«Мимо нас пролетел дрон, а потом раздался взрыв»: Маричка Падалко рассказала, как с тремя детьми переживает обстрелы Киева
В эксклюзивном интервью «ФАКТАМ» Маричка Падалко призналась, почему к ней вернулся страх, как дети реагируют на постоянные тревоги и что будет делать в день нашей победы.
«Сын сказал, если его вывезут из Киева или Украины, мы ему сломаем жизнь»
— Маричка, недавно Киев снова подвергся массированной атаке. Где вы были в это время?
— В первый раз, утром 10 октября, как раз собирались в школу. Но остались дома. Это, наверное, впервые, когда взрывы были так близко к нам. Отреагировали более или менее спокойно. Хуже было, когда через неделю Киев подвергся атаке дронов. Прилет одного случился практически в нашем районе. Так получилось, что на тот момент мы еще не включили телефоны и сигнал тревоги пропустили. Поэтому нас разбудили автоматные очереди. Поскольку дроны пролетали в Киеве впервые, мы еще не понимали, что автоматные очереди предшествуют взрыву, потому что стреляющие целятся по дрону. Наша первая мысль — что-то произошло во дворе, кого-то задерживают или что-то еще. Первый инстинкт — посмотреть на происходящее в окно. И только мы высунулись, как увидели, что мимо нас пролетел дрон, а потом, где-то метров за 800, произошел взрыв. Так что мы видели этот гриб от взрыва и почувствовали страх.
— Не научились за восемь месяцев спокойнее относиться к взрывам?
— Нет, сейчас, наоборот, другое ощущение. Мы впервые с начала войны решили, что в городе нашим убежищем будет не коридор и не ванна, а настоящее укрытие в соседнем доме. Хотя с 24 февраля я туда не ходила, а чаще пряталась на работе в укрытии. Школы тогда закрыли на дистанционное, детей мы сразу эвакуировали на запад страны.
Сейчас все они в Киеве, но на эти тревожные недели решили переехать на дачу. Хотя мой старший Михаил очень хотел остаться в Киеве, чтобы пойти в школу. Поэтому к нему было единственное условие — если остается дома, то ходит в укрытие. И только в течение одной ночи, с понедельника на вторник, сын трижды ходил в укрытие в соседний дом. И хорошо, что оно есть рядом — глубокое, не холодное и там даже проведен интернет.
— Какая у ваших детей форма обучения?
— Все дети учатся очно в Киеве. Я вот о чем думаю: как киевляне ведут себя в эти дни — тревога закончилась и они едут на работу, по делам. Поэтому я впервые начала понимать людей с востока Украины, которые с начала войны под серьезными обстрелами остались и никуда не захотели ехать. Мы тогда их не понимали — как так, чем они думают, почему не уезжают? Они не хотят ехать не потому, что ждали «русский мир» или что-то подобное. Просто мне кажется, что в какой-то момент решили, что это их уровень комфорта, к которому они адаптировались.
Даже если посмотреть на тот же Киев, то для жителей Праги или Будапешта — это нонсенс. Как можно оставаться в Киеве, когда летают ракеты? Но попробуй сказать ребенку, что его нужно сейчас вывозить из Киева. Мой сын заявил, что если его вывезут из Киева или Украины, мы ему сломаем жизнь. То есть он так к этому относится. У него есть школа, которая ему нравится. Миша интересуется историей и считает, что живет в удивительный момент, о котором будет рассказывать детям и внукам. Он ни за что не желает его пропустить.
Поэтому, если говорить о реакции сына на последние атаки на Киев — у него было даже определенное историческое любопытство, что он это видел, он это почувствовал и знает, как это. Не то чтобы он этому радовался, но как историку ему важно было зафиксировать. В прошлом году он стал призером городской олимпиады по истории и сейчас снова к ней готовится.
Во всех школах, куда ходят мои дети, есть укрытия. Это было главным условием, почему я согласилась на очную учебу. Они ходят в разные школы. Миша на 10−11 классы перешел в новую, которая ему очень нравится. Там как раз истории столько, сколько он хочет. К тому же там немного другая система — ученики сами себе формируют расписание. Это именно то, к чему должны прийти дети, которые учатся по программе новой украинской школы. Когда в 10−11 классах ты не учишь все 15 предметов, а только то, что тебе нравится. Сейчас его огромнейший интерес — история, политология, общество.
«Я сейчас в семье главная, на мне вся ответственность, поэтому не могу себе позволить потерять работу, уехав за границу»
— А дочери?
— Они очень тяжело реагируют, когда школа идет на дистанционку. Поэтому для девочек не так важно, будет эта школа в Украине или нет, главное, чтобы она была «живая». Они легче реагируют на обстрелы и отсутствие света, чем на то, что «о, снова онлайн». Им очень хочется живого общения.
— То есть вопрос о выезде за пределы Украины с детьми не стоял?
— Для меня — нет, но если для девочек угроза будет расти, то подумаю о том, чтобы найти им приемную семью за границей. Есть страны, которые разрешают местным семьям принимать детей из Украины без сопровождения родителей. Поскольку я когда-то сама училась по схожей программе за границей и проживала в семье, понимаю, что это в принципе неплохой вариант. Поскольку я сейчас в семье главная и на мне вся ответственность, не могу себе позволить потерять работу, уехав за границу. Да и коллег по ТСН и марафону «Єдині новини» не могу подвести. Мы все единой командой очень слаженно работаем.
— Известно, что летом дочери ездили за границу сами…
— Они обе по месяцу жили в разных странах, не так уж долго. Подруга из Казахстана, с которой я познакомилась еще в 18 лет, когда училась в США, написала, что хочет, чтобы кто-то из моих детей немного развеялся от войны и пожил у нее некоторое время. Она вместе с мужем и детьми проживает на юге Франции. Катя, моя младшая, радостно на это отозвалась. Ребенку 11 лет, он уезжает в семью, которую не знает и до этого никогда не видел. Я помню, что в 18 лет та девушка была очень классным человеком. Но с тех пор мы ни разу с ней не виделись. Все было основано на доверии.
Дочка уехала, и все прошло прекрасно. У той девушки украинские корни, хотя она и из Казахстана, а ее муж — поляк, поэтому он очень хорошо понимал Катин украинский. У них двое маленьких детей — 2 и 4 года. Мама с ними говорит по-русски, папа — на польском, а няня — на французском.
Читайте также: «Слава позвонил через несколько дней после начала войны»: Марина Боржемская об отношениях с Узелковым и о своем страхе
У моего среднего ребенка — Маши — есть одноклассница Саша, которая родом из Крыма. Ее семья уже однажды пережила начало войны, когда в 2013-м уехала с полуострова. Поэтому сразу в феврале Саша с мамой сели в машину и уехали за границу, в Швецию, где нашли пристанище в местной семье. Летом Саша с мамой уговорили шведскую семью, чтобы к ним приехала моя Маша. Маша сама села на самолет и улетела в Швецию. Ей очень понравилось — она подтянула свой английский, ей интересно было наблюдать за жизнью шведской семьи. Для нее это был первый опыт куда-то уехать без родителей. А в конце лета с одноклассницей и ее мамой вместе вернулись в Киев.
— Миша не жалел, что остался один дома летом?
— У Миши вообще нет желания уехать куда-то за границу. Но так получилось, что наши знакомые из Харькова организовали Пластунский лагерь в Болгарии. Миша поехал вместе с ними. Для него это было первое погружение в Пласт (Национальная скаутская организация Украины. — Авт .). Теперь он просто заболел этим Пластунским движением.
И еще для него стало большим открытием Харьковское молодежное общество, где есть национально-патриотическая молодежь, которая разговаривает по-украински, которая очень продвинутая и модная. Сын даже на расстоянии уже восхищен Харьковом. Миша начал так упорно рассказывать Маше о Пласте, что она раньше его в Киеве туда попала. Почти все воспитатели ушли на фронт, потому сейчас для мальчиков проблема записаться. Пластуны собираются в курени — отдельно для мальчиков и девочек. У девочек и воспитательница девушка, поэтому мы Маше нашли место, а Мише — нет.
«Егор и мне, и себе запрещает думать о плохом»
— Известно, что ваш муж Егор Соболев сейчас воюет. Что вы сказали ему, когда он решил пойти на фронт?
— Егор еще летом 2021 года присоединился к территориальной обороне и заключил контракт с ВСУ как резервист. Был на сборах в одной из мотострелковых бригад, еженедельно тренировался с товарищами по теробороне, то есть готовился к войне. Поэтому 24 февраля он отправился в заранее оговоренное место сбора его подразделения, сразу получил оружие и первую задачу. Во время битвы за Киев воевал в Ирпене, затем был на восточном и южном фронтах. Месяц назад он из-под Орехова, что в Запорожской области, вернулся в Киев, потому что его перевели в новое подразделение, повысил в звании. Подразделение занималось слаживанием, и Егор очень переживал, что они не на передовой. Говорил, что впервые в жизни использует служебные связи для того, чтобы поскорее вернуться на фронт.
— Что испытываете, когда читаете сводку с фронта?
— Я больше ориентируюсь на связи с мужем, а не на сводку с фронта. Постоянно проверяю, когда он в последний раз был в сети. Мы всегда с детьми ждем, когда наш папа выйдет на связь.
— Какой совет можете дать тем, кто ждет своих мужчин с войны? Как не отчаяться?
— Когда представляю, что ситуация была бы иной — например, муж был бы не на фронте, а дома и продолжал жить своей жизнью, — тогда понимаю, что для Егора это было бы неприемлемо. В начале войны, когда ушли на фронт многие ребята, Егор очень переживал, что не там с ними. Тогда он был в парламенте и парни успокаивали его — у тебя свой фронт в Раде.
Читайте также: «На каждый звук подпрыгиваю»: Лилия Ребрик призналась, что дает ей силы во время войны
По завершении каденции Егор овладел программированием, был этим увлечен, много времени проводил с нами. Но я не представляю, чтобы после начала широкомасштабного вторжения Егор остался бы в Киеве или уехал за границу, пусть у него и есть такое право как у многодетного отца. Он бы уже себя «съел». Муж там, где он считает надо быть, и он гордится тем, что делает. Иначе и быть не могло, потому я этим себя и поддерживаю.
А как не отчаяться? Егор и мне, и себе запрещает думать о плохом. Надо научиться блокировать и не пропускать через себя плохие мысли. Боец, да и его родственники, не должны думать о смерти, а все помыслы должны быть о жизни, нужно строить планы, представлять, что будет потом, после победы. Мы так и поступаем.
— Что помогает вам восстанавливать физические и нравственные силы?
— Я бегаю со второго месяца войны — и это мне действительно помогает восстанавливать силы. Первый месяц я вообще была в ступоре, так что ничего не могла делать. Впервые за 8 лет, что бегаю, у меня так быстро стерлись кроссовки. Это для меня главный вид антистресса. И только недавно начала смотреть какие-то фильмы и сериалы, чтобы переключиться и отвлечься. Сейчас на втором сезоне «Эмили в Париже». Еще успокаивает уборка. Очень много сейчас убираю (улыбается. — Авт .).
— От чего вы отказались навсегда?
— Мне сейчас не хочется никаких развлечений. Даже готовить неохота.
— Что вы мечтаете сделать после нашей победы?
— Пойти на парад, а потом уехать путешествовать. Мне сейчас не хочется путешествовать, никакой радости от этого. Когда по делам едешь за границу, в тот же Нью-Йорк, это совсем другое ощущение. Но я верю, что скоро все изменится.
Читайте также: «Лишь алкоголь притуплял страх»: Лариса Кадочникова о бомбардировках Киева
Фото предоставлены Маричкой Падалко
10146Читайте нас в Facebook
