Евгений стеблов: «я уронил 25-килограммовый снаряд, но он, к счастью, не взорвался. Господь спас нас с никитой михалковым»
С того дня как на экраны вышла картина «Я шагаю по Москве», которую теперь называют культовой, Евгений Стеблов стал популярным. За сорок лет работы в кино и театре актер создал десятки самых разных образов. Его роли в картинах «До свиданья, мальчики!», «Перекличка», «По семейным обстоятельствам», «Сибирский цирюльник» объединяет нечто общее. В общем, даже заторможенная советская критика присвоила Стеблову «звание» неврастеника.
«На съемках сказки «Принцесса на горошине» я попал в автокатастрофу. Целый год не работал»
— Евгений Юрьевич, вы снялись в фильме «Я шагаю по Москве», когда вам было всего 17 лет, и сразу стали известным. Наверняка подобные вещи не случайны…
— Еще в школе я попал в студию при Театре Станиславского, которым в ту пору руководил народный артист СССР Михаил Яншин. Занимался там с 1959 по 1961 год. К нам приглашали Окуджаву, много других интересных людей. Я помню молодого Евгения Урбанского. Он со своей женой Дитрой Ритенбергс жил в комнатке, находившейся за нашим репетиционным залом. Она и сейчас жива, дай ей Бог здоровья. Урбанский погиб в тот момент, когда Дитра как раз рожала дочку. В студии занимались Никита Михалков, Инна Чурикова, Виктор Павлов.
— Значит, вы с Михалковым давно знакомы.
— Подружились мы с Никитой после фильма «Я шагаю по Москве», а до этого были просто знакомы.
— Вы с ним случайно не кумовья?
— Нет. Но и сейчас не чужие люди, хотя видимся теперь реже, каждый на своей орбите крутится. В молодости, когда мы были холостыми, нас связывали очень активные отношения. А сейчас у каждого своя семья.
— Ваш сын ведь работал одно время на студии Никиты Михалкова «Три Т»?
— В «Три Т» сын занимался телевидением. Сергей был и режиссером, и исполнительным продюсером, и рекламу снимал. Теперь он работает в продюсерском центре «Кармен-медиа» у сына Всеволода Шиловского. Они с детства дружат. Сережа написал пьесу «Пришельцы», а я ее поставил в театре «Вернисаж». Он меня удивил, честно говоря, здорово сделал. Сейчас готовит еще какой-то сценарий. Встает в шесть утра и пишет, потом едет на работу.
— Дисциплинированный он у вас. И вы такой же?
— Вообще, я люблю гулять, природу, но жизнь вынуждает придерживаться другого ритма. Много нагрузок в театре, антрепризу играю, в кино снимаюсь. К тому же пишу, у меня две книги уже вышло: «Не я» и «Против кого дружите?»
— В Театре Советской Армии вы как оказались — отдавали долг Родине?
— После окончания института меня взял Анатолий Эфрос, который тогда возглавлял Театр им. Ленинского комсомола. Потом коллектив разогнали, Анатолия Васильевича перевели на Бронную, а меня через военкомат мобилизовали в Театр Советской Армии. Но те, с кем имел счастье играть у Эфроса, остались навсегда людьми своими: Шура Ширвиндт, Миша Державин, Валя Гафт, Саша Збруев, Лева Дуров, Оля Яковлева и приехавший из Еревана Армен Джигарханян… На площади Коммуны, в здании сталинского Пентагона, было несладко. Театр Советской Армии выстроен в форме звезды — с многочисленными переходами и лабиринтами, там правительственные лимузины въезжают прямо с улицы в бункер к лифту, похожему на кабинет с креслом, который поднимает тебя непосредственно в главную ложу. Там роскошь, банкетный зал. Два сезона я отработал и ушел. А потом меня пригласили в Театр имени Моссовета, в котором с 1969-го и служу. Один год только не работал.
— Почему?
— Попал в Чехословакии в автомобильную катастрофу на съемках сказки «Принцесса на горошине». Из-за этого не снялся у Михалкова в роли Трелецкого в «Механическом пианино», Никита сам сыграл эту роль.
— Экстремальные обстоятельства на съемках возникали?
— Случалось. Помню, когда мы с Никитой снимались в «Перекличке», у нас в группе была несколько рассеянная гримерша. Однажды она забыла прихватить на съемку глицерин, с помощью которого делается пот. «Ничего, мальчики, — говорит, — я сейчас разведу сладкой водички и нанесу вам тампоном на лица». Нам предстояло снимать сцену боя, стрелять зарядами весом 25 килограммов, а пушка в танке не использовалась с войны. Ну я зарядил снаряд, крикнул Никите «Готово!», и он нажал гашетку. Взрыв получился такой силы, что нам рты землей забило, а танк разгерметизировался. Сладкая вода высохла, и наши небритые рожи стали похожи на засахаренные марципаны. Но это еще не самое страшное. Тогда же я случайно уронил 25-килограммовый снаряд с капсульным взрывателем. К счастью, он упал на тряпки и не взорвался. Так Господь нас с Никитой уберег. Может, потому, что тогда Михалков как раз был сильно влюблен в Настю Вертинскую. Андрей Миронов к ней тоже сватался, но она выбрала Никиту.
«В жизни я довольно нервный человек»
— Вы женились, когда уже в Театре Моссовета служили?
— Да. В 1972 году. Нам с женой было по 26 лет, когда мы расписались. Супруга экономист, последние лет десять работала в Союзе театральных деятелей.
— Вы ведь еще застали в театре Любовь Орлову, Веру Марецкую, Фаину Раневскую.
— С Верой Петровной играл в спектакле «Миллион за улыбку». А с Фаиной Георгиевной — в пьесе «Правда хорошо, а счастье лучше». Вера Марецкая была человеком невероятной воли. Она очень долго болела, перенесла много операций, ее из больницы привозили на спектакли. Любовь Орлова, собственно, не являлась драматической актрисой, она была певицей, танцовщицей и звездой киномюзикла, говоря современным языком. Любовь Петровна очень ответственная, дисциплинированная и интеллигентная. Хотя при этом у нее был кураж.
— Суммарным образом ваших ролей можно назвать такого застенчивого интеллигента.
— В театре я чаще всего играю неврастеников. Хотя устаю от этого, такие роли требуют большой отдачи — физической, нервной. Когда я играл в Театре Советской Армии «Мастера времени», газеты писали, что я создал новое амплуа советского неврастеника. Ведь считалось, что это дореволюционное амплуа. В принципе, я человек очень эмоциональный. Очень легко перехожу из одного состояния в другое, с нуля могу в истерику войти. И в жизни я довольно нервный человек. Жена моя, наверное, так бы сказала. Но я стараюсь владеть собой.
— Нынче, когда купить можно практически все, что для вас стало дефицитом?
— Во-первых, деньги. Мне постоянно приходится думать, как заработать. Хотя я никогда не работаю только из-за материального вознаграждения. Сочинил даже формулу: я работаю не из-за денег, но за деньги. Как показывает практика, о хлебе насущном, как Господь сказал, думать не надо. Когда ты о нем не думаешь, нежданно-негаданно то, что тебе надо, приходит. Нужно довольствоваться тем, что есть. А что вы еще имели в виду под дефицитом?
— Например, качество общения. Ведь людей такой пробы, как Раневская и Орлова, уже, наверное, нет.
— Я думаю, что в каждом поколении есть крупные личности, просто к ним не всегда приковано внимание современников. Нам трудно их разглядеть. Как-то мы сидели на кухне у Инны Чуриковой и Глеба Панфилова и рассуждали на эту тему. Вспоминали стариков МХАТа, Вахтанговского, Малого театров. И вдруг Глеб говорит: «А вот когда-нибудь и вас так будут вспоминать». Я отвечаю: «Мне кажется, что нет». Но он настаивал: «Будут». Мы ж не знаем, как относились друг к другу так называемые старики, хотя я, в общем, представляю. Это выглядело неоднозначно. Сложные отношения были между Орловой и Марецкой. Фаина Георгиевна тоже имела репутацию непростого человека в этом плане. Я так понимаю, что крупная индивидуальность не может не быть одинока. Она потому и индивидуальность, что ни на кого не похожа и несет в себе некий невольный трагизм. Но это не значит, что надо жить в этом трагизме сознательно. Мне, в общем, несвойственно уныние, а грустные минуты бывают у каждого человека.
«Не люблю слабых партнеров»
— У вас с Раневской как складывались отношения? Она ведь не только пошутить, но и приложить словом могла.
— Я с уважением относился к ней, но в момент работы для меня не существует авторитетов. У Фаины Георгиевны нрав был еще тот, иногда мне приходилось, так сказать, группироваться. Наши партнерские отношения прошли через некий кризис, когда я демонстрировал свой характер. Раневской надо было показать немножко зубы, иначе она не уважала человека, провоцировала его — такой уж характер. Тем, кто ей в рот смотрел, было очень тяжело. У нас работала одна актриса, которая все время пребывала от нее в восторге. Но она и без конца от нее плакала, потому что Раневская над ней буквально измывалась. Фаина Георгиевна уважала сильного партнера. Я тоже не люблю слабых, хотя некоторые любят на их фоне выделяться. Слабый партнер — это всегда ущерб для произведения в целом.
— А с какими мелодиями связаны ваши воспоминания?
— Люблю классическую музыку, из легкой — диксиленд, традиционный джаз. В юности, помню, из школы приходил, ставил пластинку и чечетку бил. Но, в принципе, моя профессия столь публична, что дома предпочитаю покой. У меня есть дача, изба в деревне недалеко от Москвы, туда я в отпуск езжу. В сезон же обычно живу, когда есть возможность вырваться на два-три дня, на этой даче.
— И готовите сами для себя?
— Иногда жена из города приезжает, чтоб сготовить, но я и сам могу что-то сделать. Для меня это не проблема. В общем, люблю вкусно поесть, хотя могу обходиться аскетическим питанием.
— Активный отдых любите?
— Нет, я лучше в одиночестве по лесу погуляю, не люблю шумных компаний. Предпочитаю, когда собирается немного людей. С годами ценность одиночества все больше ощущаю. Зато у меня жена страшно общительная: любит гостей, застолья.
— Какой «характер» у вашего дома?
— Им жена занимается. Если надо, допустим, повесить картину, она не будет меня ждать — возьмет и сама сделает. И с электричеством сама разбирается, я без понятия в нем. Супруга же и машину водит, а я нет.
— На чем же вы добираетесь с дачи в театр?
— Сейчас вот к вам ехал на электричке. Иногда меня жена возит или сын. Когда снимаюсь, присылают казенную машину из киногруппы. А в Москве живу рядом с театром (одна остановка троллейбуса). Хожу пешком.
— Евгений Юрьевич, с годами качество любви меняется?
— Конечно. Есть такое евангельское выражение «Бог есть любовь». Но у каждого своя любовь. Есть люди более талантливые в этом смысле, есть менее. С годами это чувство углубляется, проходит через кризисы, все время требует большого труда души и творчества. Поверхностными страстями можно жить лишь в молодости. Любовь — тайна. Ведь это же помимо нас все происходит. Когда люди вместе переживают определенные трудности, находят выход из них, это их сближает.
496Читайте нас у Facebook
