Памяти Николая Курчика: «Это человек, который дольше всех в мире отбывал наказание за любовь к своей родине — Украине»
Николай Курчик умер 19 ноября на своей родине — хуторе Харалуг Корецкого района Ровенской области, где оставался единственным жителем. Похороны борца за независимость Украины, который выстрадал эту идею в сталинских застенках, были малолюдными.
Николая Яковлевича дважды приговаривали к смертной казни (за националистическую деятельность, измену и поиск политического убежища за рубежом), оба приговора позже заменили длительными сроками заключения. Он провел в лагерях 31 год. Герой Украины Левко Лукьяненко однажды сказал о Курчике: «Это человек, который дольше всех в мире отбывал наказание за любовь к своей родине — Украине».
«Людей принуждали вступать в колхоз, за неповиновение грозили ссылкой»
В 1933 году отец Николая Курчика Яков Антонович купил у немецкого колониста хутор в полутора километрах от села Харалуг на Ровенщине, который назвал Надежда.
— Размеренное течение хуторской жизни нарушилось в 1939-м с приходом советской власти, — рассказывал Николай Курчик в одном из последних интервью «ФАКТАМ». — Людей принуждали вступать в колхоз, за неповиновение грозили ссылкой. Когда началась война, организация украинских националистов создала в ближайших селах подпольную группу. Сначала занимались пропагандистской работой, распространяли литературу. А в 1942 году начала формироваться Украинская повстанческая армия (УПА), и штаб «УПА-Север» дислоцировался именно на харалугских хуторах. Развернулось освободительное движение. Вместе с родственниками я вступил в ряды украинских повстанцев. Прошел боевое обучение, принял присягу. Выбрал себе псевдоним Верниволя. Не раз видел Клима Савура — начальника штаба, хорошо знал атамана «Полесской Сечи» Бульбу-Боровца. Мой двоюродный брат был у него сотенным…
В 1944 году на Ровенщину вернулась советская власть. На повстанцев стали устраивать облавы. Во время одной из них Николая Курчика арестовали. Жутко пытали, но веских доказательств того, что он служил в УПА, у энкаведистов не было. Молодого парня отвезли на следствие в ровенскую пересылочную тюрьму, оттуда во Львов. В сентябре 1945-го неожиданно объявили: советская власть, мол, простила провинившихся и теперь призывает в армию. Николай отлично понимал: рано или поздно чекисты докажут, что он был в УПА, поэтому решил попасть на службу подальше от Украины. Таким образом Курчик оказался в Берлине, где находился два года. В Германии увидел, как живет «загнивающая» Европа, и поразился. Разбомбленный Берлин по сравнению с украинскими городами ему казался центром цивилизации.
*В Норильском лагере Николай Курчик был активным участником знаменитого восстания (фото из архива Николая Курчика)
— Во время службы в Германии у меня были два надежных друга-тернопольчанина, — вспоминал Николай Яковлевич. — Мы решили перейти в американскую зону оккупации. Очень тщательно готовились, специально познакомились с двумя немками. Они и сообщили американцам, что трое советских солдат хотят попросить политического убежища. Союзники согласились нас принять. 21 января 1948 года мы поехали сдаваться в комендатуру США. Однако советское командование, узнав об этом, объявило по радио, что в одной из воинских частей Берлина трое советских солдат жестоко избили офицера и дезертировали. Американский полковник объяснил: необходимо доказать, что это не мы били того офицера. Но как мы могли подтвердить свою правоту? В конце концов, американец извинился и сообщил, что не может предоставить нам политическое убежище, поскольку назревает международный скандал. Таким образом, мы находились у союзников всего шесть часов, потом за нами приехал советский конвой.
Следствие продолжалось восемь месяцев. За это время молодой крепкий Курчик превратился в доходягу.
— Нас обвиняли по двум статьям: измена родине и шпионаж, — объяснял Николай Яковлевич. — Военный трибунал зачитал приговор: «высшая мера наказания — расстрел». Слава Богу, в 1947 году смертная казнь в Советском Союзе была временно отменена, и это спасло нам жизнь. Расстрел заменили 25 годами лагерей. Меня с товарищами отправили в бывший фашистский концлагерь Заксенхаузен. Я попал в ту же камеру, в которой во время войны содержали Степана Бандеру.
Куда только потом ни забрасывала судьба Курчика: Магадан, Воркута, Норильск. В Норильске он стал активным участником известного восстания.
— В марте 1953-го старший надзиратель объявил: «Советский народ понес большую потерю — умер наш вождь и учитель товарищ Сталин», — вспоминал Николай Курчик. — Все заключенные крикнули: «Ура!» Надзиратели начали стрелять через дверь по зэкам. Автоматной очередью был убит молодой парень с Волыни. После нескольких таких случаев, когда конвоиры открывали огонь без предупреждения, норильский лагерь забастовал. Во время бунта забастовочный комитет выдвинул требования: освободить малолетних политзаключенных, инвалидов и больных; снять с одежды номера; разрешить свидания с родными и близкими; позволить посылать письма не дважды в год, а по необходимости; рабочий день сократить с 12 до 8 часов. Прибывшая на место ЧП московская комиссия, в которую входили высокопоставленные чиновники, удовлетворила почти все требования.
Но как только комиссия уехала, всех зачинщиков восстания избили и этапировали в другие лагеря. Так Николай Курчик попал в Магаданскую область на рудник «Холодный», где раньше отбывал срок Сергей Королев. Рудник не зря носил такое название — температура воздуха здесь опускалась до 65 градусов мороза. В марте 1954-го Курчик разоблачил «стукача», и Магаданский суд вынес ему второй смертный приговор, обвинив в создании бандитской группы, которая уничтожала узников, «ставших на путь исправления». Вскоре казнь заменили 25-летним заключением в лагерях особо строгого режима.
«Украинцы во всех тюрьмах разговаривали только на родном языке»
Где бы ни отбывал срок Николай Курчик, он всегда входил в руководящий комитет политических заключенных украинской общины. И верил, что рано или поздно Украина станет независимым государством. Рассказывая о своих скитаниях, Николай Яковлевич называл имена людей, с которыми встречался в лагерях, точные даты и названия тюрем и пересылок.
— В условиях, когда нет ни ручки, ни бумаги, расчет был только на острое зрение и четкую память, — вспоминал Николай Курчик. — У меня были прекрасные учителя, которые на собственном примере доказывали, что и за решеткой можно оставаться человеком и бороться за независимость Украины. Это адвокат Бандеры Владимир Горбовый, Владимир Романюк (позже — патриарх Владимир). Затем компанию мне составляли Иван Светличный, Василий Кук (главнокомандующий УПА после гибели Шухевича), Левко Лукьяненко, Василь Стус, Степан Хмара, братья Богдан и Михаил Горыни, Иван Губка, Вячеслав Чорновил. Политзаключенные были настолько сплоченными, что нас боялись не только криминальные авторитеты, но и лагерная администрация.
Нас часто гоняли по этапу, потому что Советы опасались, как бы националисты не сплотились. Но украинцы без труда узнавали друг друга, поскольку во всех тюрьмах разговаривали только на родном языке. За это мы получали лишние затрещины от тех, кто нас не понимал. Однако принципиально продолжали говорить по-украински. Меня не отучили от украинского ни карцеры, ни многочисленные побои. Если где-нибудь слышал родную речь, то этот человек сразу становился другом и братом.
У Николая Яковлевича сохранилось много фотографий, сделанных… в ссылке.
— Когда нас перевозили по этапу, то разрешали забрать все свои вещи, — рассказывал Николай Курчик. — Я упаковал в вещмешок пару рубах, а пайку хлеба замотал в крохотное полотенце и просто держал в руках. Охранник удостоверился в том, что это хлеб, и потерял ко мне всякий интерес. Пользуясь моментом, я незаметно выложил хлеб, а вместо него завернул в полотенце фотоаппарат. Спустя время, когда вся пленка была отснята, мой младший брат Евгений, приехавший на свидание, забрал фотоаппарат. Правда, пленка потом у него лежала целых 15 лет. За такой срок она основательно подсохла, и потребовались недюжинное умение и сноровка, чтобы ее проявить.
Николай Курчик вернулся из заключения только в 1979 году, с тех пор жил на родительском хуторе.
— Можно было выйти на свободу и раньше, — признавался Николай Яковлевич. — Для этого нужно было покаяться и сказать: «Я люблю советскую власть». Но я отказался. Поэтому попал домой, когда мне было уже 54 года. Здесь застал больного отца и брата с семьей. Работать в колхоз принципиально не пошел. Жил за счет хозяйства, держал овец, кур, обрабатывал несколько гектаров земли.
За событиями в стране пенсионер следил, читая газеты и слушая радиоприемник на батарейках. Только в 2004 году в его хату провели электричество. До этого Николаю Яковлевичу приходилось жить в условиях, далеких от цивилизации.
— Когда объявили независимость Украины, я в тот же день достал национальный флаг и вывесил его на видном месте, — признавался «ФАКТАМ» Николай Курчик. — Правда, были моменты, когда казалось — не выдержу, не доживу до освобождения. Но спасала молитва. В нашей семье сохранилась Библия 1900 года издания. Она и помогала мне молиться за независимость Украины…
6370Читайте нас у Facebook
