«Больше всего боялся за детей, что с ними что-то может произойти»: актер и военный Геннадий Попенко о вызовах во время большой войны

«Любая украинская ценность должна быть в москве»

— Геннадий, сейчас вы проходите лечение в госпитале, как себя чувствуете?

— Я получил сложный перелом коленного сустава, разрывы связок. Травма тяжелая, требует длительного лечения и длительной последующей реабилитации. На самочувствие травма не влияет. Я остаюсь на военной службе, но нахожусь в отпуске по состоянию здоровья.

— Как удается совмещать военную службу и работу на телевидении?

— Нереально — это когда нельзя и не сильно хочется. Соответственно при наличии большого желания можно искать возможности. Есть отпуски, есть командировки. Но, конечно, получается неполноценный формат работы. Только напоминание о профессии мирного времени. Тем более что свободное время хотелось бы полностью посвящать семье. Однако они с пониманием относятся к новым вызовам.

— Какое было ваше наибольшее впечатление при создании проекта «Загублений світ. Повернені скарби»?

— Когда к тебе попадает столько дополнительной информации, скорректировав ее с собственными знаниями, можно делать выводы. Сокровища — это не только золото. Сокровища — это и гетманские символы власти, оригиналы исторических документов. Простите, но даже тела замученных и убитых украинских деятелей. Это основы, на которых основывается национальная история, идея, гордость, сознание.

Читайте также: «Настоящая история Украины может развалить россию»: документалист Аким Галимов о реальной истории Крыма

Русские делали все, чтобы каждое последующее поколение украинцев все меньше ассоциировало себя с Украиной. Не знало правды, не понимало, кто есть враг, не чувствовало отваги и боли предшественников. Впечатляет объем проделанной врагом работы. Впечатляют размеры средств, настойчивость их применения.

— Какие сокровища так и не удается вернуть?

- «Любая украинская ценность должна быть в москве». Именно так там и считали все время. Что при империи царской, что советской, что федеративной. Туда вывезли в 1912 году и Перещепинский клад. 75 кг изделий из драгоценных металлов. Имеющих историческое значение и помогающих исследовать историю кочевых народов, проходивших по нашей территории.

Тотальное изъятие церковных ценностей в начале 1920-х, среди которых были не просто драгоценные храмовые вещи, а исторические и культурные артефакты. Таких примеров можно перечислять много, от 17 в. к нынешним грабежам украинских музеев. И самое большое сокровище, которое точно уже не вернуть — это украинцы, отдавшие жизнь на войне с московщиной.

«Многие живут так, будто войны не существует»

— Что у вас окончательно изменилось со времен большой войны?

— Окончательно почти ничего не изменилось. Кроме всей жизни.

Читайте также: «Российская шпионская сеть охватывает половину земного шара»: Руслан Шарипов об агентах разведки врага и противодействии им

— Какие сейчас ощущения?

— Ощущение? Колено болит. Ощущение, что украинцам нужно собраться. Небольшая страна победит империю, когда каждый украинец будет осознанно относиться к реальной ситуации. Не прятать голову в песок, а делать все, что можно именно здесь и сейчас.

Но многие живут так, будто войны и угрозы исчезновения Украины не существует. К примеру, жена уже 3 года с единомышленниками плетут маскировочные сетки. Организовали 10 окрестных сел. Но в одном большом селе волонтерской деятельностью занимается только 1 семья. Многодетная. Мама плетет сетки, делает окопные свечи, отец сваривает печки-буржуйки, турели для пулеметов.

А более наглядный пример — лента соцсетей каждого из нас. Сколько там виртуальных друзей, создавших параллельный мир. Кто-то исчез на пару лет и появился сейчас. Как будто ничего и не было. Кто-то за границей работает с русскими. И убеждает меня (и себя), что это хорошие русские.

«Депрессия в определенной степени полезна»

— Что вас мотивирует?

— Мотивирует то, что я никуда не хочу ехать. Я люблю Украину. Хочу, чтобы мои дети были здесь счастливы. Но в то же время и имели выбор, где искать свое счастье. Чтобы им не пришлось жить в стране-концлагере с царем-батюшкой и убеждениями, что Украину создал то ли ленин, то ли австрийский штаб.

— Многие пережили или переживают депрессию…

— Конечно, и я знаком с этой барышней. Думаю, что все творческие люди проходят через нее. В определенной степени она полезна. В депрессивном состоянии ты иначе смотришь на мир. Чрезмерные увлечения, бесполезные надежды, призрачные цели, что казались реальным планом, в состоянии депрессии подвергаются жесткому пересмотру и переосмыслению. Если депрессию использовать, а не просто проживать, то из нее можно выйти с новым опытом. Даже планом действий.

Читайте также: «В Херсоне никогда не знаешь, когда на твою голову может прилететь снаряд»: рассказ о жизни в прифронтовом городе

— Что чаще всего вспоминается из первых месяцев большой войны?

- Состояние безысходности в оккупации. Настолько мощное, что такого не ощущалось на протяжении всей жизни. Ты обычно можешь изменить почти все в своей жизни. Страну, людей вокруг, работу. А здесь ты ничего вообще не можешь изменить. Можешь только ждать и совершать мелкие действия тактического характера. Чтобы семье было что есть, чтобы никого из семьи не заметили русские. Больше всего боялся за детей, что с ними что-нибудь может произойти. Конечно, и семья, и собственная безопасность важны. Но этих малышей именно ты привел в мир и ответственен за них.

— Чему вас научила война?

— Что все относительно. И уровни вызовов могут быть такими, к которым ты не готовился. Однако нельзя опускать руки даже тогда, когда не знаешь, как именно бороться. И, наконец, выход будет. Отчаяние или надежда — это только эмоции. Но помогает только действие.

— Что в жизнь уже не вернется никогда?

— Неизбирательность. Знакомств, контактов, общения. Рядом должны быть только люди, трезво оценивающие ситуацию, знающие, что нужно в ней делать. Никакие полумеры, договоренности «где-то посередине сойдемся» недопустимы.

Ранее Григорий Герман рассказал о жизни во время большой войны: «Нас ждет очередной развал российской империи. Я уверен».

96

Читайте нас в Facebook