Билл клинтон: «моя главная ошибка -- моника»
В июне Билл Клинтон стал «Человеком месяца» в США. 42-й американский президент вновь мелькает на обложках всех журналов, в выпусках теленовостей. А еще Клинтон побил все рекорды по количеству шуток, отпускаемых в его адрес ведущими вечерних телешоу (есть в Америке и такой показатель популярности). Только за две последние недели он становился героем анекдотов, рассказанных с экранов телевизоров более 100 раз! Причиной подобной «клинтономании» стали его мемуары «Моя жизнь». Книга расходится, как горячие хот-доги. Взять у Клинтона интервью пытаются сейчас все американские телекомпании. Но он согласился на откровенный разговор только с журналистом Си-эн-эн Ларри Кингом. Сегодня «ФАКТЫ» предлагают наиболее интересные фрагменты из этой беседы.
«У нас с Бушем много разногласий, но я сочувствую ему»
-- Признайтесь, Билл, вы удивлены такому успеху вашей книги? Каково это было: подписывать вчера в Нью-Йорке экземпляры для нескольких тысяч покупателей?
-- Впервые за долгое время я получил возможность просто поболтать с людьми. И я счастлив, что им моя книга нравится. Конечно, в ней очень много личного, но в то же время это история Америки за последние 50 лет. И очень многие спрашивали, как такое могло произойти с нашей страной? Почему мы оказались во всем этом?
-- Речь, конечно, идет об Ираке, да? Сегодняшние новости неутешительны. 90 человек погибли в результате скоординированных взрывов в пяти городах. Почему там процветает насилие?
-- Еще когда первый президент Буш вел войну в Персидском заливе, в нашем Госдепартаменте было много людей, которые просили его не уничтожать республиканскую гвардию Хусейна, так как это приведет к хаосу в стране, к всплеску внутреннего насилия. Это мы и наблюдаем сейчас. Да еще добавились сотни террористов, прибывших в Ирак извне. Немало и тех, кто не хочет терять свое прежнее влияние. Они уверены: запугав сейчас определенную часть населения, им будет легче вновь обрести контроль над страной после того, как мы передадим власть иракскому правительству. Ирак слишком долго жил под пятой Саддама, режим которого периодически применял жестокое насилие в отношении целых групп населения. Это стало нормой для нескольких поколений.
-- Но вы поддерживаете нынешнего президента в его действиях?
-- Я поддержал Буша только сейчас, потому что к его политике изменилось отношение в мире. Но я не согласен в сроках начала военной операции. Мы могли вторгнуться в Ирак и свергнуть режим Хусейна в любой момент. Поэтому следовало дать больше времени мистеру Бликсу и его инспекторам по вооружению. Нужно было продолжать искать запрещенное оружие в Ираке, а тем временем направить наши основные усилия на стабилизацию обстановки в Афганистане, поддержку президента Карзая и уничтожение бен Ладена и его ближайших помощников. Но что сделано, то сделано. Нельзя переписать историю. Мы потеряли более 600 молодых американцев с того момента, как объявили о нашей победе в Ираке. Но теперь весь мир заинтересован в том, чтобы Ирак стал безопасным местом. На это уйдет еще пять-шесть лет. И к этому нужно быть готовым.
-- Значит, если бы вы сегодня сидели в Овальном кабинете, вы бы действовали так же жестко, как Буш, и не стали бы уходить из Ирака?
-- Я бы сказал то, что говорит сейчас сенатор Джон Керри, кандидат от нашей партии в президенты. Мы потеряли столько жизней, иракцы заслужили надежду на будущее, все мы имеем то, что имеем, правы мы были или ошибались. Нужно, следуя новой резолюции ООН по Ираку, сделать международными все дальнейшие усилия по восстановлению мира и демократии в этой стране, чтобы Америка перестала быть источником постоянного насилия.
-- Вас удивила та важность, с которой президент Буш представил в Белом доме ваш портрет и портрет вашей жены?
-- Это было неожиданно. И приятно. Думаю, он поступил так в знак благодарности за мое отношение к его отцу. Я всегда уважал первого президента Буша. Даже когда мы были соперниками в президентской гонке, Буш-старший мне нравился. Я думал о нем как о джентльмене, патриоте. А еще знаю по собственному опыту: чем чаще тебе приходиться получать удары, находясь в Белом доме, тем лучше ты понимаешь своих предшественников, да и преемников тоже.
-- Так вы сочувствуете Бушу, когда ему приходится туго?
-- У нас с ним много разногласий. Но это политика. Я знаю, что он чувствует, когда вещи выходят из-под контроля. Ты отдаешь приказ бомбить террористов, а бомбы летят мимо цели, и гибнут невинные люди. А ты ведь не этого хотел! В такие моменты я сочувствую Бушу.
«Клянусь, что не прочитал ни одной статьи о секс-скандале»
-- Почему политикам так трудно произнести: «Я ошибался»?
-- Думаю, политики боятся выглядеть смешно. Многие считают, что признать свою ошибку -- значит проявить слабость. Люди обожают либо ненавидят своих руководителей, забывая, что у президентов тоже есть слабости. Они, как и все, ошибаются. Поэтому в своей книге я пытаюсь разобраться в собственных промахах.
-- Вас терзают угрызения совести за то, что не смогли поймать бен Ладена?
-- Я сделал для этого все, что было в моих силах. Мы вели борьбу с международным терроризмом. Вспомните, первая атака на Всемирный торговый центр в Нью-Йорке была предпринята в 1993 году. Потом взрыв в Оклахоме в 1995-м. Только после этого мне удалось ввести законы об антитеррористической борьбе. На это ушло полтора года. Но мы успели предотвратить взрывы тоннелей в Нью-Йорке, штаб-квартиры ООН, международного аэропорта в Лос-Анджелесе…
-- Была такая попытка?
-- Совершенно определенно! Самолеты с взрывчаткой летели на Лос-Анджелес из Филиппин. После взрывов наших посольств в Кении и Танзании нам удалось предотвратить такой же теракт в Албании. Но вот сам бен Ладен действительно ушел от возмездия.
-- Не могли ли ваши личные проблемы негативно повлиять на принимаемые вами политические решения? Ведь вам столько времени пришлось руководить страной под тяжким бременем скандала, угрозы импичмента. В своей книге вы признаете, что это было настоящей пыткой.
-- Нет! Я умею разделять проблемы личные и государственные. В этом помогло мое нелегкое детство. Живя в доме алкоголика, я научился выстраивать в своем сознании стену, отделявшую мою частную жизнь от той, что я вел в школе. В Вашингтоне это очень пригодилось. Я не обращал внимания на Уайтуотер, Конгресс, Кеннета Старра.
-- Не могу поверить, что вам это удавалось! Ведь о Монике Левински трубили все масс-медиа! И вы знали, в чем вас обвиняют.
-- Да! У меня была своя система. Во-первых, о Левински и Джонс я разговаривал только со своими адвокатами. Причем они должны были заранее договариваться о встрече со мной, чтобы не мешать государственным делам. Во-вторых, я отказывался отвечать на вопросы, касающиеся этой темы. В-третьих, я не прочитал тогда ни строчки из того, что писали обо мне газеты. В буквальном смысле слова!
-- В буквальном смысле?
-- Да. Я распорядился, чтобы мой пресс-секретарь вырезал для меня из газет только сообщения, касающиеся выполнения мною обязанностей президента. Никаких материалов о скандале! Я мог прочитать критику в адрес нашей политики в Боснии, но ни слова о делах сугубо личных! Я знал, что подобные статьи могут отвлечь меня от работы. А по ночам, чтобы прогнать невольно возникавшие у меня неприятные мысли, я уединялся в кабинете и читал книги по философии и теологии.
-- И это помогло?
-- Помогло.
«Очень боялся, что Хиллари и Челси не смогут быть счастливы из-за моего поведения»
-- Не хотел бы вспоминать один момент, но вы подробно говорите о нем. Это смерть вашего друга Винса Фостера. Он покончил с собой как раз в тот вечер, когда я брал у вас интервью в Белом доме. И поскольку это был прямой эфир, только мы с вами не знали о трагедии. А потом в прессе появились предположения, что Фостера убили, потому что он знал какие-то ваши тайны. Что произошло тогда на самом деле?
-- Мы жили с Винсом по соседству. Мне было четыре года, а ему шесть. Мы усаживались на траве между нашими домами и учились бросать перочинный нож в землю. Эта картина из прошлого первой предстала перед моими глазами, когда я узнал о случившемся. А потом появились эти дикие обвинения в убийстве. Писали даже, что Фостера убили в квартире, принадлежащей Клинтонам. Все это были грязные выдумки! Республиканцы требовали провести расследование обстоятельств гибели Винса. И даже когда назначенный ими прокурор заявил, что это самоубийство, они не успокоились! А все было очевидно: Фостер переживал глубокую депрессию. И покончил он с собой после того, как «Уолл-стрит джорнал» вылил на него ведро грязи. Вся эта ложь содержалась в редакционной статье. Я убеждал Винса, что никто не читает редакционные статьи. Читают колонки новостей, светскую хронику, спортивные разделы. Но когда живешь в Вашингтоне или Нью-Йорке, кажется, что весь мир прочитал то, что написали о тебе, и поверил в это. Я разговаривал с Фостером в тот день по телефону. Хиллари и его жена уехали на пару дней отдохнуть. Я пригласил Винса в Белый дом посмотреть фильм, но он отказался. Сказал, что устал и хочет лечь пораньше спать. Думаю, он уже тогда знал, что намерен сделать.
-- Я слышал, что еще один ваш друг покончил с собой.
-- Да, Строуб Талботт. Он состоял в правительстве штата Арканзас. А в студенческие годы мы жили с ним в одной комнате. И у меня был еще один друг, совершивший самоубийство. Это произошло в 1971 году. Я вспоминаю о нем каждый сентябрь.
-- Вас это не угнетает?
-- Угнетало, но я научился с этим справляться. А помог мне писатель Уильям Стайрон. Мы с ним близко знакомы. Он написал книгу о собственной депрессии -- «Видимая тьма». Она открыла мне многое.
-- Какова ваша самая большая ошибка, совершенная на посту президента?
-- Если говорить о политике, то это недооценка событий в Руанде, но об этом уже сегодня шла речь. А в личном плане мою главную ошибку знают все -- Моника.
-- Вы боялись, что жена подаст на развод?
-- Не знаю. Но я очень боялся, что Хиллари и Челси не смогут снова быть счастливы из-за моего поведения. Но мне повезло. Я шучу в книге, что те, кто пытался уничтожить меня как политика, заставили мою жену снова увидеть мои положительные качества! А если серьезно, то я восхищаюсь Хиллари. Она сумела победить собственную боль, обиду и встала на защиту нашей семьи. Она сказала мне: «Зло, которое ты причинил мне, ерунда в сравнении с тем, какой вред могут нанести нашей стране те, кто пытается довести дело до импичмента… »
-- Сколько вам сейчас лет?
-- В августе будет 58.
-- Вы уже не можете баллотироваться в президенты, так как пробыли на этом посту два срока. А если Джон Керри предложит вам стать вице-президентом, согласитесь?
-- Не думаю. Нет.
-- Закон не позволяет?
-- Формально нет. В 22-й поправке к конституции США об этом ничего не говорится. Но я знаю, что это было бы неправильно. Уверен, Керри выберет себе достойного помощника.
-- А хотели бы вы, чтобы ваша жена стала президентом Америки?
-- Если Хиллари захочет и будет избрана, не сомневаюсь, что из нее получится прекрасный президент! Она справится. Но вряд ли ей скоро предоставится такая возможность. Если сенатор Керри победит в этом году, то он займет этот пост на восемь лет, уверен в этом. И только потом демократы смогут выставлять другую кандидатуру.
-- Предлагаю завершить наш разговор на легкой для зрителей, но не для вас, ноте. Уходящий на пенсию шеф-повар Белого дома Роланд Меснер на прошлой неделе рассказал репортерам, что Челси Клинтон обратилась к нему с просьбой приготовить на ее свадьбу его знаменитый десерт -- фруктовый торт. Роланд подчеркнул, что мисс Клинтон не называла конкретную дату, но новость уже витает в воздухе. Вам нравится приятель Челси?
-- Очень. Но я не хотел бы много говорить об этом. У нее уже был жених. И однажды я сказал, что он мне нравится. Они вскоре расстались.
-- Так Челси выйдет замуж за Йена Клауса?
-- Меня она в свои плана не посвящала пока.
-- То есть Челси говорит о своей свадьбе с шеф-поваром, но не с родным отцом?!
-- Думаю, Ларри, она обсуждала вопрос свадебного десерта с Роландом чисто гипотетически. Но его фруктовый торт действительно бесподобен. Я имел счастливую возможность снова его отведать на приеме, который Буши устроили в нашу честь. Роланд превзошел самого себя. Возможно, это и натолкнуло Челси на кокетливый разговор с ним.
-- И все-таки, Йен вам нравится…
-- Да, он очень хороший парень. Из уважаемой семьи. Всякий раз, когда я бываю в северной Калифорнии, ужинаю с его родителями. Они необыкновенно приятные люди.
-- Это звучит более чем серьезно!
-- Ради Бога, Ларри! Пусть решает моя дочь!
421Читайте нас в Facebook
