом он буквально спас мой дебют на сцене.
— Наверняка, за эти годы вам предлагали уехать работать за границу?
— Я даже не рассматривал такие предложения. Никогда не хотел покинуть родную Украину. Профессия оперного певца дает счастливую возможность жить в своей стране, петь в родном театре и одновременно быть приглашенным солистом в оперных театрах разных стран Европы. Что мне успешно удается в течение последних примерно 15 лет. Я получаю предложения, так называемые ангажементы, из различных театров. Часто приходится участвовать в кастингах на ту или иную роль и конкурировать там с оперными певцами из разных стран. Если в итоге выбирают меня — это каждый раз является своеобразной творческой победой. Так, я участвовал в постановках и пел спектакли в Лондоне, Мюнхене, Копенгагене, Осло, Будапеште, Лионе, Антверпене, Мальмё и многих других городах.
— Вы бережете свой голос?
— Никаких особых запретов себе не устанавливаю. Могу даже есть семечки. Единственное, чего боится мой голос, — простуды. Конечно, лучше всего в холодное время вообще не петь. Но, как назло, именно тогда и случаются важные события. Помню, несколько лет назад в Антверпене мне предстояло петь премьеру «Чародейки» Чайковского. А я был совершенно болен, голос практически не звучал. Но выхода не было — пришлось петь. Последнее время за день до спектакля стараюсь не выходить на улицу в холод — боюсь переохлаждения. Соблюдаю также режим тишины — стараюсь меньше говорить.
— Вы придерживаетесь диеты?
— Все время думаю о том, что неплохо бы сесть на какую-то из диет. Но дальше желаний пока у меня дело не шло. Не соблюдаю особого режима и в день спектакля. Обычно за несколько часов до выхода на сцену я плотно обедаю. Могу поесть даже за час — на мой голос это никак не влияет. Более того, если во время спектакля чувствую голод, то мне ничего не стоит за кулисами что-нибудь перекусить. Ну и, конечно, святое дело — поесть после спектакля. Можно немного и выпить. Так что пока в еде я себя не ограничиваю. Сам, правда, готовить не умею. В состоянии разве что поджарить себе яичницу.
— Шумно отпраздновали свой 50-летний юбилей?
— Как и женщинам, нам, мужчинам, не совсем приятна эта цифра. Мой жизненный юбилей совпал с творческим, поэтому шумно отмечать собираюсь именно его. А день рождения прошел достаточно скромно, были только самые близкие люди. Ни о каком особом подарке я не мечтал. Мне кажется, мужчина, подходя к такому рубежу, должен уже иметь все то, о чем мечтал в юности. У меня так и получилось. Другое дело, что мои потребности достаточно скромные. Сейчас мне вполне достаточно того, что имею. Певческая карьера приносит не только колоссальное моральное удовольствие, но и возможность вполне уверенно и комфортно жить.
— Говорят, вы заядлый автолюбитель?
— Нет, большим автолюбителем я не являюсь, скорее просто пользователем. Моя первая машина на ходу до сих пор. А ведь ей уже более 20 лет. Это «Вольво», она теперь исправно служит моему папе. У меня сейчас два авто и оба «Ауди». Правда, они тоже уже не очень «молоды». Несмотря на то что люблю сидеть за рулем, дальше Киева и собственной дачи на машине никогда не выезжал. Боюсь отвлечься за рулем. Помню, когда был студентом консерватории, часто мог проехать на трамвае свою остановку и опомниться лишь на конечной — все время в голове у меня звучала лишь музыка. Если же так забыться за рулем, последствия могут быть и посерьезнее.
— Известно, что карьера оперных певцов в 50 лет находится в самом расцвете.
— Надеюсь, что это именно так. По крайней мере, мой график расписан на весь 2017 год. Конечно, гастроли отнимают большую часть жизни. Честно говоря, тут даже нечему особо завидовать. Репетиции проходят два, а иногда и три раза в день, и чаще всего второго состава исполнителей просто нет. Это налагает повышенную ответственность, нельзя позволить себе расслабиться, болеть тоже крайне нежелательно. Ведь если выступить плохо, то могут больше и не пригласить.
Фото в заголовке Сергея Тушинского, «ФАКТЫ»
1665Читайте нас в Facebook
