Татьяна Рычкова: «Восьмое марта 2014 года стало нашим последним семейным праздником»
В начале войны Татьяна Рычкова продала дачу и пекарню в Днепре, а также сняла деньги с депозитов, чтобы помогать украинской армии. Потом она не раз выезжала на передовую — в Славянск, Краматорск, Дебальцево, Углегорск, Опытное, Пески, Авдеевку, — когда там было очень «жарко». А однажды под Донецким аэропортом в машину, на которой волонтер вывозила раненых, попала мина.
Татьяну не сломила даже трагедия. Ее муж, заместитель командира батальона 25-й воздушно-десантной бригады Вадим Рычков, погиб 17 августа 2014 года под Енакиево. Но и после этого она продолжала помогать фронту.
В ноябре 2014-го новая веха — Рычкова занялась решением проблем материального обеспечения армии, а в январе 2015-го ее назначили помощником министра обороны по реформам. В июле прошлого года Татьяна стала народным депутатом, выиграв выборы по мажоритарному округу в родном Днепре.
*Татьяна Рычкова: «Я четко знала, зачем пришла в парламент: ради ребят, которые защищают нас с вами»
— Что вам обычно дарит на 8 Марта ваш главный мужчина — сын?
- Конечно, главный, — отвечает Татьяна Рычкова. — Тимур — мое счастье. Обычно он создает что-то своими руками. Сейчас увлекается программированием, поэтому может сделать какой-нибудь ролик, посвященный 8 Марта, героям любимых фильмов или мультиков. Иногда сочиняет стихотворение.
Сыну 14 лет. Когда он был маленьким, то накануне праздника закрывался в своей комнате и никого туда не пускал. Очень старался меня обрадовать. Однажды попробовал сделать оригами. В итоге получились немного косые, но вполне симпатичные бумажные тюльпаны.
— Вы их храните?
— Ну, а как же!
— А что муж дарил?
— Чаще всего мы с ним куда-нибудь ездили. Или в романтические путешествия, или просто на природу. Я очень люблю тишину, лес и водоемы. У нас есть любимое место недалеко от Днепра. Старались вырваться туда: побыть, полежать, посмотреть на звезды, помечтать, попланировать.
Мы были постоянно вместе с тех пор, как встретились. Первый раз увидели друг друга на одном студенческом мероприятии. Я еще училась, а Вадик уже работал после окончания университета. Он туда пришел с друзьями очень уставший после многочисленных рабочих смен. Как только его увидела, сразу поняла, что это любовь всей моей жизни. Он почувствовал то же самое. Начали встречаться. Буквально через четыре месяца он сделал предложение, и через полгода мы расписались.
— Во время родов Вадим был рядом с вами. Кто это предложил?
— Муж так решил. У старшего брата Вадима четверо детей, так он вообще роды сам принимал, на дому. Но мы рожали в больнице.
— Не чувствовали неловкости из-за присутствия мужа?
— Наоборот, ощущала облегчение, потому что беременность протекала сложно, и роды тоже были очень тяжелыми. Врачи говорили, что-либо меня, либо ребенка не будет. Поэтому так важна была поддержка мужа. С первого дня беременности Вадим постоянно находился рядом. Вместе ходили на консультации в больницу, на курсы для будущих родителей. Он был хорошо подготовлен ко всему. Когда пришло время, отправились в роддом без страха.
Медсестры в больнице потом говорили: «Нам бы такого медбрата». Другие мужчины в обморок падают, а он абсолютно спокойно и лампу держал, и инструменты врачам подавал. Персонал благодарил его.
— Когда он решил пойти добровольцем на фронт?
— У моего мужа обостренное чувство справедливости. Поэтому и в Евромайдане участвовал. Он был увлекающимся и целеустремленным человеком. Ему стало очень больно за страну, когда у нас отобрали Крым, ведь мы часто туда ездили. Вадим там тренировался, он занимался фридайвингом. Останавливались в маленькой гостинице друзей. После аннексии полуострова на здании гостиницы написали «сволочи, бандеровцы». Естественно, побили окна и разграбили. Тогда мы поняли, что надвигается что-то очень серьезное.
Восьмое марта 2014 года стало нашим последним семейным праздником. На следующий день муж отправился в военкомат, чтобы узнать, к какой части его прикомандируют и куда нужно явиться в случае агрессии со стороны РФ. А там сказали, что уже собирают добровольцев, распределяют их по воинским частям и отправляют на сборы. Он сразу ответил: «Хорошо. Я иду». В тот же день позвонил мне уже из поселка Гвардейское Днепропетровской области, где дислоцировалась 25-я воздушно-десантная бригада.
— Ваша реакция? Не отговаривали?
— Я его знаю очень хорошо. Не удерживала. Только спросила, что мне нужно делать, что ему привезти.
— То есть говорили о сугубо конкретных вещах? Без пафоса о защите Родины?
— Да какой пафос! Он поехал в военкомат на машине. Попросил забрать ее, привезти бритву, еще какие-то вещи. Когда приехала в Гвардейское, мы пошли на рынок, купили кое-что из военной амуниции, какие-то берцы, рюкзак…
Зашла на территорию части и увидела, что люди там одеты кто в чем: как пришли в военкомат, так и уехали на сборы. Кто в туфлях, кто в кроссовках, кто в джинсах, а кто в спортивном костюме. Спрашиваю: «Кто же их оденет-обует?» Сказали, что в части нет ничего и неизвестно, будет ли вообще. С этого момента, собственно, и началась моя помощь армии.
— Вас называют берегиней 25-й бригады. Сейчас по-прежнему помогаете ребятам или полностью ушли в политику?
— Когда у них возникают вопросы к Минобороны, другим министерствам и ведомствам, всегда прихожу на выручку. К примеру, у одной из воинских частей, дислоцирующейся в зоне АТО, не было помещений, принадлежащих Министерству обороны. Бойцы ютились в старых, заброшенных, никому не нужных зданиях. Министерство их ремонтировать не имело права: не стоят на балансе, значит выделять деньги нельзя. Поэтому надо было собрать средства на ремонт, помочь с передачей на баланс, с запуском котельных. Словом, у меня теперь более глобальные вопросы. Не знаю, можно ли это назвать волонтерством.
Сейчас вместе с оперативным командованием «Схiд» и днепровским отделением «Блока Петра Порошенко» (возглавляю городскую структуру) занимаюсь прекрасным проектом. Мы вывозим из «серой зоны» и из зоны АТО деток и пожилых людей, которым нужна экстренная медпомощь. В Марьинке ведь разрушили больницу. Пациентов отправляют в Курахово, а там не хватает врачей, операционных и так далее. Поэтому везем пенсионеров и детишек с родителями из Марьинки, Авдеевки, да практически отовсюду, в сопровождении военных в днепропетровские городские и областные больницы, оперируем, собираем деньги на анализы и прочее. Некоторые детишки, когда прятались в подвалах от обстрелов, отморозили почки. Много сложных и запущенных случаев. Пока стараемся самых сложных деток доставить, потом уже остальных, поскольку койко-мест мало. В больнице малышей навещает молодежь из «БПП»: читают книги, приносят игрушки, балуют сладким.
Сейчас к проекту подключается Запорожская область, может, откликнется и Николаевская. Попытаемся совместными усилиями улучшить жизнь ребят.
— Помню масштаб волонтерского движения в 2014—2015 годах. Сейчас уже не то. Люди устали…
— Да, уже меньше участвуют. Но помогать много и разнопланово, собственно, уже не надо, ведь в текущем бюджете Минобороны заложены совсем другие нормы вещевого и продовольственного обеспечения. Во всяком случае, кроме вкусняшек везти что-то в зону АТО нет необходимости. И одежду бойцам выдают. Причем тем, кто на фронте, положено больше комплектов. Зимняя форма, берцы — все совсем иного качества, нежели прежде. Так что волонтерам уже не нужно кормить и одевать бойцов.
— Точно это знаете?
— Конечно. Я тоже приложила к этому руку.
— Что сподвигло пойти служить офицером в Министерство обороны?
— Только так можно было реально участвовать в реформировании армии. К тому же я выросла в семье военных инженеров. Они в свое время служили на ракетном полигоне в Архангельской области, так что эта стезя мне близка. Мечтала об этой профессии. Не предполагала, что появится возможность осуществить мечту.
Пошла служить в Министерство обороны, потому что в один прекрасный момент надоело просить средства на нужды армии. Почему простые украинцы, которые платят налоги, должны собирать на это деньги?
Пришла туда, чтобы вместе с новым министром обороны (имеет в виду Полторака. — Авт.) улучшить вещевое и продовольственное обеспечение Вооруженных Сил, чтобы бюджетные деньги шли непосредственно на то, что необходимо военнослужащим.
— Как удалось сдвинуть эту махину?
— Ой, это сложный длительный, рутинный бюрократический процесс. Сотрудники министерства привыкли работать по старым принципам и понятиям. Начальник тыловой службы Генштаба бессменно трудился в этой должности много лет. Остальные такие же «старожилы».
И вот вместе с Полтораком мы потихоньку все меняли: кадры, структуру министерства. Фактически куда ни глянь -- надо все реорганизовать, а для этого готовить и новую нормативную документацию, и изменения в законы, и указы президента, и приказы министерства.
Мне поручили создать новую структуру -- Центр развития и сопровождения материального обеспечения Вооруженных Сил. Он занимается разработкой норм и стандартов вещевого и продовольственного обеспечения. Уже разработали новый образец формы для разных родов войск и продолжают это делать. Сейчас на стадии утверждения повседневная женская форма. У девочек же свои нюансы.
— На мой взгляд, наша армия от «совка» уходит окончательно и бесповоротно. А вы что скажете?
— Мы этого, собственно, и добивались. И мышление, и внешний вид солдат и офицеров уже совсем иные. Вот, слава Богу, уже не празднуем 23 февраля. В Украине День защитника Отечества — 14 октября. У нас своя история. И мы должны ею гордиться.
— Ваш муж говорил друзьям, когда вы стали мотаться на передовую: «Таня упрямая, все равно поедет». А вы написали в «Фейсбуке»: «И пусть кто-то считает меня больной на голову, я все равно буду ехать в этот ад, где герои стоят насмерть».
— Я не упрямая, а целеустремленная. Ставлю цель и иду к ней. На пути к победе никто меня не остановит, нет таких препятствий.
— Вы удостоились ордена княгини Ольги — за вклад в укрепление обороноспособности и боевого духа нашей армии. Для вас это что-то значит?
— Наградами больше гордятся мои родители. Для меня важнее мнение ребят, которые меня знают. А благодарности мне особой не надо. Достаточно понимать, что сделала что-то хорошее.
В разгар избирательной кампании сказала друзьям: «Когда окажусь в зале парламента, и не дай Бог меня куда-то понесет, сразу собирайте общий совет. Будем работать над моими ошибками».
Что после нас останется? Светлая память. Ребенок будет или гордиться мной, или стыдиться. Поэтому нельзя разменивать свою совесть. Надо работать.
— В каком-то интервью вы нелестно отозвались о командирах добровольческих батальонов, ставших народными депутатами. Даже дезертирами их назвали.
— Тогда считала, что они бросили своих, и до сих пор так считаю. В 2014 году, когда шли активные бои, не время было идти в политику. Они поступили неправильно.
— Теперь точка зрения изменилась?
— Сейчас армия уже сильная, совсем другая. Есть кадры, прошедшие боевые действия. Они могут заменить того же комбата. А тогда была страшная нехватка не только одежды и еды -- людей не хватало.
Мне предлагали место в первых рядах списка «Батькiвщини». Звонили из других партий и звали в проходную часть списка. Но тогда об этом не могло быть и речи.
— Как родители и свекровь относятся к вашему гиперактивному образу жизни, особенно когда вы ездите на передовую?
— Они, конечно, переживают, но не показывают этого. Мои родители очень патриотичные, всей душой любят Украину. Семья меня всячески поддерживает. И мама Вадима тоже. Все анекдоты про тещ и свекровей к нам не относятся.
— Наверняка вниманием мамы обделен ваш сын.
— Конечно, есть дефицит общения. Мы редко видимся. Думала, что когда стану депутатом от Днепра, буду чаще находиться там, а не в Киеве. Но округ очень сложный, много работы, поэтому прихожу поздно ночью, а ухожу очень рано.
Рада, что хотя бы обнять сына теперь могу чаще. Никогда от него ничего не скрывала. Я с ним всегда честна. Он читает все, что пишу в «Фейсбуке», что публикуют обо мне СМИ. Там ведь не только хорошее, тем не менее…
Он видит, как вся наша семья работает, что мы делаем для Украины. Это самый важный элемент воспитания.
— Кем сын хочет быть?
— Мечтал быть хирургом. Теперь хочет стать физиком. Как папа.
— Когда вы стали народным депутатом, реалии совпали с ожиданиями?
— Знаете, особых иллюзий не испытывала. Понимала, что будет тяжело, что это огромная ответственность. Я четко знала, зачем пришла в парламент: ради ребят, которые защищают нас с вами.
Законопроекты, которые писала, работая в министерстве, даже не ставили в повестку дня. Смотрела на все это безобразие по телевизору и не понимала, почему такой необходимый документ не рассматривают. Все это стало стимулом пройти жесткую предвыборную кампанию.
Потом, словно по мановению волшебной палочки, мои предложения приняли. Сейчас работаю над законопроектами о социальной помощи атошникам. Горжусь, что добилась, чтобы в законопроекте Кабмина отменили один из пунктов, касавшийся работающих пенсионеров-военнослужащих, — их хотели лишить пенсии. То есть выходит, пришла в политику не зря.
Но в Верховной Раде сидят разные люди. Поначалу было вообще неуютно. Даже физически тяжело. Из-за сильного шума дико болела голова. После пленарной недели такое ощущение, что меня поставили в СВЧ-печь или в центрифугу, прокрутили, выжали и вытолкнули.
— У нас в стране кто-то занимается психологической помощью атошникам? Однажды видела срыв. Это ужасно.
— В министерстве я отвечала еще и за морально-психологическую помощь военнослужащим. Мы вместе с прекрасным полковником Олегом Бойко (он преподавал в Академии сухопутных войск, я его буквально оттуда выдернула) начинали эту тему. Он не на словах, а на деле знает все проблемы. И сейчас возглавляет это управление.
Для кадровых военнослужащих мы в этом смысле сделали очень много. На смену волонтерам-психологам в госпитали пришли штатные специалисты. Первой стала наша областная больница имени Мечникова, там по инициативе главврача Сергея Рыженко в штат ввели психологов.
Большинство девчонок, которые от общественных психологических организаций ездили со мной в зону АТО, подписали контракт и служат в тех частях, которым помогали.
Мы пилотно отработали все методики для психологов — от призыва и заключения контракта до конечного сопровождения в воинской части. Нам помогали канадцы, хорваты, израильтяне. Они проводили курсы, тренинги для военных психологов. Однако отечественных специалистов пока не хватает.
— Семьям фронтовиков кто-нибудь помогает?
— Мы создали центры помощи атошникам при облгосадминистрациях. Не все работают так, как хотелось бы, многое ведь зависит от позиции главы области.
Вот на Днепропетровщине прекрасный центр, где есть психологи-волонтеры, психиатры, психотерапевты. Они после трудового дня помогают близким фронтовиков на волонтерских началах.
Сейчас хочу плотнее заняться семьями погибших и без вести пропавших, проживающими в моем округе. Мамы ребят считают, что их сыновья в плену, хотя на самом деле есть совпадения их ДНК и найденных тел. Они это просто не признают и цепляются за последнюю надежду. У них и жен погибших сейчас просто отрицание всего. Доходит до психологических срывов. Это очень серьезная проблема. Но профессионалов, чтобы реально помочь им, увы, не хватает.
— А как вас на всех хватает?
— Так хочется отключить телефон и залечь на дно хотя бы на сутки (смеется). Но совесть не позволяет.
— Правильно понимаю, что после Майдана и до сих пор вы не отдыхали?
— Ну да. Это очень не нравится моим родителям. Но решила, что буду работать до победы. А как иначе?
Часто ругаю Татьяну Губу (советник губернатора Днепропетровской области. — Авт.). Она работает с ранеными. Этот кошмар выдержать нереально. У нее уже эмоциональное выгорание, здоровье сбоит. Обещала отдохнуть осенью, теперь обещает в мае. Заставляю в отпуск идти, а она отвечает: «На себя посмотри. Что ты мне тут указываешь?» И каждый раз: «Сейчас вот этих доведу, вот этих отправлю на реабилитацию и обязательно отдохну». А остановиться не может. Процесс бесконечный.
— Думаю, что равных нашим женщинам вообще нет.
— Да все молодцы. Мы обязательно выстоим. Это уж точно без вариантов.
4893Читайте нас у Facebook
