Лайма Вайкуле: «В 16-летнем возрасте полгода жила в Аджарии у цыган под подпиской о невыезде»
Главными хитами 1986 года на советском телевидении и радио стали песни «Ночной костер» и «Вернисаж», которые исполняла певица из Латвии Лайма Вайкуле. На родине она уже была к тому времени хорошо известна. Ведь Лайма была солисткой Рижского оркестра под управлением Раймонда Паулса. Но большая страна под названием СССР открыла ее для себя 25 лет назад. Вайкуле — одна из немногих звезд прибалтийской эстрады, которая сохранила популярность в России и Украине после распада Советского Союза. Не далее как 7 июля ее наградили в Москве орденом Дружбы. О секретах своего творческого успеха, а также секретах личных певица рассказала в программе «Временно доступен», которую ведут на российском канале ТВЦ Дмитрий Дибров и Дмитрий Губин.
«Всегда мечтала быть хирургом. Мое призвание — лечить людей»
— Добрый вечер! Сегодня у нас в гостях Лайма Вайкуле, женщина, которая для всего постсоветского пространства является воплощением стиля. Да каждый магазин, расположенный на одной из скучнейших улиц Лондона, должен платить этой певице только за то, что любой человек, выросший в бывшем Советском Союзе, считает своим долгом, оказавшись в Англии, первым делом побывать на Пикадилли.
— Смешное у вас получилось представление. На самом деле, «Я вышла на Пикадилли» — песня не современная. Однако было бы неплохо, если бы владельцы этих самых магазинов меня действительно отблагодарили за рекламу. К сожалению, песни, популярные у нас, в Англии не известны.
* На вопросы о том, как ей удается быть стильной, Лайма Вайкуле отвечает: «Одеваться нужно так, чтобы другим не казалось, что вы очень старались нарядиться»
— Но вы были и остаетесь известны у нас. С тех самых пор, как поразили воображение советских модниц, появившись на экранах телевизоров в костюме-грибе. Никто ту песню не запомнил, но зато еще полгода по всему СССР женщины говорили: «Вот как у той из Прибалтики!»
— Простите, перебью вас. А я никогда не забуду, как однажды во время концерта в Баку вышла на сцену Летнего театра в своем желтом платье в горошек, и тут у меня в глазах потемнело — почти половина женщин в зале были точно в таких же платьях! Все, сказала я себе, нужно менять костюмы. Вы начали наш разговор со стиля. Так вот, стильно — это не то, что модно. Вспомните, как было раньше. Модна болонья, и все ходят в болонье. Нет, стиль — это прежде всего индивидуальность. Ваша индивидуальность. Дело не в одежде, не в прическе, а в вашем внутреннем стержне.
— Хорошо, кто-то сказал, что одеваться модно и со вкусом стоит тех же денег, что одеваться безвкусно. Значит, дело не в деньгах. Раскройте ваш секрет быть стильной и модной.
— Мне кажется, одеваться нужно так, чтобы другим не казалось, что вы очень старались нарядиться.
— И все же вы воплощали на советской эстраде некую свободу, которую понять могли только те, кто доезжал до Риги и попадал в заведение «Юрас перле». Это даже не ресторан был…
— Сейчас бы это назвали клубом. Да, мы, кто там выступал, пели только фирменные песни, то есть западные. И одевать разрешалось все, что нам хотелось. Не было никакого худсовета. Утверждала репертуар начальник управления торговли. А это была интересная женщина. Для нее важнее всего было, чтобы в «Юрас перле» всегда ходили посетители.
— Но вы должны были почувствовать разницу. Все-таки Прибалтика отличалась от остального «совка».
— Не знаю, этого не ощущала. Для меня национальный вопрос тогда не стоял. Если я с моими друзьями чувствовала себя круче москвичей или питерцев, то это когда мы шутили, что в Москве и Ленинграде после 11 вечера открыты только почтовые ящики! У нас же все работало круглосуточно.
— Скажите, Лайма, а вы запомнили тот момент, когда вас выбрали этакой представительницей советского Запада? Как это происходило: вас назначили или это согласовывалось на уровне Совета Министров и КГБ?
— На самом деле, действительно, согласовывалось. Двери мне открыла победа в конкурсе «Братиславская лира». Я, вспоминая это, смеюсь всегда. Говорю, что стала законной. То есть наверху решили, что после этого меня уже можно отправлять за границу. Я завоевала право представлять страну.
— Можно сказать, что вы выполнили план по олимпийскому певческому «золоту»?
— Да, причем когда меня отправляли в Братиславу, я ехать не хотела. Но мне сказали: «А вас не спрашивают. Мы вас отправляем!» Вот так у нас работало Министерство культуры. И попробуй потом не выиграй конкурс! Признаюсь, я на победу не рассчитывала. И настроения у меня никакого не было после таких «проводов». Поддержал Раймонд Паулс. Я везла в Братиславу его песню «Вернисаж», и он сказал мне: «Без победы не возвращайся». Но сказал это в шутку, по-доброму.
— Признайтесь, вам просто невероятно повезло с Паулсом! Ведь 95 процентов успеха любого исполнителя — это репертуар.
— Конечно. Хотя, с другой стороны, любой репертуар можно испортить. Но Раймонд — это особый разговор. Ведь все певцы, которые хоть как-то его коснулись, стали популярными. И еще, к нему не прилипает никакая грязь. Он сильный человек. У него есть стержень. Или стиль, если хотите. А я признаю, что самый большой успех у меня был только благодаря его музыке. Причем я это почувствовала и в Японии, и в Финляндии, и в США.
— Скажите, а могла ваша жизнь сложиться иначе?
— Безусловно. Я всегда мечтала стать врачом. Хирургом. У меня до сих пор лучшие друзья — медики. Есть призвание, а есть судьба. И моя жизнь — яркий тому пример. Меня в детстве ничего, кроме медицины, не интересовало. Мое призвание — лечить людей. А судьба распорядилась так, что я стала певицей. И я знаю, кто меня на это запрограммировал. Был в Риге такой маэстро Заходник. Он сам учился в Италии вокальному искусству. А в Рижском оркестре ставил голоса певцам. И мне он постоянно говорил: «Лайма, да ты лучшая в Латвии!» И я ему поверила. Такая судьба. Я, которая никогда не считала пение серьезным занятием, за компанию пошла с подругой на конкурс вокалистов, попалась на глаза Заходнику, от нечего делать стала у него заниматься, а в 16 лет уже поехала с рок-ансамблем на гастроли по СССР. Но нам быстро обрезали крылья.
— Каким образом?
— Мы попали в аварию, где участвовала милиция. Была перестрелка. Наш ансамбль тут же распался. Двое ребят сели в тюрьму. Трое, которых милиция прострелила, взяли за это взятки и уехали жить в Израиль.
— А вы?
— А я осталась там, где все это произошло, — в Аджарии. Прожила там полгода фактически на улице. У меня забрали паспорт. Я находилась под подпиской о невыезде. А поскольку была тогда еще полна романтики и возвышенных представлений о честном слове и дружбе, которую нельзя предать, то никому об этом не рассказывала. Даже родителям.
— Ничего себе рок-н-ролльная юность!
— Да, меня приютила одна семья. Я у них жила какое-то время.
— А что же вы говорили родителям?
— А я ничего не объясняла. Была из тяжелых детей. В смысле, родителям со мной приходилось нелегко. Сказала им, что уезжаю, и все. Если бы не отпустили, убежала бы. Но мне всегда везло на хороших людей. Я уже сказала, что меня приютили. Это были цыганка и ее муж-поэт. Они меня опекали. Научили пить чай, который я до этого не любила. Есть сыр. Очень хорошие были люди. А потом нашлись еще знающие люди, которые сказали мне: быстро уезжай отсюда домой. И я уехала. Я не жалею о том, что произошло тогда. Этот период научил меня не только любить сыр и чай. Я стала еще более самостоятельной. Во мне появился тот стержень, о котором мы уже сегодня говорили. Я очень рано узнала, что такое предательство, глупость, научилась сама принимать решения.
«Отправляясь на гастроли, я обычно была влюблена в одного музыканта, а возвращаясь — уже в другого»
— Лайма, раз уж речь зашла о вашем становлении как личности, сколько вам было, когда вы влюбились в первый раз?
— Уже и не помню, так часто влюблялась. Отправляясь на гастроли с рижским оркестром, я обычно была влюблена в одного музыканта, а когда возвращалась, то уже вздыхала по другому музыканту, потому что первый меня разочаровал.
— Слушайте, с какой неожиданной стороны вы сейчас раскрылись. Не обижайтесь, но вы больше похожи на Снежную Королеву, на тех, кто поет о любви со скальпелем в руках, то есть расчетливо.
— Ну это когда нет темперамента.
— А у вас он, судя по всему, есть. Только непростой человек может влюбиться в музыканта!
— Да еще каждый день — в нового!
— Давайте расстанемся с вашей бурной юностью и обратимся к периоду, когда вы уже были известны всей стране. Каждый ваш номер, а это был именно номер, потому что он сопровождался какими-то танцами, также не похожими на то, что предлагали другие на эстраде, становился очередным ударом по низкопробной эстетике…
— Стойте, стойте. Никаких ударов я не наносила, никакой борьбы ни с кем не вела.
— Да ладно!
— Серьезно. Я делала то, что считала нужным. Никакой высокой миссии у меня не было, я не стремилась попасть во что бы то ни стало на экран. Да вот вам пример. Как сейчас помню, был такой Володя Давыденко на Центральном телевидении. Он позвонил мне и говорит: «Знаете, мы хотим вас поставить в новогодний «Голубой огонек». Вы же понимаете, что это тогда означало для певца?! Он называет день записи, а у меня на это время как раз была назначена репетиция. Мною назначена для моего коллектива. И я отказалась.
— От «Огонька»?
— Да. Они, наверное, обалдели. А мне эта съемка была неинтересна. Для меня куда важнее была встреча с моими музыкантами и танцорами.
— Господи, Лайма, неужели вы не понимали, что эта съемка важна для вашего коллектива? Это предложение было словно облигация трехпроцентного займа!
— Нет, меня тогда это не интересовало.
— А ваших танцоров и музыкантов? Они же полностью от вас зависели! Тогда ответьте на прямой вопрос: насколько для вас важны деньги?
— Для меня вопрос денег никогда не стоял. Они у меня все время были.
— Это как?
— Я никогда не зависела от родителей. Работать начала рано. Была самостоятельна.
— А от денег вы испытывали зависимость?
— Да, когда их не стало! Знаю-знаю, только что сказала, что у меня такой проблемы не было. Один раз это все же произошло. Я не тот человек, который копит деньги. И вот я на полгода примерно осталась без работы. Мы ушли из ночного бара, где долго выступали, а на новое место устроиться было нелегко. Нас долго проверяли соответствующие органы.
— Почему? Что это было за место?
— Гостиница «Интурист». И я, и весь мой коллектив остались без работы на время проверки.
— И как же вы выкручивались?
— Нормально. Дома покормят. Деньги на трамвай мама даст. Все в порядке. Знаете, человек страдает по тому, чего ему не хватает. Не помню, чтобы я когда-нибудь страдала по поводу денег.
— А чего больше всего не хватает сейчас в вашем доме?
— Тех, кто ушел. Друзей, моего папы. Еще моих собак, которых не стало.
— А в материальном смысле?
— А в материальном плане у меня все в порядке.
— Расскажите о своих родителях, судя по вашим воспоминаниям, это необычные люди.
— Что вы! Они из деревни. Моя мама с 16 лет работала в магазине, — продолжает Лайма Вайкуле. — Ее родители были обычными крестьянами. Да, папа мой работал председателем колхоза. Они с мамой поженились. И я родилась тоже в деревне. Отсюда у меня такой замечательный цвет кожи! Деревенщина… (Смеется.)
— Лайма, позвольте затронуть такую деликатную тему… Не раз приходилось слышать, что эстонцы, латыши, литовцы, которые становились популярны в СССР, в своих республиках большой любовью не пользовались. Говорили, что они продались Советам. Вам приходилось сталкиваться с подобным отношением?
— Конечно. В латышских газетах обычно писали: «Российская певица Лайма». А здесь меня все время представляли: «Наша гостья из Латвии!» Короче, своя среди чужих, чужая среди своих. Но на самом деле, виноваты в этом политики. Они так себе зарабатывают ордена и посты. У простых людей такой проблемы нет.
— Хорошо, а вы считаете себя патриоткой? И если да, то патриоткой чего — СССР, Латвии, России?
— Я считаю себя суперчеловеком.
— Ладно, назовите тогда три места на планете, где вы всегда чувствуете себя легко, свободно, комфортно?
— Это Латвия, Рига или Юрмала, это Москва. Сейчас очень люблю Киев. Очень нравятся Нью-Йорк и Лос-Анджелес. Обожаю всю Японию.
— Вам карты мира будет мало…
— Да, я объехала почти всю планету. Еще очень люблю Африку, особенно Кению. Это рай на земле, который люди, к великому несчастью, постепенно превращают в ад. Они уничтожают ее удивительную природу своими охотами, мерзкими привычками.
— Дорогая Лайма, уважая вашу позицию, все же позвольте отметить, что разрешение на охоту в Кении приносит этой стране деньги, которые позволяют затем увеличить и сохранить поголовье редких животных, например, черных носорогов.
— Охота на животных позволяет их спасти? Вы с ума сошли! Человек, который убивает животных ради забавы — это злодей, преступник! Человек не имеет права охотиться! Преступлением является не только охота, но и зоопарки, цирк с животными. Вам бы понравилось сидеть в клетке? И пусть за это платят деньги, на которые вас будут хорошо в ней содержать!
— Вот теперь вы похожи на Брижит Бардо!
— Сравнивайте с кем хотите. Неужели непонятно, что человек, убивший животное, перешел определенную черту?
— Вы вегетарианка?
— Да. Я отказалась от мяса, когда впервые узнала, что мясо — это не просто то, что ты покупаешь в магазине или на рынке. Что это было совсем недавно коровой, бараном, свиньей. И было совершено убийство. С детства помню эти душераздирающие крики, именно крики, когда в деревне резали свиней!
— Но ведь вы же держите дома собак! Значит, вы их тоже используете. Вы лишили их свободы. Кто у вас сейчас, английские бульдоги?
— Нет. Они уже умерли. У меня было их три. А сейчас французский бульдог. Знаете, как я его взяла? Это совершенно не входило в мои планы. Английских я возила в Германию к одному очень хорошему ветеринару. И когда стало ясно, что они скоро уйдут, сказала этому врачу, что хочу взять собаку из приюта. Он ответил: «Лайма, можешь взять любую, только не бери французского бульдога». Это из-за особенностей носа у этой породы. Они часто болеют. Конечно, случилось так, что мне привели именно французского бульдога. Когда я увидела эту собаку, то поняла, что не допущу, чтобы она попала в плохие руки. Потому что ненадлежащий уход погубит ее.
— Ох, Лайма, с вами мужчинам тяжело приходится! Вам говоришь нельзя, а вы тут же делаете наоборот.
— А вам как нравится?
— Да хотя бы как Настенька в «Морозко». «Тепло ли тебе, Настенька?» — «Тепло, батюшка!» Вот какую нам подавай. А так серьезная дама будет нами руководить! Нет.
— Почему же руководить? Она будет сама по себе.
— Здрасте еще раз! Кому же это нужно? Простите, но вы себя ведете, как женщина, которая надевает мужской костюм, что вы, кстати, часто и делаете. Ею можно восхищаться и восторгаться, и даже влюбляться в нее. Но что мужчине делать с ней после хорошего ужина в ресторане?
— Сумасшедший секс!
— Вы хотите об этом поговорить?
— Нет, так, ляпнула.
— Ладно, от этого вопроса ушли. А как вы относитесь к понятию «секс- символ»?
— Отвратительно. Что это за звание такое? Для каждого он свой.
— Тогда назовите свой.
— Не хочу.
— Что, Брэд Питт вам не нравится?
— Он классный, но он не секс-символ. Для меня это должен быть человек, у которого на лице, в глазах есть какой-то порок. Или лучше сказать, какой-то чертик в глазах. Челентано, Аль Пачино.
— Скажите, вам в вашей карьере пришлось отказаться от чего-то, что обычно входит в понятие «женское счастье»?
— Сцена вообще заставляет тебя отказаться от всего, что понимается обычно под «женским счастьем». Как правило у тех, кто на сцене, всегда слабая семья, проблемы с детьми. Они не успевают видеть, как их родители старятся. Даже собаку свою они не успевают выдрессировать.
— Кстати, а кто сейчас, пока мы беседуем, с вашим бульдогом?
— Мама, сестра, Андрей…
— Андрей — это ваш муж?
— Я не замужем.
— Ну хорошо, бойфренд. В течение скольких лет?
— Уже многих лет. В личной жизни мне повезло гораздо больше, чем многим женщинам…
Подготовила Наталия ТЕРЕХ, «ФАКТЫ»
1557Читайте нас в Facebook
